Страница 15 из 29
Хватка слабеет; несколько мгновений Согорим ещё сомневается, а затем, вздохнув, отпускает. Могрул тут же отправляет плесень в глотку разведчику и, чуть приподняв ему голову, помогает запить. Как-то тот находит остатки сил и вгрызается в стакан зубами, пока последняя капля не падает на чёрный язык.
— Что же с ним будет? — с мрачным видом спрашивает Согорим, а увидев, что Могрул идёт к следующему больному, восклицает: — Ты всех решил этой гадостью накормить?
— Если это последнее дыхание живых, то они разделят его на какой-то срок. Не знаю, как распорядится Юртрус, но из храма эти орки уйдут сами, — опережая вопросы и возражения, Могрул добавляет: — Я знаю, на что это похоже, но Юртрус продлит жизнь во служение оркам, а не поднимет безмозглую куклу на потеху некроманту. Вспомни, как Белорукий сам выглядит на изображениях!
Могрула пробирает смех с внезапно обретённой параллели — но какой-то надрывный, отчаянный.
— Как ходячий труп, — бросает нехотя Согорим и снова недобро зыркает из-под выпирающих бровей.
========== Часть 5 ==========
Всю дорогу Могрул хранит молчание. Злоба копится, как едкая желчь, однако тщедушного старого орка никто не замечает, и нет возможности её выплеснуть. Согорим, наученный опытом, держится в стороне; судя по скопившимся у висков бусинам пота, ему тоже нелегко приходится, однако реальность с их проблемами не считается.
Покинуть храм — куда сложнее, чем кажется на первый взгляд: прав был Шукул, когда называл его привязанным к прошлому стариком. Тяжело расстаться с вещами: удобным расположением мастерской, собранными за долгие годы ингредиентами, близкими сердцу безделушками и отметками солнечных циклов на стенах, хоть каждую он помнит наизусть — солнце тоже, как Могрул, не меняется из года в год и ходит по кругу. Мысли то и дело возвращаются к сундучку, из которого он забрал только журнал с исследованиями и запрятал его во внутреннем кармане мантии.
Впереди ожидает воинственно настроенная неизвестность. Чтобы ухватиться хоть за что-то родное, Могрул ищет взглядом Батур и всего один раз замечает знакомую фигуру в окружении других жриц. Те словно защищают свою наставницу собственными телами или же жмутся в поисках поддержки сами, однако глаза женщин горят решительностью. Члены племени держатся рядом, но обходят стороной компанию жреца смерти; кого-то откровенно пугает, что полумёртвые разведчики теперь бодро вышагивают рядом с Могрулом и односложно отвечают на вопросы. Старые мешковатые мантии скрывают разрастающиеся на коже гнойники, а надвинутые капюшоны — пожелтевшие из-за разбухшей печени белки глаз. Согорим до сих пор не может отойти от увиденного утром и кидает на Могрула странные взгляды, в которых читается как откровенный ужас, так и благоговение.
Кажется, оркам нет числа в этом едином потоке, однако так лишь кажется: пусть воины из клана Ослепителей повторяют, что умерли самые слабые, всё же их часть от племени — большая. Нет «лишних» — есть лишь те, кто не приносит пользы, а таковых никогда не было и не будет: даже павший в бою боец исполняет своё предназначение.
Всему есть причина.
Могрул пытается убедить себя, что переход к Горам Мечей — это его решение, не вождя, но и тот с ним вроде как согласен. Единодушие не должно быть подозрительным, однако в глубине души чувство тревоги кричит о ловушке. Судя по хмурым лицам вокруг, не один Могрул так думает — инстинкты всегда вели их народ, как путеводная звезда, и приносили лишь славу. Похоже, кому-то хочется видеть их сломленными, а не просто мёртвыми.
Воины кланов Ослепителей и Костогрызов сопровождают вытянувшийся строй и пыхтят, если кто-то выбивается из ритма; часто вспыхивают мелкие стычки — нервным оркам сложнее держать себя в руках, особенно когда жажда мести ярит кровь. Яйсог, как второй после вождя командующий, старается осадить молодых, но даже он при всех талантах не может быть одновременно повсюду.
Деревьев и зелени вокруг всё меньше, только голые выжженные солнцем скалы защищают обоз от сторонних глаз. Задирая голову, Могрул видит разведчиков на возвышенностях, прикрывающих их сверху. Условный сигнал так ни разу и не звучит — всё чисто. Ни души вокруг, только мелкие птицы в испуге срываются с насиженных мест, а те, что побольше, тянут длинные шеи, с интересом рассматривая потенциальную добычу. Дорога проходит через каньон, у входа в который остаются воины клана Костогрызов, чтобы прикрыть тыл — судя по всему, отсюда отныне начинаются их «новые» старые владения. Могрул никогда не разбирался в картах — разве что только солнечных, — но целиком полагается на опыт и острый глаз Музгаша.
Звуки битвы долетают с эхом через весь каньон, и племя постепенно сбавляет темп. Несколько вспышек пламени вырываются в небо. Согорим спрашивает, не пора ли им вмешаться, но Могрул качает головой: куда им, только под ногами мешаться будут. Когда шум стихает, они продолжают путь и спускаются в пещеры, где жрицы Лутик первым делом раскидывают временный лагерь. Посреди суеты Батур выглядит собранной и строгой, как сама богиня, и Могрул даже не сразу замечает толстые стальные обручи поверх привычных глазу браслетов. Каким-то образом Батур отвлекает внимание от своего положения — или же действительно отдаётся всей душой делу, пытаясь сполна искупить ошибку. Когда Могрул с усилием отводит взгляд, земля шатается под ногами, а сердце снова гулко бьётся в груди.
Первым делом жреца Юртруса ведут к роднику в скале, где уже собрались лидеры кланов: несмотря на довольно посредственное течение, источник воды выглядит надёжным. Чуть поодаль он замечает свежие лужи крови, а рядом — неизвестного в светлой робе и маске с прорезями в два ряда, будто у него две пары глаз. Амулет специально лежит поверх одежды, чтобы указать, кто именно перед ними стоит, но Могрулу рисунок ни о чём не говорит. Зато Вигнак выглядит довольным, пока тихо переговаривается с незнакомцем.
Родник взят в плотное кольцо, и воины намереваются контролировать его и днём, и ночью. Судя по всему, их не смущает присутствие постороннего. Склонив голову и навострив уши, Могрул берёт пробу воды кружкой и кидает туда мелкую лягушку. Как назло, пыхтение воинов заглушает шёпот двух магов.
— Чего копаешься? — бросает тот воин, что стоит между ним и магами — видимо, ему кажется подозрительной заторможенность жреца, а не появление чужака. Могрул топит возмущение в приступе кашля, когда наконец разгибается. Не ему устраивать скандалы, особенно теперь, когда правда обнажена, как открытая рана — теперь остаётся не довести её до гниения.
— Чистый, — некоторое время Могрул молчит, пытаясь подобрать слова помягче, — но нам его не хватит.
Лограм кривится, но кивает и отдаёт новые команды своим воинам: предстоит ещё много работы под носом у людей севера, которые, как говорят, стоят недалеко, но глубоко в низине. Музгаш успокаивает лидеров кланов:
— Тот, кто владеет высотой, владеет и полем боя.
Могрул стоит в стороне от обсуждения стратегии и откровенно удивлён, что его вообще до неё допускают — видимо, слово старейшин пока ещё не пустой звук для вождя. Вслух он этого, конечно, не признает, но опыт не на его стороне. Мурашки пробегают по телу, когда Могрул ловит на себе пристальный взгляд незнакомца. Маской напугать можно разве что человека, но то, что скрывается за ней, не может не напрягать. Тёмная аура холодна и колет, как мороз, ощупывая с ног до головы, изучая Могрула. Теперь понятно, как этот маг заполучил расположение Вигнака.
— Жрец смерти, — то ли спрашивает, то ли утверждает он, когда лидеры кланов склоняются над картой Музгаша и громко переругиваются. Могрул вздрагивает, но сам пока не понимает, почему; а когда ему не по себе, он начинает больше злиться.
— А ты огородное пугало?
Маг от души хохочет и отмахивается от нахмурившегося Вигнака, как от назойливой навозной мухи.
— Можно сказать и так: для людей севера мой господин — олицетворение кошмара. Теперь, когда мы объединились, ничто не помешает нам освободить эти земли от заразы Невервинтера…