Воробышек

У Вениамина холодные пальцы. Он трогал меня ими с явным анатомическим интересом, не с сексуальным. Сам от этого действия не возбуждался ничуть. Мне было холодно и неприятно, надо признаться, однако, изо всех сил я старалась не трястись и даже не вздрагивать, дабы мою реакцию не восприняли за нахлынувшую волну удовольствия.

Идею с имитацией оргазма я отмела сразу! Лучше один раз перетерпеть пытку лаской, чем потом раз за разом изображать из себя страстную штучку. Вениамин, хоть и не занимается обычным сексом – не дурак! Может, он и не видел настоящий женский оргазм, но уж о естественной реакции тела наслышан точно. Глупо врать о своем возбуждении, если ты суха, как пески Сахары.

Благо, эта экзекуция длилась недолго, мужчине надоела моя деревянная, неотзывчивая на его «умелые ласки» плоть, после чего диагноз «фригидность» подтвердился опытным путем.

Однако, Гуся сей факт не расстроил, даже обрадовал. Раз уж секс меня не интересует – то сама природа велела нам быть вместе! Со словами о том, что я была создана для него, Вениамин достал нож-бабочку и с предвкушением в мутных глазах стал готовиться к своему любимому развлечению…

А дальше лучше не вспоминать.

Душ отнял много физических сил, не смотря на подаренный им же прилив моральной бодрости. В глазах на фоне темных пятен порхали белые мушки, в ушах колотился учащенный пульс. Обернувшись полотенцем, я медленно опустилась на пушистый коврик и ждала, пока приступ слабости отступит.

В дверь настойчиво и нервно постучали, и я точно знала, кому снова понадобилась.

- Ева, ты в порядке? – Господи, ну почему он такой милый и заботливый? Ему бы ненавидеть меня, а не переживать, все ли нормально.

- Угу, - сама себя еле услышала.

- Открывай, - приказал Егор суровым голосом.

- Я не одета.

- Что я там не видел?!

О, мой милый котеночек, много чего…

- Если не откроешь сама, я выломаю на хрен эту дверь!

- Егор…

- Ева!

И ведь выломает. Я встала на четвереньки и подползла к выходу, повернула замочек на ручке, и дверь молниеносно распахнулась.

Егор возвышался надо мной, сидящей перед ним на коленях, как раба перед господином. Я ожидала язвительных шуток на эту тему и мысленно была готова их молча стерпеть, но Королев вновь удивил.

Громко выдохнул и с риторическим вопросом «что ж ты за дура-то такая» присел рядом на коврик. Не обижаясь и не собираясь с ним спорить, я просто потянулась к нему навстречу.

Дура и есть, Егор.

Умная бы так не влипла.

- Вот что мне с тобой делать, а? – спросил мой котеночек, пока я взбиралась на его колени.

Мой – поймала себя мысленно за язык.

Оказавшись в плотном кольце его горячих надежных рук, прижалась к вздымающейся груди и почувствовала вновь, как его сила и энергия плавно перетекает в меня. Не парень, а живой аккумулятор.

Вода с моих спутанных волос стекала на его футболку, мягкие губы Егора целомудренно застыли на моей макушке, однако бедром я ощущала его эрекцию, поэтому слегка поерзала, чтобы немного отстраниться. Боялась сделать Королеву больно, придавив чувствительный орган.

- Прости, - сказал парень, по-своему расценив мои действия, - Я не могу это контролировать… Не с тобой…

- Поцелуй меня, Егор, - прозвучало очень настойчиво.

- Ева… думаю, нам не стоит… - о том, чего нам не стоит делать, я слушать не стала и нагло самовольно прильнула к губам Королева.

Потому что нуждалась в нем.

В элементарной нормальной ласке.

В нежности и мягкости.

В тепле, что разливается по телу, в эйфории головного мозга, уставшего ретранслировать одни лишь сигналы боли. В солоноватом минеральном вкусе его поцелуя, в настойчивости языка, в жадности прикосновений.

Поэтому, наплевав на все на свете, без зазрения совести, бесцеремонно и беззастенчиво целовалась с Королевым, который, может, и думал, что этого делать не стоит, но останавливать меня не стал.

И очень скоро перехватил инициативу.

Его губы лечили мои душевные раны, его руки бережно ласкали обнаженные плечи и ноги. Егор не переступал черту, не требовал большего, будто действительно чувствовал, что именно мне необходимо. И пусть член его по-прежнему упирался в мое бедро, попыток склонить меня к чему-то большему, чем поцелуй, Королев не совершал.

Просто давал то, что я попросила.

Вернее потребовала.

Целовал. Обнимал. Жалел.

И его жалось меня не обижала. Она была теплая, мягкая и нежно урчащая, как пушистый кот. Всегда хотела завести себе кота. Вот выберусь отсюда и пойду в приют для животных. Найду самого страшного и облезлого котенка, может даже больного, заберу себе и буду любить! А он будет меня греть и тарахтеть на ухо.

Жаль, что Егора нельзя просто забрать себе…

Губы припухли от поцелуев, взгляд затуманился, голова опьянела. В синих омутах напротив я видела взаимность, огонь, желание и немного отчаяния.

- Нахалка, - беззлобно выдохнул Королев полной грудью и легонько укусил за шею, впрочем тут же нежно покрыл это место поцелуями.

Такой ласковый.

- Ты сам пришел, - ответила я, запуская пальцы в его мягкие волосы.

- Замерзнешь…

- Не рядом с тобой…

- Доиграешься…

- Обещаешь?

Шепот вперемежку с поцелуями плавил мозг. Но все казалось таким естественным, таким необходимым, настоящим и правильным, что никакие сомнения и страхи не заставили бы меня сейчас слезть с Егоровых коленей.

Пусть хоть камни с неба посыпятся…

Глава 31.

ЕГОР

Пора остановиться… Хватит… Стоп… Достаточно…

Именно так думал я, продолжая целовать Еву. И не мог совладать с собственным телом. Она тянется ко мне, как цветок к солнцу. Я и чувствую себя ее солнцем. Ни с чем несравнимое чувство необходимости.

Важности.

Отчаянной нужды.

Жажды.

И мы оба забывались в объятиях друг друга, теряя связь с реальностью и счет времени.

Эта девчонка с завидным постоянством выбивала меня из колеи своими выходками. Мне то хотелось ее прижать к груди, укрывая от всего мира, то нагнуть и трахать до потери пульса.

А сегодня она такая слабая, нежная, ранимая… Хрупкая, тонкая, почти прозрачная… Смотришь на нее и становится страшно, что еще мгновение и Ева совсем исчезнет, истончится, растворится, растает, словно и не было никогда. Поэтому ее не хочется терять из поля своего зрения, а если говорить совсем уж честно, то и вовсе выпускать из рук.

Пока она ласковой кошечкой устроилась на моих коленях, пока целует так собственнически, так эгоистично, так нагло, пока тонкие ее пальцы царапают ежик на затылке, пока душистый запах ее влажного после душа тела пьянит и впитывается в кожу, я чувствую необыкновенное спокойствие и уверенность.

Смотрю на ее серые одурманенные глаза, на розовые припухшие губы, на легкий румянец, ожививший бледное вымученное личико, и не могу отделаться от пульсирующего в висках вопроса – что же с тобой происходит, Ева?

О том, что вероятно было между ней и отцом сегодняшней ночью, стараюсь не представлять. В какой момент оказалась полностью отключена сигнализация – не знаю, но сделали это вводом специального кода. Кроме отца сделать такое под силу разве что мне, но я точно не отключал. Значит, он. Только зачем? Неужели о чем-то догадался? Или просто перестраховался?

  Однако даже если бы я и хотел тщательно поразмыслить на эту тему, то уж точно не в момент, когда язык Евы властно вторгается в мой рот, а мозг исподтишка напоминает, что под полотенцем у девчонки ничего нет, и лишь повыше подняв руку, можно испытать кайф от прикосновения к влажной набухшей плоти, спрятанной между ее красивых ног.

И все же, какое-то шестое чувство подсказывало, что не стоит форсировать события. Да я и изначально не собирался даже целовать Женеву, только как остановиться теперь даже не представляю.

Она проникает в кровь, словно вирус, прописывается в ДНК и становится частью меня самого. Безвозвратно. Необратимо.