Воробышек

Мне действительно было хорошо. Легко и спокойно. Я лежал на шезлонге, глядя на звезды и покачивающиеся верхушки сосен и ни о чем не думал. Сознание вместе с мелодией струн взмывало вверх и растворялось, как искры костра.

Всего на несколько минут я позволил себе отпустить ситуацию и насладиться приятным вечером. Конечно, наверняка нас с отцом ждет впереди еще один непростой разговор, но только теперь никакой вины на плечах я не ощущаю.

- А пусть-ка Женева нам споет, - внезапно предложил отец, как только замолкает Макс, - Ты ведь оканчивала музыкальную школу, ведь так, милая?

Ева оторвалась от созерцания огня в мангале и растерянно посмотрела на отца. Вспоминаю, что в досье действительно были данные об окончании некой школы искусств имени какой-то Николаевой.

Отец проверяет Еву?

- Оканчивала… - отозвалась она негромко, - По классу фортепиано. Я не очень-то пою. Боюсь, вам не понравится.

Очевидно, что петь Женеве совершенно не хотелось. Но придется. Она манерно поджала губы, сморщила маленький носик.

Внимательно наблюдая за зрительным контактом жениха и невесты, про себя отметил внутреннее сопротивление девушки и ответное давление со стороны отца.

Кто кого? По-моему, ответ очевиден.

- Ну что ты, милая. Не стоит стесняться, все свои, - настаивал отец.

- Я подыграю, ты только скажи, что! – воодушевленно поинтересовался Макс. – Я знаю очень много песен, могу даже на слух подобрать, если надо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ - Давай, Женева, не упрямься. Пой, - твердо приказал отец.

Девушка хмыкнула, вздернула подбородок и наигранно улыбнулась в ответ. Молча поднялась с места и неспешно подошла к Короткову-младшему.

- Сама сыграю, это не сложно, - произнесла Ева и протянула руку.

Друг присвистнув, передал свой любимый инструмент. И на моей памяти это впервые, когда Макс доверил кому-либо свою дражайшую Тэйлор (марка акк.гитары – прим автора).

- Не испорти мою девочку, - весьма обеспокоенно произнес Макс и уступил свое место на импровизированной сцене.

Ева демонстративно вздохнула и закатила глаза.

- Я очень постараюсь, - понимающе ответила другу Ева, на что тот расплылся в улыбке, словно Чеширский кот.

Четыре пары глаз заинтересованно следили за каждым движением девушки. Надо признать, с гитарой в руках выглядела она эффектно. Длинные светлые волосы, рассыпанные по плечам, золотились в лучах костра, зрачки серых глаз практически полностью скрывали радужку, превратившись в черные зеркала, отражающие блики языков яркого пламени, длинные тонкие пальчики с алым маникюром изящно обхватывали гриф, зажимая упругие струны.

Петь, может, Ева и не хотела, но инструмент держала с любовью, бережно, даже нежно. И сама вся словно преобразилась. Это поразило меня. Изменения были так очевидны, что скрыть их было невозможно. Не думаю, что сама Женева отдавала себе в этом отчет.

Несколько плавных переборов, пробные аккорды… Ева явно знакомилась с чужим инструментом. Она казалась абсолютно спокойной и расслабленной, но я видел, как трепетала тоненькая голубая жила у нее на виске, выдавая волнение.

Признаться, мне стало безумно интересно, что будет дальше. В предвкушении я даже присел и слегка подался вперед, боясь упустить малейшую деталь. Какую же песню может выбрать эта девчонка, глядя на которую никогда и не подумаешь, что она знакома с нотами?

Я ожидал чего-то вроде элементарных классических «Милая моя, солнышко лесное» или «Изгиб гитары желтой». Насколько я помню, Женева не славилась прилежностью в учебе, да и что еще могла сыграть пианистка на гитаре?

Ева намеренно долго задержала взгляд на отце.

- Заранее прошу прощения за возможные фальшивые ноты. О любви нам спел Максим, так что я, пожалуй, исполню кое-что менее банальное. Для тебя, Вениамин, - произнесла девчонка и ритмичные громкие аккорды, переплетенные со звонким, красивым, сильным голосом, взорвали тишину, вызывая по всему моему телу электрические импульсы.

Здесь сегодня день особый – праздник окончания лета.

Не ходи туда, не надо, иль хотя бы не спеши!

Говорят, хозяин здешний был когда-то человеком.

Верно, врут – у этой твари сроду не было души.

Кровь стекает незаметно, по рукам – брусничным соком,

По косе – багряной лентой, алой ниткой на платок.

Слева – ряска и трясина, справа – дягиль и осока,

У хозяина болота голос ласков – нрав жесток.

Ева пела вкрадчиво, будто делилась тайной… Так рассказывают в темноте страшные сказки об упырях, водяных, кикиморах… Ее взгляд скользил от одного слушателя к другому, проникая в самое нутро, наполняя его жутким трепетом… И нереальным было оторваться от нее хотя бы на мгновение.

Здесь живут лесные тролли, неприкаянные души,

Порождения Самайна, обитатели трясин.

Кровь стекает незаметно, руки стали непослушны.

Хочешь знать, что будет дальше? Не боишься – так спроси.

Кровь стекает незаметно, по рукам – брусничным соком,

По косе – багряной лентой, алой ниткой на платок.

Слева – ряска и трясина, справа – дягиль и осока,

У хозяина болота голос ласков – нрав жесток.

И случилось же влюбиться в господина мёртвой топи!

С ним не сладишь добрым словом, не удержишь на цепи,

Не приворожишь на травах – есть один лишь верный способ…

Кровь стекает по ладоням – где ты, милый? хочешь пить?

Кровь стекает незаметно, по рукам – брусничным соком,

По косе – багряной лентой, алой ниткой на платок.

Слева – ряска и трясина, справа – дягиль и осока,

У хозяина болота голос ласков – нрав жесток.

(Сны Саламандры «У хозяина болота» - прим. автора)

Ева замолчала и вместе с ней повисла мертвая тишина, лишь назойливо звенели комары над ухом. Она улыбалась ровно до тех пор, пока не встретилась с суровым взглядом моего отца.

- НИХЕРАССЕ! – воскликнул Макс.

- Танечка! – выскочила на крыльцо всполошившаяся Римма Семеновна со слезами в усталых печальных глазах.

Глава 16.

- Танечка моя поет! Доченька моя! – женщина, казалось, находилась в бреду.

Танечка ее умерла много лет назад, именно к ней мы и собирались на могилку во вторник. Видимо в преддверии годовщины смерти, у женщины совсем сдали нервы.

- Римма Семеновна, - утешал ее отец, обнимая за плечи, - Это не Танечка, это Женева пела. Вы обознались.

- Но как же! Голос! Я узнала ее голос! Это Танечкин голос! – твердила старушка, по щекам которой градом катились крупные слезы.

Да уж, пожалуй, такого никто не ожидал.

Ева опечаленно вскочила с места, торопливо отдала Максу гитару и подбежала к отчаявшейся женщине.

- Простите меня, Римма Семеновна! Я не хотела Вас расстраивать! Я больше не буду. Простите.

- Это правда ты пела?

- Да…

- Ты совсем не похожа на мою Танечку. Таня была высокая, статная… такая красивая… Фигура – загляденье! Кровь с молоком! Коса черная, жгучая, глаза голубые ясные… Совсем на тебя не похожа… У  тебя в чем только душа держится?! …

Не зная, что ответить, Ева лишь пожала плечами.

- А спой еще раз… Пожалуйста. Точно ты пела? – женщина никак не могла поверить.

Смахнув слезу, глядя в глаза старой печальной женщины, Ева вновь затянула припев, правда уже более мягко.

Кровь стекает незаметно, по рукам – брусничным соком,

По косе – багряной лентой, алой ниткой на платок.

Слева – ряска и трясина, справа – дягиль и осока,

У хозяина болота голос ласков – нрав жесток.

- Совсем, как у Танечки моей голос… Ну надо же… Она у меня знаешь, какая была… Так пела, так пела…

- Ну все, все, Римма Семеновна, - похлопывал по ее плечу отец, - Вам пора отдыхать, пойдемте, я вам накапаю валерьянки. Вам беречь себя нужно.

Папа повел Семеновну в дом, Макс, все еще находящийся под впечатлением от выступления Женевы, тараторил что-то, постоянно задевая струны на инструменте. Я же слушал его вполуха, заинтересованно разглядывая, как о чем-то тихо переговариваются Иван Гордеевич и Ева. И от меня не ускользнул ни его покровительственный взгляд, ни ее полный какой-то надежды.