Страница 84 из 88
Стон, протяжный, глухой, еле слышный…
Да это же Катька! Лежит бесформенным кулем, будто поломанная кукла.
Господи, да что же это? Неужели…
Молоко, разлитое бабкой Фросей…
Она ведь так и не вышла его подтереть. Вот Катька на нем, видимо, и поскользнулась.
В глазах от волнения потемнело. Сколько она тут уже?
– Катька, вставай слышишь?! Вставай, говорю.
Стон в ответ и безумное: "Мама, мамочка, не уходи, забери меня с собой… Я с вами поеду…"
Какая к черту мамочка! Как мамочка?
— Эй, Катька! Какая мамочка! Эй, ты, не смей! Не надо!
Ох, что же такое творится! Неужели она там в бессознательном состоянии. Бормочет невесть что и стонет. Что же она стонет-то так!
Дверь нараспашку, на полу ковровая дорожка, прямо до порога, где Катька лежит.
Ну, давай, Люда, иди!
Или не иди и просто дверь закрой. И эта маленькая дрянь сама тут окочурится, а ты и не при чем. Ведь ты этого так хотела?
Затекшие ноги все ещё не слушаются, но ступают на промерзший пол, и тут же икры прошивает судорога. Да так резко, что подкашивает. И теперь уже они с Катькой на равных. Только сама она еще в сознании.
— Катя, дура ты, что ж ты в ночь приперлась. Да Господи, что же это! Черт тебя дёрнул сюда прийти! Свалилась на мою голову! Как же ты так…
— Не могу, больно!
Кажется, Катя пришла в себя. Ползти надо к ней. И разговаривать.
— Катя! Подожди, я сейчас.
Снова поганка стонет, всхлипывает, как маленькая:
— Людмила Григорьевна, не бросайте меня здесь, пожалуйста!
— Да что ты такое говоришь-то! Катя, что случилось?
Голова у нее откинута, какое-то неправильное положение правой руки, вывернутой в плече, а левой она держится за живот, ставший уже таким большим…
— Я к вам попрощаться пришла. И упала. Не удержалась, скользко… Людмила Григорьевна, мне кажется, я руку сломала. — Катька уже не всхлипывает, а почти рыдает в голос. — И спина так сильно болит… Людмила Григорьевна, я умру?
— Типун тебе, дура, на язык. Только дохлой девки мне на пороге не хватало. Вставать нам с тобой надо. И в дом.
— Я не могу, я пробовала встать, но не могу. Больно. И руку, и спину. И у меня как будто бы схватки уже начинаются.
Час от часу не легче. И будь проклят тот момент, когда она, Люда, решила отгородиться от мира. Вот чем ей, к примеру, мешал сотовый телефон? Просто сменила бы номер. Так нет же. Телефон сдала в ломбард. Сим-карту заблокировала. Молодец, Люда. Как теперь помощь вызывать? Ползти по снегу? Ночью? А с Катькой что делать?
— Не придумывай, какие у тебя могут быть схватки. Рано ещё.
— Рано, да. у меня всего ведь тридцать три недели. Тридцать четвертая пошла. А-а-ай!
Да нет, не врет. И правда схватки. Лицо бледное, испарина на лбу. Да она в ночь уже зарожает. Господи, что же теперь им тут вдвоем делать! Разве они справятся?
Закрыла глаза отдышалась. Плакать вдруг захотелось, но нельзя. Достаточно Катькиных слез. А ей нельзя.
— Так, ты мне тут в холоде не рожай. Ребенка-то застудишь. Давай закуси рукав, я тебя поверну на здоровый бок, а потом уж как-нибудь, ползком, Катя, придется нам с тобой до тепла добираться. Я тебя не подниму. Сама-то встану, мне только до таблеток... Встану! Обезболивающее выпью и все. А ты, давай, старайся.
Приходится приноровиться. И до Катьки, до этой гадины, приходится дотронуться. Пальцы судорожно сжимают ее пуховик. Ненавистная Катька, дрянь. Толкнуть ее посильнее, разлеглась ведь, не сдвинуть. Вот ведь тяжеленая, хоть и мелкая. Или сил в руках уже совсем не осталось… А она с криком, диким и отчаянным, делает рывок и действительно, с первого раза, переворачивается на другую сторону. Ревет беспрестанно, скулит, но опирается на локоть и подтягивается повыше к порогу, чтобы лечь на единственную, отделяющую их ступеньку.
Скулили обе.
Людка, вспомнив трехэтажный забористый бабкин Фросин мат, применила его весь от отчаяния. Только возле двери уже смогла подняться, схватившись за обшивку, подтянулась, потом уцепилась за ручку. Дверь в поддержке радостно скрипнула и тут же испуганно притихла, будто опасаясь гнева хозяйки, да поднатужилась, помогая ей встать.
— Лежи, Катька, я сейчас. Быстро. Таблетки только выпью и за тобой вернусь. Вернусь, не реви. Уже теперь что реветь…
Катьку пришлось перетягивать через еще один, высокий, порог. Но она уже в сознании. Истерит, стонет, пытается удержаться в сознании. Молодец. Сильная девочка.
Только впереди еще одна проблема, как снять с нее пуховик? Приходится взять широкий нож и просто распороть его прямо на девчонке. Стянуть остатки набитой синтепоном ткани. А затем все тоже проделать и с тоненьким свитером.
— Вот, Катя, готово. Давай посмотрим, что у тебя с рукой.