Страница 22 из 29
Даже если он умрёт сегодня, то исполняя свой долг, как истинный орк. Чувство настолько огромное, пылкое, что разливается лавой по венам. С рождения Могрул чувствует себя чем-то вроде пятого пальца на руке — лишним и странным, — но теперь впервые видит в том пользу: такой кулак куда тяжелее.
— Никаких совпадений, — то ли убеждает себя, то ли на всякий случай переспрашивает Согорим, бросая на Могрула быстрый взгляд, и тот кивает, перехватывая вместе с ним оружие обеими руками.
Вскормленные утробно рычат, предвкушая битву, и первыми выдвигаются к краю возвышенности. Точно волки, они рыскают в поисках следов тех, кто забрался наверх, а Могрул подсвечивает со стороны, стараясь не задеть трясущиеся кожные мешки. Даже холод не так беспокоит — сердце быстро гонит по венам кровь; руки же готовы в любой момент повторить пасс целебного заклинания. Магический свет умирает, обрушивая на них укрытие из тьмы.
Их встречают во всеоружии люди, но не те, что стоят лагерем в низине: нет единого цвета и какой-либо символики, а доспехи будто на последние гроши куплены или сняты с трупов — у многих они едва подогнаны по фигуре, — однако руки у них не трясутся, и глаза горят решимостью, жаждой битвы. Движения отлажены и точны, — они стоят плечом к плечу и явно не впервые встречают орков… — пока не выпрыгивают из темноты Вскормленные.
Первые мгновения Могрул не понимает, что происходит, поэтому, к сожалению, не сразу осознаёт, на кого они наткнулись. Люди укрываются за щитами от кулаков Вскормленных, однако Согориму их тактика лучше знакома: парой точных ударов копьём он прореживает строй и кидается вперёд, за спины.
— Держать, не отступать! — женский крик действует на людей как благословение из арсенала волшебников. Вряд ли у тех есть иной выбор, кроме подчинения. Впрочем, в отличие от людей с серебряными плащами, бежать они не пытаются.
Отрава зелёными сгустками выплёвывается Вскормленными, однако её действие блокируют щиты и доспехи. Если кого-то и задело, то незначительно. На этот раз грубая сила проигрывает ловкости и хитрости, и Могрул без труда узнаёт руку Каталмача; аура смердит особенно остро, но, к счастью, его самого здесь точно нет — что тоже подозрительно.
Кажущаяся чёрной кровь мешается с ядовитой зеленью Юртруса на деформированных телах Вскормленных. И когда кажется, что позорное поражение неминуемо, один из них взрывается, точно дворфийская сфера. Могрул падает на спину и стонет от боли в пояснице, пока пытается продышаться. Тьма непроницаема, но звуков только больше: люди кричат, оставшиеся Вскормленные рычат в гневе, шум битвы не стихает, а значит, нужно скорее подниматься.
Продолжая кряхтеть от боли, Могрул молит своего бога о защите для орков и тут же чувствует отклик. Под ногами песок забрызган кровью и зелёной жижей, по крайней мере двоих людей убило взрывом, судя по красно-зелёной массе. Жуткие бесформенные куски сочащейся ядом плоти, что лежат сейчас на земле — вот и всё, что осталось от разорвавшегося Вскормленного. В горле першит на вдохе, затем жжётся, но эффект от выброшенной в воздух отравы легко устраняется слабеньким заклинанием восстановления. Без Каталмача люди обречены, и поражение для них — вопрос времени. Вскормленные трясут их в воздухе, словно набитых соломой кукол, намереваясь медленно оторвать тем конечности по одной, однако Могрул вмешивается:
— Не время.
Как разведчики, они должны знать цену информации, но как существа, вскормленные смертью, стремятся приблизить её как можно быстрее. Однако голос жреца волшебным образом возвращает им разум. Следом пронзает очередная гнилая мысль о схожести с командами некроманта: Могрул содрогается и просит себя сконцентрироваться — не время для новых ошибок!
Согорим тоже надышался ядом, как и женщина в тяжёлой броне перед ним — оба едва держатся, но не собираются сдаваться. Их сражение напоминает танец в клубах поднятой пыли, и, кажется, победитель никогда не определится. Согорим придерживается новой тактики боя, предпочитая уклонения и редкие, но мощные выпады с дальнего расстояния; человеческая женщина же стоит на месте, как скала, делает упор на частые удары и блокировку щитом. Молот рассекает воздух, но не достаёт Согорима, а Могрул, точно привороженный, следит за каждым движением, вспоминая отметины на черепах орков.
Как только вмешивается жрец, расстановка сил тут же меняется: восстановив дыхание, Согорим бросается вперёд и быстро валит соперницу на землю, однако та выкидывает новый фокус и втыкает припрятанный кинжал ему в ногу чуть ниже колена. Согорим ревёт и падает рядом, чтобы сцепиться с ней врукопашную. Могрул бегает вокруг, пытаясь помочь, но не может даже толком разглядеть своего спутника.
Когда пыль оседает, над полем боя слышится лишь тяжёлое дыхание. Согорим прижимает соперницу к земле и держит отобранный кинжал у её щеки, вымазанной его же кровью. Даже сейчас она пытается вывернуться, однако собственные доспехи удерживают на месте; Согорим лишь придаёт устойчивости.
— Впечатляет, — на выдохе говорит он. — Каталмач учил? — женщина замирает и хлопает глазами, глядя на него. Решив, что она его не понимает, Согорим кивает на выбитый в пылу сражения молот и повторяет, словно ребёнку: — Каталмач. Паладин.
— Его зовут Касавир, ты, орочье отродье!..
Слова она выплёвывает, точно Вскормленные — яд, но Согорим только скалится и не торопится с неё слезать.
— Плевать. Он вас бросил.
Она запинается на мгновение, и Могрул понимает, что сейчас женщина будет врать — наверное, больше себе самой, чем им.
— Он не стал бы нами рисковать!
— Конечно! Оставить вас одних в такое время, в таком месте! Высоко же он вас ценит! — на колкость женщина вновь брыкается, и Согориму приходится перехватить ей обе руки над головой.
Он морщится, кровь стекает по штанине, и Могрул наконец вспоминает, для чего здесь находится: целебное заклинание срывается с пальцев, принося Согориму долгожданное облегчение. Женщина под ним вновь брыкается.
— Слезь с меня, ублюдок! Я не могу дышать! — впрочем, кричать она может.
— Скажешь, где он — выживешь.
Воительница кривится, стреляет взглядом на замерший у щеки кинжал.
— Думаешь, я поверю орку?
— А у тебя есть выбор?
— Я его не предам!
— Ты предашь его, если будешь молчать! Этот кретин идёт прямиком в ловушку, — она недоуменно смотрит на Согорима, и тому приходиться пояснить: — Люди, что поднимают мёртвых, заключили союз с нашим вождём. Каталмача уже ждут. Или ты думаешь, что это я хотел бы скрестить с ним оружие? — он ухмыляется, обнажая жёлтые клыки. — Ну уж нет!
Могрул никогда не брал пленных, но видел, как с ними обращаются — вряд ли силовой подход уже что-то решит, когда они и так избиты и медленно умирают от отравления. И всё же пока он не торопился их лечить, чтобы не нарваться на очередную битву, но и Согорим не торопится ковырять их раны раскалённым кинжалом — ещё успеется. Хотя, кажется, ему слишком понравилась эта дуэль, и он не прочь повторить.
Женщина явно хорошо понимает своё положение и чем оно в конечном итоге чревато. Остальные люди молча ждут её решения, что говорит об иерархии в их рядах. Наконец она выдыхает и вновь кричит:
— Для начала слезь с меня!
Согорим качает головой, будто говоря, что кричать на него — плохая идея. Выждав, когда воительница успокоится, он поднимается — не без усилия, однако на лице нет ни тени боли — и ногой отбрасывает молот подальше. Даже не обращая на оружие никакого внимания — возможно, уже зная, что реванш взять не выйдет, — она, прихрамывая, двигается к ближайшему человеку из своего отряда, лежащему неподалёку. Жизнь ещё теплится в нём, но яд уже берёт своё.
— Я соглашусь помочь, если спасёте моих людей, — медленно, но чётко проговаривает воительница и пристально вглядывается в лицо Согорима, словно знает, что из орков ужасные лжецы. Тот сразу кивает, но Могрул со Вскормленными вскидываются.
— Это людей лечить? Ещё ни один жрец Юртруса такого не делал!