Страница 12 из 21
Годрик озадаченно смотрел куда-то в сторону, явно желая выругаться, и Лир невольно расхохоталась. Фыркнув, он вернулся к карте.
— Ох уж эти тёмные времена.
— Да уж. Интересно, насколько тёмными они были здесь. — Настала очередь Лир задуматься, и новая безумная идея вдруг захватила её неугомонный разум. — У меня есть одна мысль, но тебе она не понравится. — Годрик глянул на неё исподлобья, но промолчал. — Мне нужно отправиться в лес. В одиночку.
— Вы, как всегда, правы: мне не нравится.
Если бы Лир спрашивала хоть у кого-то разрешение, то никуда бы не продвинулась за эти долгие месяцы, однако Годрик был исключением: рыцарь заслуживал знать, в какую беду на сей раз собиралась ввязаться его леди. Она слишком многим была ему обязана.
В один из ясных дней Лир решилась уйти, и Годрик проводил её до кромки леса. Он не отговаривал, но поглядывая с тоской и такой нежностью, что сердце съёживалось. Они никогда не обсуждали и даже не намекали на единственную проведённую вместе ночь, зная, что далеко не взаимная симпатия их тогда столкнула вместе, а нечто тёмное — дух близкой смерти. Вспоминать о нём — значит привлекать его внимание.
На самом деле Лир до сих пор боялась правды: что старик действительно знал слишком много и мог стравить их специально, на потеху; эта тьма — её личное дело. Долго искать не пришлось — Лир направилась к кругу из рунных камней, где видела старика последний раз. Теперь она могла рассмотреть светящиеся синие письмена, притронуться к древности и задать вопросы, которые давно её грызли.
Старик поглаживал бороду и с высоты разглядывал Лир, словно малое дитя. Доспехи совершенно не внушали чувство защищённости перед ним.
— Так кто ты на самом деле?
— А вы, госпожа?
— Герцогиня Лир Вайнрайт, — отчеканила она, и старик снисходительно улыбнулся.
— Хорошо, тогда я Шлаахши — так прозвали меня эльфы. — Лир тяжело вздохнула, без слов признав своё поражение на первом же вопросе. — Имя — пустой звук, форма ветра, образ в чужой голове. Так кто вы, госпожа, на самом деле?
Озноб пробил до костей; Лир понимала, какого ответа он добивался, но не собиралась подыгрывать и попадаться в ловушку сожалений.
— Я — та, кто хочет спасти свой город от нежити, вот и всё. Второй подобной зимы мы не переживём.
— Да, они как зуд под кожей — не дают покоя, — с удовольствием подхватил старик. — А зуд этот вызывает особо мерзкий клещ — вот от него вы и должны избавиться!
Теперь Лир понимала правила извращённой игры: что бы ни требовалось для возвращения справедливости, божественные сущности передадут эту честь смертным.
— Я? Разве не ты здесь всеведущее существо?
— Всеведущее, а не всесильное. К счастью для вас, госпожа, Мортис служат и живые — так сказать, это временный для них этап. Есть некоторые… уловки для перевоплощения — ритуал очищения перед богиней: некромант должен принести в жертву невинного на священной земле и вкусить человеческую плоть. Как видите, большинство условий вами уже соблюдено.
Лир моргнула, совершенно не понимая, как реагировать — чего старик от неё ждал? Неужто энтузиазма? Желудок скрутило, хотя с каннибализмом в Бергольде давно покончено, а вываренные кости сожжены, чтобы Мортис никак не смогла их поднять. Впрочем, Лир понимала, что деяния достаточно — семя зла уже посеяно, но взрастить его можно только целенаправленно. Она говорила с каждым жителем Бергольда, заглядывала в глаза и следила, чтобы никто не понял, насколько черта близко.
Лир невольно усмехнулась про себя, осознав наконец помыслы инквизиторов. Те, кто тесно связан с ересью, давно приняли её в себя и оценивали других по своим меркам.
— Я не собираюсь служить Мортис, ни за что, — твёрдо заявила Лир, — и никогда не собиралась: от нас что-то скрывали, а я пыталась добраться до истины.
— Понимаю, ведь даже нежить пользуется магией Жизни, как и люди — ядами, Смертью. Грань настолько тонка, что практически не существует. Да, госпожа, я в вас не ошибся. Будет ужасно весело!
Старик повернулся, обозначая, что разговор окончен на его условиях, но Лир воскликнула вслед:
— Нет, ты не понял: я не собираюсь плясать ни под чью дудку и тем более приносить жертвы!
Её крик ушёл в пустоту — старик растворился в столбе света. Злая, как медведь-шатун, Лир быстрым шагом вышла из леса; Годрик помахал рукой, но, заметив её настроение, вытянулся как на построении.
— Всё так плохо, моя леди?
Он знал, какое обращение могло растопить её сердце, и Лир немного успокоилась. Дрожь всё ещё колотила, разгоняла кровь, но никто и не обещал, что знание окажется лёгким.
— А бывало иначе? — вздохнула она, и в тягостном молчании они направились домой.
Лир знала, что за полосой везения в Бергольде всегда следовала полоса внезапных трудностей, которые невозможно предсказать — для самого северного края Империи здесь происходило на удивление много событий. Первой весточкой цивилизации стало письмо от отца, посланное ещё зимой. Лир долго разглядывала запечатанный конверт, чувствуя необъяснимую тревогу, и Годрик вызвался зачитать его первым и принять первый удар.
Императора Мередора отравили, и, к своему ужасу, Лир распознала в описаниях болезни схожие признаки с отравлением Эрхог императора Демосфена: видимо, инквизиция всё-таки кое-что понимала и не гнушалась методами противника. Если, конечно, Лир сама не привела их к формуле во время расследования.
— Возможно, оставшись в столице, я смогла бы его спасти, — упавшим голосом произнесла она, шагая по комнате от стены к стене. Годрик нахмурился.
— Думаете, он уже мёртв? Полгода прошло. — Она кивнула и спрятала лицо в ладони: если это правда, тогда Империя уже раскололась, а её семья либо убита, либо в бегах. После паузы Годрик прокашлялся и продолжил: — «Я счастлив знать, что ты далеко отсюда, Лир, и молю тебя не возвращаться. После твоего изгнания гнев инквизиции пал на дочь графа Марка, Одель — ей приписывают связи с демонами, а их город взяли в осаду…»
Наконец Лир упала в кресло, где обычно по вечерам сидел Годрик.
— Одель… Она же чистая монашка — скучная, как палка… Хотя знаешь, я не могу не восхититься стратегией инквизиции. Потрясающее злодейство! Интересно, что бы они сделали со мной чуть позже?
Взгляд Годрика излучал просто божественное негодование; казалось, надели его Всевышний хоть каплей магии, и молнии вылетят из глаз. Всё это время он, конечно, размышлял, почему Лир отослали, — но теперь уверился, что обвинения надуманы. Как бы Годрик ни злился, он был рад всё это увидеть.
Далее отец упомянул, что Ламберта отправили с особой миссией подальше, ещё до отравления императора, но подробности опустил — видимо, письмо могли перехватить.
— Значит, капитана Императорской Гвардии тоже нет в столице, — подытожил Годрик. — Не могу поверить, что инквизиции так просто далась победа!
Они оба перестали предполагать и говорили о падении власти императора как о чём-то свершившемся. Богобоязненные подданные Империи с готовностью поддержат инквизицию — а значит, и саму веру. Это конец всему, что Лир держало за прошлое — теперь путы разрублены окончательно.
Мысли о судьбе родителей и кузенов тяготили, но отец прав: бежать на помощь сейчас, вслепую, бессмысленно. В их силах только молиться, ждать и сражаться. Лир на дух не переносила матушкины похмельные мигрени и причитания, но теперь отдала бы всё, лишь бы только узнать, жива ли она.
Лир поудобнее расположилась в кресле, перекинув ногу на ногу, и уточнила:
— Для Бергольда ничего не поменялось. Если Империя падёт, мы об этом даже не узнаем.
Годрик понял, о чём она говорила, но повода для шуток не нашёл:
— Вы бы остереглись такое пророчить: беда никогда не приходит одна.
В тот вечер Лир посмеялась над его суеверностью, перенятой от жителей Бергольда, но вскоре пожалела об этом: когда охотник с очередной вылазки принёс не подбитых куропаток, а голову демона.
— Он что-нибудь сказал перед смертью? — уточнила Лир, зная, что её люди стреляли метко, но понимали, в каких — особых — случаях жертве можно помучиться.