Горе победителям

- Господин Одельхард.

Бертран обернулся. Перед ним стоял приземистый, скромно одетый человек, в котором лишь самый зоркий глаз мог бы распознать полицейского - наверное, появляется со временем что-то в манере держаться у этой породы людей, что не спрячешь за вежливой улыбкой и штатской одеждой.

- Чем могу быть полезен? - спросил Бертран, едва взглянув на него. Незнакомец вытащил из кармана удостоверение, но сразу, поняв, что Бертран не проявляет к нему интереса, убрал его назад.

- Детектив Браун. Могу я задать вам несколько вопросов?

- Нет, - ответил Бертран, продолжая высматривать Катарину среди людей, что спускались по широкой, отделанной гранитом лестнице к выходу.

- Господин Одельхард, - сказал детектив чуть настойчивее, - в ваших же интересах…

Может быть, Бертран уделил ему чуть больше времени, если бы не увидел наконец на лестнице фигуру Като - мысли его тут же пустились вскачь, будто спугнутые громким звуком, и Бертран резко спросил:

- У вас есть официальное предписание, детектив? Что-то, что может меня заставить?

- Пока что нет, - отозвался полицейский с сожалением. - Но когда мы откроем дело…

- …вы сможете вызвать меня сюда согласно принятым процедурам, и я обязательно приду в сопровождении своего адвоката, - пообещал ему Бертран, делая шаг навстречу Катарине, которая все еще не заметила его, занятая подписанием бумаги, что подсунул ей сержант-мухоловка. В зубах она зажала сигарету, дым от которой облаком распространялся вокруг нее; Бертран слышал, как сержант говорит ей:

- Здесь не разрешено курить.

Катарина улыбнулась ему.

- Выпиши штраф, милый. Вышли на мой адрес. Я заплачу.

Он пару раз хлопнул глазами и остался сидеть на месте. Вернув ему бумагу, Като повернулась к дверям - и только тут на глаза ей попался Бертран.

- Берти! - воскликнула она, просияв, так что можно было решить, что она действительно рада его видеть. - Это ты! Боже мой!

Она подбежала к нему, коснулась его щеки своей в приветственном поцелуе - для этого ей пришлось наклониться, ведь она, в отличие от Бертрана, могла компенсировать небольшой рост высотой своего каблука. Бертран коротко обнял ее, как того требовали приличия, чувствуя, как замедляется и застывает человеческое движение вокруг них - всем не терпелось посмотреть на трогательное воссоединение, вот только Бертран был совсем не в том настроении, чтобы брать на себя роль циркового кривляки.

- Ты приехал за мной! - щебетала Катарина, пока он, схватив ее за руку, торопился увести ее прочь. - Так мило с твоей стороны! Я ведь даже ничего не успела - меня встретили прямо на паспортном контроле…

Самым сложным было преодолеть несколько метров, ведущих от управления к машине. Стрекот фотоаппаратов зачастил настолько, что слился в непрерывный, в мозг вгрызающийся звук; глупо и бесполезно силясь закрыться от объективов хотя бы ладонью, Бертран пропустил Катарину на заднее сиденье, а затем и сам шмыгнул в салон, будто в бомбоубежище.

- Едем.

Шоферу не нужно было повторять дважды: машина сорвалась с места, едва не проехав кому-то из фотографов по ногам (тот еле отскочил в сторону, хотя если бы не успел - Бертран не пожалел бы об этом). Управление осталось далеко за их спинами; чувствуя себя так, словно только что улизнул от погони, Бертран откинулся на сиденье, провел по лицу ладонью.

- Вот твари, - сказала Катарина своим обычным голосом, раскрывая портсигар и извлекая из него еще одну сигарету. - Надеялись, что я расколюсь.

- Какая самонадеянность, - проговорил Бертран.

- Я об этом и говорю, - отозвалась Катарина и несколько раз подряд щелкнула зажигалкой, но, судя по ее глухой ругани, так и не сумела высечь искру. - Да чтоб ее, все время забываю заправить… есть тут у тебя?..

Бертран не успел предложить ей свою - запустив руку в карман автомобильной двери, Катарина извлекла оттуда кое-что маленькое, белое, что было принято ей за зажигалку по ошибке, а на самом деле представляло из себя флакон с мятным освежителем для рта, который Бертран оставил в машине несколько недель назад и до сих пор не удосуживался забрать.

- Ого, - Катарина повертела флакон в руках, будто перед ней был сувенир с другой планеты, - что это, Берти? У тебя кто-то появился?

- С чего ты ре… - начал Бертран возмущенно, но осекся, услышав, что его голос звучит так же фальшиво, как вконец расстроенный инструмент. Катарина звонко хохотнула. Бертран заметил, что на ее лице появились морщины - как Като ни стремилась прятать их, они выдавали себя всякий раз, когда она улыбалась.

- Та девочка, с которой тебя видели на Кеа? Мне прожужжали о ней все уши! Скажи спасибо, что мои друзья не очень болтливы в том, что касается прессы… но боже мой, Берти, сколько ей лет?

“Зачем я только приехал”, - подумал он одновременно с тоской и злостью. Но отступать было поздно.

- Она совершеннолетняя.

- Спасибо и на этом, - Катарина не переставала ухмыляться, и Бертран вспомнил, за что когда-то начал ее ненавидеть. - А… она всегда ходит с таким цветом волос или только по большим праздникам? Знаешь, если вдруг…

- Като, - сказал Бертран, обрывая ее, - у меня сегодня не очень много времени на разговоры. Ты не думаешь, что у нас есть более животрепещущие темы для обсуждения?

Катарина замерла на секунду с открытым ртом. Кажется, такого резкого ответа она от него не ожидала.

- Как хочешь, - произнесла она, возвращая ему флакон; Бертран спрятал его в карман, будто тот был уликой. - Просто хотела, знаешь ли, поддержать ни к чему не обязывающую беседу. Но если ты так уж хочешь поговорить о делах - поехали туда, где нас не будут слушать. В “Золотом фазане” все такие же чудесные отбивные?

Отбивные оставили ее полностью довольной, как и поданное к ним вино; после пары бокалов Като несколько разомлела, закинула ногу на ногу - Бертран невольно задержался взглядом на полосе солнечного света, пролегшей от ее острого колена до тонкой, упакованной в изящную туфлю щиколотки, - посмотрела на Бертрана, будто ждала от него чего-то - а, вернее, ей было чего от него ждать.

- Итак? Какие мысли?

Бертран ответил ей мрачным буравящим взглядом. Подозрения, с которыми он столкнулся днем, все еще не оставляли его - хотя теперь, когда он увидел Катарину, ее лицо, ее глаза, над насмешливым выражением которых будто не имели власти прошедшие годы, эти подозрения стремительно, хоть и совершенно беспричинно таяли.

- Берти, - Катарина чуть приподнялась на стуле, прижала к груди ладонь, будто Бертран только что толкнул ее, - только не говори, что в своем воображении решил свалить все на меня. К чему мне это?

- Кто еще мог знать? - спросил Бертран, надеясь, что она не увидит, как ему неловко. - Эти бумаги с моими подписями, которые оказались в “Пчеле”… кто мог их достать? Могла ты. Мог твой отец.

- Отец? Берти, перестань! Зачем ему это?

- Ему лучше знать, - процедил Бертран, - может быть, он решил, что я ему больше не нужен и лучше будет от меня избавиться.

Катарина замахала руками, будто отказываясь верить, что Бертран мог сказать нечто подобное.

- Какая чушь, Берти! Невероятная чушь. Отец тебя всегда очень ценил. Даже любил… по-своему, хотя со стороны, я согласна, это довольно сложно понять.

Бертран позволил себе скептическую усмешку. Последний раз он видел Аллегри несколько лет назад, вскоре после избрания Фейерхете - разговор получился прохладным, и Бертран был только рад поскорее его закончить. Аллегри ни в чем его не упрекал, но ему никогда не нужно было делать это, чтобы заставить Бертрана ощущать себя школьником, плохо выучившим урок, или, того хуже - марионеткой, чье единственное возможное предназначение состоит в том, чтобы, повинуясь чужому движению, послушно и в заданном ритме дергать руками и головой. Одним своим присутствием Аллегри душил его, лишал собственной воли, превращал в болванчика, способного только кивать в сопровождение чужих слов - и поэтому Бертран поторопился уйти, сославшись на дела в министерстве. Что подумал тогда Аллегри, увидев его побег? Не решил ли, что куклу, вышедшую из-под контроля, пора отправлять на свалку?