Горе победителям

15:46 Официально: Бертран Одельхард назначен главой Министерства труда

Правительство не стало тянуть с объявлением имени того, кто сменит на посту Фредерика Бергманна, скоропостижно скончавшегося в ночь на 10 января от обширного инфаркта. Премьер-министр Патрис Альверн объявил о назначении после утреннего совещания кабинета.

«Господин Одельхард — человек, которому можно доверять, — добавил он в интервью с нашим корреспондентом. — Никто из нас не сомневался в том, что предложить это место ему — лучшее из возможных решений».

Комментариев от новоиспеченного министра получить пока не удалось. Известно, что до сих пор он не занимал значимых правительственных постов. Его политическая карьера началась в 2004 году, когда он оставил пост директора в «Банке Аллегри» и баллотировался в депутаты нижней палаты парламента; в 2010 он активно участвовал в организации предвыборной кампании Алеиза Фейерхете, тогда еще кандидата в президенты от «Свободной Бакардии», и после нее получил должность в партийном казначействе под руководством Бергманна. После того, как Фейерхете в 2014 был избран, Бергманн получил пост министра труда, и Одельхард числился его первым заместителем. Его имя называют среди соавторов «Закона Бергманна», принятие которого в ноябре 2015 вызвало волну протестов в столице и других крупных городах Бакардии; глава партии «Бакардийское трудовое сопротивление» Идельфина Мейрхельд, призывавшая к массовой забастовке, уже высказалась о назначении Одельхарда в своем Twitter: «Хоть монархию и отменили сто лет назад, но династическая преемственность работает как надо… чем будет отличаться один наш министр от другого? Скажу вам прямо: только тем, что тот был волосат, а этот — лыс!». Многие эксперты также сходятся во мнении, что Одельхард будет продолжать курс, взятый его предшественником… <>

***

Получив в полное свое распоряжение кабинет на третьем этаже министерства, Бертран начал с того, что избавился от двух вещей, которые уже год приводили его в состояние крайнего раздражения. Первой была репродукция в золоченой раме, чудовищно пошлая, долженствующая изображать то ли нимфу, то ли кого-то из античных богинь, но смотревшаяся в лучшем случае как рекламный постер к фильму сомнительного содержания; Фредерику, несомненно, доставляло удовольствие такое соседство, но Бертран, едва зайдя в кабинет, непреклонно велел секретарю найти и отрядить кого-нибудь, кто убрал бы дородную, призывно изогнувшуюся нимфу подальше с его глаз. От второй вещи он не без удовлетворения избавился собственноручно: то был маятник Ньютона на металлической подставке, который Фредерик принимался приводить в действие каждый раз, когда Бертран заходил к нему с докладом или отчетом. Приходилось говорить под сопровождение из перестукивания чертовых металлических шариков, и всякий раз Бертрану начинало казаться, что стучат они, отдаваясь звонким оглушающим эхом, прямо у него в черепе. Теперь он злорадно отправил маятник в мусорное ведро и, понемногу начиная ощущать себя полновластным хозяином министерского кабинета, опустился в кресло, попытался упорядочить хотя бы мысленно дела, что обступили его со всех сторон и немедленно требовали его внимания.

Дверь кабинета приоткрылась, и внутрь заглянул Микаэль.

— Берти? Ничего, что я без доклада?

Бертран только махнул рукой:

— Прекрати. Будешь расшаркиваться, когда меня изберут в президенты.

— Может, не так уж много мне времени осталось? — весело спросил Микаэль, закрывая за собой дверь и подходя к столу. — Надо использовать его как следует. Как ты тут, обживаешься?

— Как видишь. Пока все еще… — Бертран замялся, задумавшись, какими словами лучше описать его теперешнее состояние, — сложно привыкнуть. Все-таки, никто этого не ожидал.

— Врачи тоже. Я только что с ними говорил. Сказали, Фредерик, хоть и ни в чем себе не отказывал, здоров был как бык. Перед Рождеством сдавал кардиограмму, еще какие-то анализы — идеально! И тут инфаркт…

Бертран нахмурился.

— Думаешь, что-то нечисто?

— В том-то и дело, что нет. Ты же понимаешь, ко мне тоже пришла эта мысль, и врачей я потряс как следует, но они ни в какую: инфаркт, и все. Никаких следов… чьего-то вмешательства. Совершенно естественный процесс.

Его слова Бертран нашел заслуживающими доверия — да и ему самому, если честно, собственное предположение стало казаться смехотворным сразу после того, как он поторопился высказать его вслух. О том, что Фредерик вел никогда не отказывал себе ни в женщинах, ни в выпивке, ни в прочих развлечениях весьма определенного толка, было давно известно не только в политических кругах, но и за их пределами — детали той или иной безумной вечеринки, в которой глава министерства принял самое деятельное участие, то и дело попадали на страницы газет или набирали сотни тысяч просмотров на Youtube, и для всех, начиная от пресс-секретарей и заканчивая самим Бертраном, наступала пора хвататься за головы. Самому же Фредерику было чудовищно все равно, что говорят о нем; после очередного скандала он затихал ненадолго лишь для виду, а потом с неиссякающим пылом пускался в очередной безумный загул. Едва бы ему простили это, не будь он другом Алеиза еще со студенческих времен, но на деле его положение было непоколебимым, и Бертран мужался про себя, готовясь терпеть его выходки вплоть до истечения президентского мандата, и поэтому — ему даже не особенно стыдно было себе в этом признаться, — узнав о случившемся, испытал только робкое, вялое облегчение. Конечно, Фредерик сам довел себя до могильной плиты: вполне вероятно, что переборщил со стимулирующими веществами, до которых он всегда был большой охотник…

— Мир его памяти, — подытожил Бертран, больше всего на свете желая закрыть тему и не возвращаться к ней, но в наследство ему досталось слишком много вопросов и проблем, которые нельзя было просто так спустить на тормозах. — Теперь нам нужно… разгрести здесь все. Произвести небольшую ревизию расходов и трат.

Микаэль поморщился, будто застигнутый врасплох приступом зубной боли.

— Ты себе представляешь…

— Представляю, — твердо оборвал его Бертран, — но я — не Фредерик, никто не будет позволять мне то, что сходило с рук ему. Я прекрасно знаю, что он часто злоупотреблял своим положением, и от следов этих злоупотреблений необходимо немедленно избавиться.

Сдаваясь, Микаэль коротко кивнул.

— Если хочешь, у меня есть пара надежных аудиторов…

— Нет. Никаких людей со стороны. Пусть ты уверен, что они будут держать язык за зубами, но журналисты сейчас наготове, все ждут жареного, и я не хочу собственноручно сервировать им еще и десерт. Нам придется заняться этим самостоятельно — отряди на это дело пару своих помощников… я лично возьму на себя часть этой работы. Чем раньше, тем лучше нам будет покончить с ней.

Бертран вздохнул, показывая, что не меньше Микаэля удурчен перспективой утонуть в фиктивных сделках, подделанных счетах и любовницах на несуществующих, но щедро оплачиваемых должностях. Он не считал себя святым — да и не являлся им, конечно же, — но то, что творил Фредерик, иногда выходило за любые грани здравого смысла; если бы хоть малая часть из этого просочилась в прессу…

— Значит, — усмехнулся Микаэль, — будем заметать чужие следы?

— Именно так, — ответил Бертран серьезно. — У меня сейчас встреча с Патрисом, но потом я вернусь и займусь этим. Возьму на себя… — он сам не верил, что способен на столь самоотреченческий жест, — личные расходы. На транспорт, охрану, прочие мелочи… ты проверь остальное. Все должно быть готово к четвергу.

— Так точно, шеф, — сказал Микаэль с легкой насмешкой, но Бертран далек был от того, чтобы испытывать возмущение по этому поводу: в конце концов, еще недавно они были на равных, оба числились заместителями Фредерика, пока невидимая, но неумолимая сила (можно сказать — рок, но на деле все проще — Патрисова воля) не выбрала Бертрана, чтобы подхватить его и вознести наверх, в этот кабинет, где он, как ни сохранял внешнее спокойствие, все еще чувствовал себя захватчиком.