Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 21



К счастью для них обоих, на следующее утро Годрик делал вид, что ничего не случилось. Если бы он ползал на коленях, моля о прощении, Лир бы точно его отстранила. Что-то переломилось в нём, взгляд потускнел, и обращение «моя леди» щемило сожалением от тоскливой нежности. Годрик дураком не был — он что-то понял, увидел, и Лир не собиралась возвращать то, чего никогда не существовало.

Она предупреждала, что они сгниют вместе в проклятом Бергольде.

Дни снова потекли в суете и не особо отличались от вечеров: тучи заволокли небо, но хотя бы не изрыгали горы снега. Все здоровые люди, объединяясь в пары и группы, разбредались в поисках любой пищи. Лир с Годриком не собирались отсиживаться и выбрали южную дорогу, чтобы помочь с новой разметкой — старую снесло ветром. Следопыты сообщили о странных следах с глубокой бороздой, так что на сей раз солдаты были настороже. Казалось, что жизнь вот-вот пойдёт своим чередом, и всё наладится.

Годрик заметил птицу и дал знак не шевелиться, затем выстрелил. Снег отражал свет до рези в глазах, но Лир заметила, как с ветки упала маленькая бурая тушка, и возликовала.

— Я ближе, достану! — крикнула она. — Прекрасный выстрел!

Кланяясь и улыбаясь словно на императорской охоте, Годрик махнул ей рукой, а Лир, широко шагая, чтобы успеть до появления какой-нибудь хитрой лисы, по пояс увязла в снегу. Побыть одной оказалось сродни первому вдоху после душной комнаты. Она сопела и загребала руками, едва справляясь с равновесием, и чуть не падала в скрытые ямы. Тушка лежала словно на белом полотне в двух шагах, а выше краем зрения Лир заметила тёмно-синий силуэт и до смерти напугалась — только что в той стороне ничего не было.

Так и замерев в снегу, она перевела взгляд на высокого старика в громоздкой мантии, моргнула, но тот не собирался исчезать. Казалось, он стоял над снегом, но в действительности — на рунном камне, торчащем из сугроба. Что-то в этом совпадении показалось Лир важным, но мысль тут же выместил ужас. Старик покачал головой и заговорил так, словно отчитывал её:

— Ай-яй-яй, госпожа, как же вы так кроху оставили без помощи? Нет у вас сердца…

— Ты! Что ты такое? — Лир сама подивилась своей наглости, хотя убежать она всё равно не сумела бы.

— Просто старик, который попросил помощи, а вы — согласились её оказать. Разговор завязать можно, а развязать нельзя — это каждый ребёнок знает. Дали вы обещание — выполнять нужно, значится.

Лир почти не чувствовала ног от холода, но и сердца — от ледяного укола.

— Так ты демон? Я не собиралась заключать с тобой сделку!

— Ох, как грубо! Сил моих нет. Раньше молодёжь почтительнее была. Смотрите сама, госпожа, что вам важнее: жизни спасти или помереть в упрямстве. Вы-то знаете, как оно в жизни бывает… непросто.

Крик Годрика вывел Лир из оцепенения:

— Леди Лир, отойдите!

Он натянул лук, целясь в старика, но ещё не стрелял — ждал команды или повода; всё ещё сомневался. Однако угрозы не подействовали.

— Прибереги эту стрелу для дракона, мальчик, пригодится, — заметив, как они с Годриком переглянулись, старик хитро усмехнулся. — А то ж, каждый переживает зиму как может. Удачи!

Он испарился в столбе светло-синего света, оставив Лир и Годрика гадать — предупреждение ли оставил или жестоко пошутил. Только местные могли знать, водились ли в горах драконы, да и те вряд ли: на востоке таился перевал, который крестьяне периодически пытались засыпать обвалом, а за ним — покинутый эльфийский храм и портал. В далёком прошлом эльфы могли повелевать драконами, а значит, их появление не исключено.





Лир же посмотрела в противоположную сторону, на юг, борясь с желанием сбежать прямо сейчас, и сама рассмеялась: куда ей, без еды и коня? Только Мортис на потеху. Поэтому она схватила убитую птицу за хвост, выдрала стрелу и спокойно повторила:

— Отличный выстрел, сэр Годрик. Уверена, вы и дракону в глаз попадёте.

Тот поджал губы, выразив глубокое сомнение.

— Кажется, я начинаю ненавидеть здешнюю зиму.

========== 5. ==========

Первым Лир услышала колокол: в крепости уже поняли, с чем столкнулись; значит, горожане укроются в домах. Годрик указал на стены, где лучники вставали на позиции и стреляли вниз. Лишь присмотревшись, Лир заметила движения в снегу — чего-то тёмного и для дракона довольно мелкого. От сердца мгновенно отлегло: старик над ними посмеялся.

Те, кто не успел укрыться за стенами, отходили на запад; следопыты следили за перемещениями твари. Когда подоспела Лир, один из них вздохнул с облегчением.

— Слава Всевышнему, вы живы, госпожа. Отступите к лесу, там точно безопасно.

— И не подумаю, — упрямо заявила она. Годрик поджал губы, чтобы скрыть одобрительную улыбку. — Докладывайте, что произошло.

По меркам драконов тварь была мелковата, но всё же гораздо крупнее человека; она копалась в снегу, что-то разыскивая. Лир наконец увидела длинный гибкий хвост, вынырнувший из снежной массы — тощий и тёмный, — затем задумалась, что же находилось в той части пустошей, вдали от ферм и пустующих хижин.

Кладбище. Эта тварь разоряла могилы. Точнее, из-за бури и усталости жители с недавних пор вкапывали трупы глубже в снег, к земле, чтобы захоронить по весне. Обычно охраны хватало, чтобы отпугнуть волков и медведей, но не на сей раз. Церковники разрешали сжигать только заражённые туши животных, однако людей, подданных Империи — ни за что. Сжигают ведьм, чтобы очистить их пламенем и развеять прах по ветру.

Лир велела построиться всем, кто мог сражаться. Лучники не видели цель, пока та глубоко закопалась, но если её выманить, отогнать — можно будет ударить всем гарнизоном. Возражений не нашлось, и, разделившись на пары, охотники и лесорубы разошлись в разные стороны; поднялся шум — звон щитов, свист, выкрики, — чтобы отвлечь тварь, но та приготовилась защищаться.

Высокий сугроб пошёл рябью и словно взорвался. Лир услышала не рёв — громкий скрежет, словно ржавым гвоздём вели по железу, — затем в нос ударил чудовищный смрад гниения. Так пахли запущенные гнойные раны, отказывающиеся заживать, промороженные до черноты ступни, когда мясо соскальзывает с кости. Если бы нашлась в желудке пища, Лир обязательно бы от неё избавилась, а потому — давилась собственным дыханием.

Через тёмную, сочащуюся гноем плоть прорезались кости, крылья облезли и сложились за спиной дополнительной защитой. Маленькие изумрудные глаза, глубоко посаженные на вытянутой змеиной морде, искали жертву попроще. Тварь нырнула в снег, ударив пару нерасторопных лесорубов костяным хвостом, словно плетью, проползла к столпившимся у стены людям, высунула морду и с тем же утробным скрежетом гвоздём по металлу изрыгнула не пламя или кипяток, а фиолетовую кислоту.

В то же мгновение десятки стрел вонзились в тушу, и парочка разодрала челюсти, оголив прекрасно сохранившиеся зубы. Мёртвая плоть не чувствовала боль, но кожа лопалась, выпуская зловонные телесные соки. Люди срывали голоса в криках, хватались за лица и ползали по снегу, пытаясь потушить жжение, и Лир, повинуясь вспыхнувшей ярости, в несколько прыжков оказалась на расстоянии удара; за ней, словно стряхнув магический паралич, побежали остальные.

Зачарованная сталь прекрасно рассекала гнилую плоть; кожа расступалась лоскутами, выпуская зловонные миазмы. Лир прикрыла лицо свободной рукой и задержала дыхание, ударила снова, наотмашь, чувствуя кистью, как отразили выпад крепкие кости. Тварь обратила к Лир змеиную морду, заскрежетала так громко, что в ушах зазвенело, и вцепилась в клинок. Тот вонзился в нёбо и застрял в кости. С такой силой Лир справиться не могла и потому отлетела в сторону, когда тварь мотнула головой.

Откатившись от когтистой лапы, Лир привстала, закашлялась и вдруг почувствовала поток: тварь не была живой, это другая магия заставляла мёртвую плоть шевелиться, иной голод подгонял сгнивший мозг — и с ней уже приходилось сталкиваться. Без единой мысли о безопасности Лир потянула за нити с воплем злости, и тварь ответила протяжным скрежетом. Она не могла испугаться, но продолжать не-жизнь, пожирая трупы и защищаясь, велел древний инстинкт; вряд ли она вообще понимала, что умерла.