Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 21



— Сегодня вы свободны от своей клятвы, сэр Годрик.

Лишь когда он ушёл, она смогла собраться с мыслями; в одиночестве всегда лучше думалось — правда, не всегда со счастливым итогом. Когда-то Лир не могла кольнуть мышь иголкой, а теперь — с безразличием срезала промёрзшую одежду с мертвецов и примерялась, каким инструментом легче воспользоваться — пилой или тесаком? Студенистая плоть проморозилась до кости, так что выбор пал на пилу.

Лир ещё раз прислушалась к потоку и лишь затем, придержав мертвеца за плечо, начала пилить. Кровь скупо сочилась из надрезов, ведь большая её часть давно отлила вниз, к спине и затылку. С костью пришлось повозиться: руку не удавалось зафиксировать, да и сил не хватало, но Лир справилась, затем перешла выше, к предплечью.

Стук в дверь и скрип половиц не всколыхнули ни одну эмоцию, кроме раздражения.

— Госпожа, меня прислали вам в помощь. Я мясник… точнее, я был мясником.

Лир обернулась, продемонстрировала лежащего на столе человека, но мясник тихо закрыл за собой дверь, подошёл вплотную и наперво протянул ей замызганный передник, затем довольно уверенно выбрал тесак и без лишних слов пустил его в дело. Невольно Лир засмотрелась на длинные мускулистые руки, как филигранно наносились удары, без лишних движений. Он знал, как разрубить плоть так, чтобы её природа не бросалась в глаза, хотя с тощего мужчины на столе особо нечего было взять. На впалых щеках мясника Лир приметила очаровательные ямочки; теперь за такой работой хмурая отчуждённость вселила бы любому ужас.

Годрик вернулся с группой молчаливых молодых людей, которые заворачивали в мешки всё, что отделял мясник. Лир помогала ему в самом чёрном деле, когда тело преобразилось до неузнаваемости и лишь чертами напоминало что-то человеческое. Голос подрагивал, но мясник коротко объяснил, какие органы и как можно приготовить, сколько вываривать кости. Бульон — для самых слабых людей, ведь жирная пища могла быстро убить долго голодавшего, печень — для тех, кто постоянно болел, чьи зубы крошились и кожа желтела. Стянув грязные перчатки, Лир всё записала и подсчитала: один мужчина мог прокормить собой примерно шестьдесят человек за день — безумно мало, но это лучше, чем отдать его Мортис или закопать в землю.

Все три тела моментально разобрали на части, словно птичья стая налетела на куст смородины. Когда ушёл мясник, появились женщины с вёдрами и швабрами — они тоже боялись поднять взгляд, словно ждали грома, светящегося ангела, который спустится с небес и метнёт молнию. Однако ничего не произошло. Если бы Всевышний видел их, то давно бы помог.

Лир же, чуть не падая от усталости, думала лишь о том, чтобы помыться не по расписанию, однако Годрик и здесь опередил её, распорядился заранее. Когда она вернулась в комнату, то почуяла аромат бульона, и слюна тут же наполнила рот. Воспоминания о том, как руки в перчатках разбирали органы, словно сладости в столичной пекарне, вспыхнули и тут же исчезли. Лир села за стол в одиночестве и ложкой помешала бульон — настолько прозрачный, разваренный, что вряд ли бы тот утолил зверский голод.

Разглядывая разваристые серые кусочки мяса, она вспомнила о словах охотника над мёртвым драконом-трупоедом: «Один умирает — другой выживает. Здесь иначе нельзя». Аромат пробуждал воспоминания о далёких временах — дома, где лето существует, манящих запахах с кухни; мать просит не чавкать и есть как человек, а не животное, но впереди так много дел, что на еду просто нет времени…

С первой же ложкой по телу разошлось благое тепло; поток в Лир заливался энергией и требовал большего. Так и нити тянули жизнь из тела, даря второй шанс тем, кто ещё не обречён. Постукивая каблуком по полу, отбивая ритм какой-то мелодии, Лир в задумчивости допила бульон и жадно облизала тарелку.

Она собиралась выжить любой ценой.

========== 6. ==========

Снег не растаял и поздней весной, но утрамбовался достаточно, чтобы лошади и повозки могли спокойно проехать в горы и на радость голодным хищникам не застрять на подъёме. Лир удалось купить стадо и пару десятков кур, но ради них пришлось в прямом смысле повоевать с соседними деревнями. Однако благодаря частым стычкам с нежитью, волками и медведями ополченцы Бергольда не теряли ни форму, ни боевой настрой, в отличие от запуганных жизнью крестьян южнее. Крепость принимала первый удар, и если она падёт — все знали, — северные земли сметут полчища оживших мертвецов. Так что переговоры быстро увенчались успехом. В столице такую практику назвали бы вымогательством, но Лир считала её справедливой платой за безопасность.

Гномов осталось так мало, что налаживать с ними торговые отношения оказалось невыгодно. В основном ей попадались отшельники, которые приручали волков и облачали белых медведей в боевую броню — но хотя бы с ними удалось поддержать перемирие. С сожалением Лир думала о судьбе их некогда гордой расы и с удовольствием слушала истории о былых временах, боге Вотане, его божественном наместнике Видаре, который до сих пор ждал возвращения кланов в разрушенной столице, и павшей от рук эльфов последней королеве.





— Не знал, что эльфы были настолько… кровожадными, — растерянно прокомментировал Годрик, когда старый гном-отшельник настолько разошёлся, что перешёл на крики и брань на родном языке.

— Только дай им волю, я говорю! Это ваша братия любит их стишки про листву, а я своими глазами видел, какая резня здесь произошла!

В голове у Лир будто что-то щёлкнуло, и она указала на юго-восток.

— Их город не там находился?

— Вроде бы, не помню, — гнома будто вдруг поразила старческая забывчивость, он отвёл взгляд. — Храм их божка выше на горе, где и портал. Только место то странное, гиблое.

Годрик прищурился, тоже почувствовав смену настроения.

— Уж не потому пилигримы пропадали, что ты былое им припоминаешь?

— Больно нужны они мне, — пропыхтел гном, и Лир почему-то ему поверила: тот больше причитал, а сам боялся чего-то — это читалось во взгляде, когда речь зашла о городище нежити.

Лир продолжала мучить загадка старика и его «внучки», но лишь сейчас она получила ощутимую зацепку: давнюю резню, связанную с эльфами и — очевидно — гномами. Она снова просмотрела все старые свитки и краткую летопись Бергольда, однако, видимо, люди наведались так далеко на север позже и не застали те времена.

Уткнувшись в тупик, Лир вернулась к сказкам, которые забросила из-за вечной занятости: теперь она совала нос во все дела, в каждый угол, познакомилась практически с каждым жителем крепости, услышала сотни историй и прониклась духом хранителей севера. Это не столичные маги, оберегающие пыльные полки с разлагающимися книгами — местные одной волей могли раскалывать камни и прореживать леса, они читали ветер и знали сотни видов снега, ночевали в пустоши, застигнутые непогодой, и мастерили из шкур прекрасные изделия. К слову, торговля мехом стала весомой строкой доходов Бергольда — жаль лишь, что сезон для неё быстро кончался, с первыми осенними бурями, когда караваны возвращались в центральные земли.

Раньше, взяв в руки книгу, Лир терялась для остального мира, но теперь — едва могла сконцентрироваться на прочитанном, пока фоном размышляла о делах. Наверное, это и значило наконец вырасти. Она тяжело вздохнула, и Годрик поднял голову от карты, в которую постоянно вносил какие-то пометки после очередной экспедиции.

— Не идёт? — он понимающе усмехнулся. — А чем закончилась та легенда о старике, который столкнул жену в яму к демону? Хотя в действительности на том бы всё и кончилось…

Лир напрягла память и вдруг рассмеялась.

— Это очень странная история: демон вылез из ямы и предложил старику работать вместе. Первый насылал болезни, а второй лечил и брал за это золото — и так продолжалось, пока демон не решил заразить дочь местного барона и не зажить красиво. Старик долго покрывал подельника, но после сжалился над бароном и вылечил его дочь, затем обманул демона, сказав, что жена вылезла из ямы, и тот может возвращаться домой. Никого не сожгли, старик и внезапно вернувшаяся жена жили долго и счастливо.*