Страница 31 из 64
Боже, как у меня болела голова.
- Потому что вы есть, - произнесла я за неимением других аргументов и снова закрыла глаза, желая всем своим видом показать: если не хочешь оказать мне первую помощь, хотя бы оставь в покое, и без твоих нотаций плохо. Несколько секунд стояла тишина - наверное, он смотрел на меня и удивлялся, как можно было напиться в такие дрова, чтобы наутро напоминать нечто аморфное и неподвижное, разве что слабо пульсирующее от боли. Я сама удивилась бы, если честно, если б были силы.
Дверь комнаты захлопнулась.
- Ну и пожалуйста, - пробормотала я еле слышно и, отвернувшись к стенке, вновь смежила веки. Но боль была сильнее подкатывающей дремоты и сносила ее начисто, как бурный речной поток хлипкую плотину. Счет времени я потеряла, поэтому не знаю, сколько лежала так неподвижно, проклиная себя и весь мир заодно. Правильно мне Амалия говорила что-то про несовершенство мира… если, конечно, я ее и впрямь встретила, а мне приснилось это все по пьяни. Питер, конечно, большая деревня, но не настолько же.
Я не успела как следует углубиться в воспоминания о том, что было вчера, чтобы хоть как-то спастись от своего гнетущего состояния, как вдруг дверь комнаты опять распахнулась. Я даже головы не повернула, настолько мне было плевать.
- Что вам еще? - спросила я сипло, зарываясь носом в подушку. Наверное, впервые за все время нашего с Павлом сосуществования я была настолько близка к тому, чтобы начать его искренне ненавидеть.
Спустя секунду я необычайно ясно осознала, что от ненависти до любви один шаг. Потому что мой квартирант достаточно бесцеремонно, хоть и мягко развернул меня за плечо и протянул открытую, восхитительно запотевшую бутылку “Оттингера”.
- Не может быть, - выпалила я, хватая бутылку, будто боясь, что он передумает и заберет. - Вы решили меня спасти?
- Только пообещайте мне, что не будете больше так напиваться.
- Не буду, - ответила я совершенно честно: в тот момент даже мысль о том, чтобы еще раз притронуться к чертовой клюквенной настойке, лишь подняла у меня внутри очередную волну тошноты. Я принялась хлестать пиво огромными глотками и, разумеется, почти тут же поперхнулась от ударивших в нос газов.
- Можете не торопиться, - заметил Павел, почему-то не торопящийся покидать комнату. - Я не собираюсь ее отнимать.
Я только булькнула в ответ что-то невразумительное и продолжила жадно пить. А он все не уходил, терпеливо ждал, пока я опустошу бутылку и буду в состоянии хоть как-то поддерживать разговор. Пелена, заволокшая сознание и помутившая все эмоции, немного разогналась, и я ощутила нечто, похожее на настороженность. Словно меня спалили за чем-то постыдным. Я попыталась припомнить, что такого, с точки зрения Павла, могла натворить за последнее время, но ничего, как назло, на ум не шло. Разве что Косяк немного погрыз только что отпечатанные фотки, но в этом, если разобраться, моей вины нет. Поэтому я совершенно спокойно допила пиво, поставила бутылку на пол и, кое-как приняв сидячее положение, более-менее осмысленно воззрилась на своего спасителя.
- Спасибо. Я, если честно, не ожидала, что вы пойдете…
- Я никуда не ходил, - ответил Павел. - Молодой человек из компании, расположившейся этажом ниже, согласился исполнить это за меня.
Я чуть не свалилась с дивана. Наш дом давно уже терроризирует какая-то гопота, оставляющая на лестничных пролетах тонны пустых бутылок и шелухи от семечек, бодро посылающая в известном направлении всех, кто осмеливается сделать им замечание, и каким-то непостижимым образом всегда умудряющаяся смыться до приезда милиции. Да как Павел делает это, черт возьми? Сначала сосед с дабстепом, теперь они…
- Весьма неряшливые молодые люди, - уточнил он ничего не выражающим тоном. - Но они дали обещание, что избавятся от следов своего пребывания, и я позволил им остаться.
Я решила ничему не удивляться. В отношении моего квартиранта это бесполезно.
- Вы… - я не договорила, потому что других слов, кроме “охуенны”, у меня не было, а материться при Павле я не рисковала. На него мое восхищение никакого впечатления не произвело: он скользнул по мне безучастно-изучающим взглядом, как оценщик по редкой скульптуре, и вдруг спросил:
- Я могу попросить вас об ответной услуге?
Я, признаться, немного озадачилась. За прошедшие три недели я оказала ему миллион и одну услугу, если говорить, положа руку на сердце, но он, хоть и благодарил, явно воспринимал все это как само собой разумеющееся. И никогда ни о чем специально не просил. Спрашивал - да, но не просил. Я попыталась прикинуть, что могло прийти ему в голову, но быстро поняла, что это бесполезно, и решила уточнить прямо:
- Конечно, а… о какой?
Лицо его на секунду исказилось, будто он хотел сказать совсем не то, что произнес в итоге:
- Побыть моделью.
- Моделью? - у меня глаза на лоб полезли. - Какой моделью?
- Для моих фотографий, - заявил он. - Я решил запечатлеть вас в образе девяти муз.
Не нужно было быть профессором логики, чтобы понять, к чему он клонит. Я подавленно замолчала, неожиданно живо и во всех подробностях представив себе, чем кончится эта фотосессия. Представила - и ничего не ощутила, ни неприятия, ни желания, ничего. Только одна, весьма здравая мысль неожиданно объявилась в моей голове: “Все давно к этому шло”.
- Вы ведь не откажете мне в столь незначительной прихоти, - проговорил Павел с еле заметным нажимом. Я внутренне содрогнулась. Откажешь ему, как же.
- Конечно, нет. Как пожелаете.
Он, явно довольный моей покладистостью, заулыбался.
- Тогда… в семь часов вечера.
- Отлично, в семь, - ответила я, и он наконец-то вышел. Я снова упала на подушку и попыталась вытащить из сознания хоть одну мысль, чтобы как-то обдумать все произошедшее за последние сутки. Но в моей несчастной голове осталась лишь одна, давящая, как и любая абсолютная истина: “Все давно к этому шло”.
Мне не пришлось даже заставлять себя не думать о предстоящем вечере - он воспринимался как нечто абсолютно логичное, нечто вроде операции, без которой никуда. Муки совести меня тоже не мучили: в конце концов, Андрея я недвусмысленно отправила куда подальше, я свободная девушка, могу ложиться в постель с кем хочу. Тем более, чем черт не шутит, вдруг мне даже понравится?
Совершенно успокоившись от последней мысли, я еще немного повалялась, сходила в душ, посидела немного за компом, удалила все сообщения от Андрея, не читая их, и, немного подумав, закинула его в черный список. Слез больше не было, даже обида на него куда-то испарилась, и мысль о том, что я его больше не увижу, отчего-то не вызывала никакого расстройства. Я даже подумала, что зря устроила истерику на вписке и заставила беспокоиться Анжелу - лучше было бы спокойно объяснить Андрею, в чем он не прав, сказать, что мы расстаемся, и пойти пить дальше. А давать пощечину, только если бы он совсем не отставал. Так, конечно, было бы гораздо лучше, но кому и когда все стоящие идеи приходили в голову вовремя? Сообразить в подходящий момент, как лучше себя повести, никогда не было моим коньком, что тут говорить.
Анжеле я набрала смс с извинениями, но она не торопилась отвечать. Прождав немного, я уже хотела было ей звонить, но, как оказалось, запоздало, ибо телефон завибрировал сам, не догадаясь, пока я к нему прикоснусь. Это был перезаведенный мною будильник: пробило 19:00.
- Ну, погнали, - вздохнула я, закрывая ноутбук. Оставалось уточнить еще одну маленькую деталь, и я направилась в кухню.
Павел заканчивал бутерброд с маслом, когда я возникла на пороге, и заметил:
- По моим часам еще три минуты.
- Так я спросить хотела, - я нервно откинула лезущие в глаза волосы за спину, - мне сразу раздеваться или нет?
Кажется, он только чудом не подавился куском хлеба.
- Простите, что?
- Мне самой раздеться? - уточнила я уже напрямую. Он посмотрел на меня так, будто впервые в жизни увидел.