Двуликая мать

Отряд остановился. Нору аккуратно положили на землю, а не бросили, как мешок с дровами, но боль всё равно вспыхнула. Сдув последнюю пыль с поделки, траппер, который всю дорогу что-то вырезал, поставил на алтарь фигурку, напоминающую оленя, но без рогов. Впрочем, это могло быть любое копытное — хоть лошадь, хоть зебра, если бы трапперы о них вообще слышали.

Впервые после встречи Нора услышала их голоса:

— Туман рассеивается.

— Отлично, мы сможем пройти, — траппер, который нёс её всю дорогу, несильно ударил Нору по щеке, и голова резко дёрнулась. — Не засыпай — иначе не проснёшься. Ты получила сильную дозу радиации, но док поставит тебя на ноги.

О каком-то «доке» говорил тот бедолага с маяка, что жаждал смерти и кинулся на Данса. Нора похолодела и оцепенела — вся воля к жизни будто вместе с кровью застыла. Стало очевидно, что никто её уже не спасёт: в дальние части острова не ходит даже самый опытный следопыт, а Данс — не супергерой, чтобы в одиночку раскидать всех трапперов, и уж точно в ближайшее время не простит её, не хватится. Они и раньше расставались на плохой ноте, но сейчас Нора перегнула палку. Теперь не понять, думала ли она о Дансе как о машине в действительности или же просто хотела задеть посильнее — борьба с материка казалась такой несущественной, пустой. Раньше она не сомневалась, что погибнет в противостоянии Института и всего Содружества, но всё оказалось куда прозаичнее: либо её добьёт радиация, либо трапперы сожрут на обед чуть позже, когда отрава уйдёт из мяса.

Кто-то потянул Нору за связанные руки, так и не дождавшись, когда она встанет. Будто подбитая, но ещё живая дичь, она меланхолично покачивалась головой вниз, пока прилившая к мозгу ядовитая кровь не усугубила состояние. Жар вгрызся в кровоток, размыв перед глазами весь мир. Это уже была уже не хищная чернильная тьма, а что-то более понятное, опасное. Тени скользили между деревьями, словно сам Дьявол преследовал их и ждал удобного момента для нападения; трещали ветки под тяжёлой поступью, и трапперы, негромко переговариваясь, тоже явно слышали его. По крайней мере, так запомнила Нора путь через туман.

Казалось, что сознание осталось ясным: из тумана проступал выжженный лес, как глухая преграда между ней и нормальным миром, а за ним маячила длинная тёмная фигура, будто сбежавшая с некачественной пленки охотника за снежным человеком. По венам точно живительный огонь потёк, разогревая измученное тело; кто-то насильно вытолкал Нору из бреда. Запахи чистящих средств и анестетика смешались чем-то гнилостным. Пот катился градом, однако тот, кто приводил Нору в чувства, не брезговал и не носил перчатки. Её уложили на одноместную брезентовую койку — таких после войны и массовых эвакуаций из крупных городов осталось много. Даже этот чёртов остров не обошло стороной прошлое.

Из вены тянулась трубка с прозрачным веществом. Штатива, видимо, не было, и пакет приходилось держать врачу. В том, что это действительно врач, Нора не сомневалась: очки в толстой оправе и выстиранный до серого халат создавали образ классического медика, а уж надменный, но откровенно скучающий взгляд не оставлял последних сомнений. Он был молод, хотя под глазами залегли глубокие тени, а в светлых, почти пепельных волосах так сразу не заметишь седину, и болезненно худ — настолько, что халат висел на плечах мешком. Кажется, он комплексовал по этому поводу и прятал руки в рукавах, пока не пришло время вновь позаботиться о своей пациентке.

— С добрым утром, — он произнёс это без особого радушия, будто так сказать просто следовало. — Сейчас я вытащу иглу из вены. Прошу проявить понимание и терпение.

Сил спорить просто не было, поэтому Нора уставилась на обтянутые кожей кости со вспухшими до красноты костяшками. Не походило, что такой человек мог драться голыми руками, однако беззащитным он точно не был: на поясе Нора сразу приметила недешёвый плазменный пистолет.

Всё вокруг казалось знакомым — по крайней мере, от логова трапперов ожидаешь чего-то вроде рейдерских жилищ с развешанными обезглавленными трупами. На фоне такой же серо-коричневой палатки позировал Нейт, когда присылал со службы фотоотчёты. Потолок просвечивал, хотя солнечного света на улице, судя по всему, было мало. Медицинское оборудование умещалось на подвижном столике, в алюминиевом подносе, и врач, встретив её взгляд, лишь развёл руками.

— Что я говорил про понимание? — он невесело усмехнулся, и Норе почему-то стало жутко: проступившие скулы вкупе с бледной кожей придавали ему сходство с мертвецом. — Когда-то я жаловался на ресурсы Последователей Апокалипсиса, а теперь убить готов за один шприц с Мед-Х. Insanire! [1]

Нора уставилась на настоящее, ещё живое ископаемое и не сразу нашлась с вопросом:

— Это была латынь? — врач хмыкнул, но поглядывал уже с интересом, будто ожидал чего-то, например, откровения под воздействием болезни и медикаментов. Конечно же, всё это время он изучал её, и Нора вся сжалась, мигом припомнив, где очутилась. Этот человек мастерски вводил в заблуждение, точно фокусник. — Кто такие Последователи Апокалипсиса? — наконец выдавила она, чтобы хоть как-то перевести тему.

— Ну, мы лечим, обучаем и отстраиваем мир, но люди почему-то упорно принимают наши посты то ли за вытрезвители, то ли за пункты халявной раздачи химии. Что, недавно выбралась? — он уставился на пип-бой и некоторое время молчал. Ответ ему и не требовался. — Впрочем, один мой знакомый и без билета Убежища такой носил. Так что либо ты убила и обобрала какого-то бедолагу, либо сама им являешься. Tertium non datur. [2]

— Я как раз что-то между, — Нора вздохнула, — пережила того, кто его носил, и выбралась.

Врач периодически будто забывал о ней и проваливался в собственные мысли. Слабость не покидала тело, но общение стало чем-то вроде мостика из вечной чёрной бездны в мир, который никак не мог переварить Нору и выплюнуть нормальной. Всё же смерть казалась куда страшнее, даже сейчас. Цепляясь за единственную соединяющую их ниточку, не считая капельницы, она снова попыталась выведать хоть что-то:

— Ты ведь тоже не отсюда?

— Должно быть, недостаточно провонял рыбой? Что ж, трапперы называют меня доком, а чтобы они точно не попутали при обострении, я не снимаю этот замызганный халат с самого Мохаве. Ты можешь звать меня хоть так, хоть по имени, Аркейдом, хоть Посланником Небесным.

Он точно был врачом: выдернул иглу без особых церемоний, одним нажатием заклеил ранку пластырем и отвернулся, чтобы скинуть в пакет одноразовый комплект. Нора была рада, что, возможно, не получит целый букет инфекций после местных пациентов. Про антисептики она даже не заикнулась и с тоской разглядывала расползающуюся под пластырем кровавую кляксу. Медицинская помощь оказалась как никогда своевременной, хотя Нора больше чувствовала себя оплеванной и выкинутой на обочину.

В глаза ударил резкий свет — это Аркейд включил маленький фонарик.

— Открой рот и высунь язык, — Нора подчинилась скорее по привычке. Никаких палочек от мороженого ей в горло не пихали, однако костлявые пальцы неприятно вцепились в подбородок. Её будто оценивали, насколько хороша для главного блюда… Хватка исчезла так же внезапно. — Головные боли? Тошнота? Галлюцинации?.. Что, всё сразу? Ничего. Ничего в этих краях необычного, я хотел сказать.

Оставив фонарик, Аркейд взял планшет с закреплённым листком бумаги, и Нора едва не рассмеялась от комичности ситуации.

— Что теперь? Сразу вскрытие проведёшь?

— Не торопись. Раны на спине заживают, инфекции себя не проявляют, — уклончиво ответил Аркейд, а затем всё так же непринуждённо продолжил: — Это же пустоши: люди каждый день умирают от обезвоживания, болезней и голода. Другое дело — из-за чужого ли голода?

Закопанная голова Деррика кивнула бы сейчас понимающе. Её уже нашли и обглодали болотники, разорвали все мягкие, богатые на питательный жир ткани, оголили зубы, и улыбается он сейчас криво, как дорвавшийся до сокровища пират.

— Я наглоталась заражённой воды, и… — Нора осеклась, не понимая, что же сказать дальше: признать галлюцинации или спросить, грозит ли ей гулификация? Аркейд на секунду остановил на ней взгляд, будто не видел ничего особенного.