Отзвуки

Ноги отекли, хотелось присесть хоть ненадолго, однако она понимала, что через час, когда закроет «Утонувшую Флягу» на ночь, побежит домой чуть ли не вприпрыжку. С отцом они исходили сотни миль по болотам, но настоящую усталость Лина ощутила, стоя на одном месте двенадцать часов. Злость на дядю за такой низкий поступок по отношению к Гробнару — да и к ней, когда они договорились уладить конфликт сначала мирным путём, — жгла мысли мигренью, и чтобы не сорваться, она переключилась на кассу и холодный подсчёт наличных.

Лина немного успокоилась, но на смену раздражению пришла невероятная тоска: если бы она училась, как Эми, то не попала бы сюда. Или следовало остаться, как Бивил, дома. Ей же захотелось пойти наперекор всем.

— Кофе, пожалуйста.

Слова вежливости были такой редкостью, что Лина вздрогнула, вскинула голову до хруста в шее и встретилась взглядом с новым посетителем — мужчиной в синей, идеально отглаженной рубашке. После портовых рабочих и отщепенцев он, как и Гробнар, — правда, тот, в силу своих странностей, — выглядел лишним, инопланетным существом. Многие люди носили на лице отпечаток личности, даже своей профессии — за месяц работы в «Утонувшей Фляге» Лина научилась определять с первого взгляда, кто стоял перед ней. «У этого-то точно высшее образование есть, — подумала она, искоса глядя на ровные, спокойные черты лица, ухоженные руки и зачёсанные назад чёрные, как смоль, волосы. — Скучно ему, наверное; ищет приключения, — решила Лина, пока наливала свежий кофе в белую кружку».

Словно уже прочитав мысли о себе, мужчина взглянул на неё с неподдельным интересом, уселся за стойку с самого края, будто желал отделиться от сидящих за столами людьми, и спросил:

— Вы ведь не местная?

— Я всего месяц назад переехала из Западной Гавани — это небольшой городок, на границе топей, — пояснила она, когда посетитель нахмурился.

— Никаких перспектив для молодёжи? — догадался он и вздохнул — искренне горько.

Лина отмахнулась; сочувствие было ей ни к чему.

— Не всё так плохо: вокруг лес и болота, грибы да ягоды, чистый воздух, людей почти не встречаешь. Отец — егерь, а я ему помогала, сколько себя помню. Теперь работа здесь кажется несколько скучной, этого не отнять, — добавила она с улыбкой, убедившись, что Дункана не было рядом. Мужчина усмехнулся в ответ, и несколько мимических морщин в уголках его губ взбороздили гладкую кожу. Сердце Лины почему-то болезненно стукнуло.

— Так вы должны неплохо стрелять.

— И ещё недурно снимаю шкуры.

Он затих, поняв намёк, поднёс кружку к губам и, отпив, поморщился. Лина никогда не принимала всё близко к сердцу, особенно стряпню Сэла, но сейчас ей почему-то очень сильно захотелось заехать этому странному гостю в челюсть. Кофе всегда варила она, а это было уже почти личным оскорблением.

Она медленно выдохнула и посчитала до десяти в попытке совладать с эмоциями, как научил её в первый день Дункан — наверное, это был самый дельный его совет за весь месяц. Определённо сказывалась усталость, ведь не мог один человек вызывать целый спектр всевозможных чувств одновременно.

— Не понимаю, зачем такой девушке этот паршивый Невервинтер, — тем временем продолжил он. Так и тянуло уточнить, что подразумевалось под «такой» девушкой, но Лина предпочла вернуться к подсчёту наличных, пока посетитель изливал ей свои мысли по знакомому шаблону. — Люди съезжаются сюда в надежде заработать денег, славу, зажить по-человечески, но оказываются в подобном месте. Без разницы, что это — бар, магазин или даже колледж, — всё едино. Тоска, уныние и грязь. Здесь всегда одна и та же погода, знаете? — Лина машинально покачала головой, и он вспомнил, что переехала она недавно. — Одна и та же серость, будто фабрики коптят небо, летом нет солнца, даже снег зимой не задерживается, тут же тает на подлёте. До чего же мерзкое место!

Лина взглянула на него исподлобья, насупившись. Восхищение давно сменилось неприязнью. Говорил он красиво, сыпал интересными сравнениями, — про «закоптившееся небо» ей действительно понравилось слушать, — но столь поэтичные слова сочились ядом. Таких ярких эмоций не вызывал даже парень в армейской куртке, который огрызался на посетителей, точно злобный цепной пёс.

Не зная, что вообще можно сказать на его бурную реплику, Лина произнесла в тон, ядовито:

— И всё-таки вы здесь.

Он развёл руками, показывая свою беспомощность.

— Поверьте, бывает куда хуже. В Невервинтере хотя бы есть выбор: встать на сторону закона или пойти против него.

О преступности в портовом районе ей можно было не рассказывать. Как Квара не боялась возвращаться домой с работы, Лина не понимала. Она жила в том же доме, где на первом этаже располагалась «Утонувшая Фляга», но всё равно опасалась грабителей и оглядывалась, подходя к двери. Лишь нож, подаренный отцом перед отъездом, немного успокаивал разыгравшееся воображение.

— Сэнд, прекрати компостировать мозги моей племяннице, — голос дяди Дункана звучал так же ядовито, явственно доказывая, что они точно знакомы. Челюсть их странного посетителя на миг отвисла, однако он быстро взял себя в руки и рассмеялся.

— Ты шутишь? Не вижу никакого фамильного сходства, к счастью для вас, — добавил он, многозначительно стрельнув взглядом в Лину.

— Допивай кофе и пошли, хватит тут умничать.

Вежливо поблагодарив за кофе, хоть тот ему и не понравился, Сэнд в сопровождении Дункана скрылся в подсобке. Любопытство грызло Лину, заставляя теряться в догадках. Тип этот был странным и не внушал ей доверия, а дядя выпил лишнего — кто знает, что может случиться? Она даже поделилась своими опасениями с Кварой, но та только посмеялась, а затем быстро смылась с работы.

Парень в армейской куртке бросил деньги на стол и наконец-то покинул «Утонувшую Флягу», не взглянув на Лину и тем более не ответив на её заученное до автоматизма прощание с посетителями. Сэл — уже в куртке и с рюкзаком за плечом — вышел немногим позже. Ключи от кассы Лина бросила в карман куртки и стала дожидаться возвращения Дункана, на всякий случай зажав в кармане рукоятку ножа. Чтобы успокоить ноющие ноги, пришлось рухнуть на одно из мягких сидений.

Тишина после закрытия в паре с густым мраком за окнами подействовали на Лину умиротворяюще, клонило в сон, однако эхо приближающихся голосов заставило обратиться в слух. Хотелось думать, что она не превращается в типичную сплетницу, жадную до чужих секретов, а помогает Дункану не попасть в неприятности, поэтому появление Сэнда Лина встретила в штыки — снова насупившись, как ребёнок.

— Хорошего вечера, — он кивнул ей, сложив за спиной руки, — Дункан, ещё свидимся, — и вышел за дверь, оставив им щемящее чувство недосказанности.

— Что происходит, дядя Дункан?

Он вздохнул, устало потёр глаза, и Лина поняла, что он каким-то волшебным образом практически трезв.

— Всё хорошо, не бери в голову, детка. Закроешь за мной?

Одиночный кивок — на оба его высказывания — поставил точку на разговоре. За Дунканом заехала его давняя приятельница, с которой когда-то служил — время от времени они встречались, чтобы вдрызг напиться и вспомнить былое. Лина в их отношения не лезла с расспросами, но эта женщина ей нравилась: внешность её была столь же экзотична, как и запутанное восточное имя. Ещё она вечно мёрзла и куталась в шарф по самые глаза. Наверное, в её родных краях было куда теплее.

Когда Лина выходила к Гробнару в лёгкой форменной рубашке, то не чувствовала холода, её кровь кипела, а теперь — продрогла и в куртке. Окинув взглядом жёлтые фонари, она поплелась вдоль них по набережной, чтобы проветрить голову. Бежать вприпрыжку в съёмную квартиру уже не было никакого желания; усталость за весь день взвалилась камнем на плечи, угрожая прижать к грязному асфальту.

Люди спешили спрятаться в домах, обгоняли её, обходя по широкой дуге. Но чего она не ожидала, так это увидеть ещё раз в тот же вечер знакомую синюю рубашку. Сэнд курил у ближайшего к набережной здания, спрятав свободную от сигареты руку в карман брюк. Очевидно, похолодание его не волновало.