Страница 34 из 46
Они как сальванские хибении, только не родились такими, а стали ради искупления. Мусорщики — духи преступников, что раскаялись в своих преступлениях и получили местечко в Сальване… но самое грязное и темное местечко.
Не им жаловаться, впрочем, это и так больше, чем они заслуживают.
Но Монго-то не Мусорщик! Он вообще не дух! Провожая взглядом гордячку-алайсиагу, он расчесывал гриву очередному коню и все сильнее злился.
Какой-то глупостью он занимается. Какую-то глупость ему поручили. С этим справится самый тупой сим в Симардаре, а назначили его, Познавшего Пустоту.
Монго сунул руку в Хаос, достал банан и ожесточенно его слопал. Достал ведро воды — и наполнил коню поилку. Крутанул клюкой Цидзуя, обернул ее шваброй, взмахнул — и с нее полилась чистота. В мгновение ока все вокруг заблестело и засверкало.
Вот как легко это делается. А богам должно быть еще легче — на то они и боги. Наверняка могут просто повелеть — и конюшни никогда больше не испачкаются.
Или не могут? Может, у них тут какой-то свой, божественный мусор?
Ведь что такое пыль в доме? Это большей частью отмершие частицы кожи. Какие частицы кожи могут отмирать у богов и небожителей?
Может, вот эта светящаяся пыль — это что-то ценное?
Монго обмахнул метелкой кобылу самой Венаты и воззрился на будто искорки, мерцающие в совке. Что это — кожная пыль богини?..
— А-ха-ха, у меня кожная пыль богини! — захохотал сим, подпрыгивая с совком. — Хотя на кир она мне не нужна, выкину ее…
Да, рутинная работа все больше его раздражала.
Поразмыслив как следует, Монго решил, что боги наверняка могут устроить так, чтобы все происходило само собой, чудесным образом. Но чем тогда, спрашивается, будут заниматься все эти толпы их прихлебателей? Все эти светлые духи, которым положено вечное блаженство. Они же не могут просто целыми днями сидеть и мыслить о вечном, пуская слюну из уголка рта. У них должны быть какие-то занятия.
Хотя бы чистить коней скребницей.
А что если это касается не только светлых духов? Вот те же простые смертные. Монго прекрасно помнил, как в начале своего правления раздал приближенным горы золота — и как потом о том пожалел. Многим симам не пошло на пользу внезапное богатство. Одни просто превратились в ленивых бездельников, другие утонули в излишествах и роскоши, третьим оказалось мало и они просили еще и еще…
Монго взобрался на крышу конюшни, уселся со скрещенными руками и стал разглядывать дворцы на облацах. Они все такие роскошные. В Сальване золото и самоцветы ничего не стоят. Богатство есть у всех… а значит, никакое это не богатство.
Монго почувствовал, что вот-вот ухватит важную мысль. Она маячила перед внутренним взором, дразнила, но ухватить ее никак не удавалось. Словно какой-то всполох на границе зрения — только скрестишь глаза, а его и нет.
Почти ухватил… но в последний момент отвлекся. Увидел вдали скачущих эйнхериев, этих воителей Сальвана. Они возвращались с очередной вольной охоты, лихой скачки по другим небесам. Под копытами коней вспухали облацы, они мчались по воздуху, как по земной тверди.
Процессия исчезла в Оргримусе, обители павших воинов. Эйнхерии жили по соседству с алайсиагами и частенько с оными пересекались… что иногда приводило к безобразным сварам. Насколько не любили друг друга бог Энзирис и богиня Вената, настолько же не любили друг друга и их свитские.
И эти моменты Монго несказанно радовали. Он всегда садился где-нибудь на крыше и начинал осыпать всех насмешками, подзуживать и хохотать. За это ему иногда доставалось от обеих сторон, но Монго только пуще веселился.
Всерьез его не обижали, конечно. Попробовали бы они!.. А вот друг друга рубили в полную силу, но боли светлые духи не чувствовали, а все раны исчезали уже через сутки.
Но сегодня, кажется, они драться не будут. А всю работу Монго уже закончил. Немного подумав, он сотворил облаце и полетел гулять.
Гулять без облаца в Сальване невозможно. Здесь нет тверди, только бескрайние просторы чистого воздуха. Если не считать золотой стержень Облачной Вершины, да еще Блаженный Океан, который делит его на две половины, да еще остров Грухтахен в самом центре, здесь только облацы, мириады облац.
Ну и еще Ириапонт, двойной радужный обруч, знаменующий границы Сальвана. За ним уже нет ничего и никого, а только бесконечная светящаяся пустота.
Но туда Монго и не собирался. Он в основном носился близ Облачной Вершины, где вся суматоха. Глядел, как живут светлые духи, всем интересовался, совал нос.
Побывал в Зале Пиршеств, где без устали трудились гастроны — эти веселые румяные толстяки, что служат Люгербецу. Погулял по Дому Красоты, таращась на картины и слушая пение муз. Посетил Сады Блаженных, досаждая абхинам, духам великих праведников и подвижников.
А потом он вернулся в конюшни и увидел, что работы столько же, сколько и было. Снова подметать пол, снова чистить стойла и денники, снова таскать воду и сено, снова расчесывать гривы и хвосты.
Монго уселся, скрестив нижние руки, и снова начал размышлять, зачем его поставили на такую должность. Просто занять работой? Нет, не может быть. Приучить к смирению? Но он и так образец смирения. Самое смиренное существо на свете, лучший из лучших в этом, как и во всем остальном.
Значит, это какое-то испытание. Он должен что-то тут понять. Возможно, что-то изменить к лучшему.
Монго задумчиво прошелся вдоль стойл. Кони выглядели какими-то грустными. Стоят день-деньской, ждут, пока за ними явятся алайсиаги. Никто их даже не выгуливает…
— А их точно не надо выгуливать?! — крикнул Монго старшему конюшему.
— Не надо, — отмахнулся тот, засыпая в кормушки толченые пилюли бессмертия.
— Выгуляю, — решил Монго.
Ничего плохого не случится. Лошади рождены, чтобы бегать на свободе. Есть не сено, а сочную луговую траву. Пить струящуюся воду из родников.
Гривы не нужно расчесывать. В них должен играть ветер.
Монго сделал это в один миг. Пробежался вдоль стойл — и все открыл. Громко хлопнул в ладоши — и кони ринулись к выходу, едва не сбив старшего конюшего.