Отзвуки

— Жалкое зрелище, — донеслось со стороны парня в армейской куртке. Лина повернулась и, встретившись с ним взглядом, невольно вздрогнула — настолько злым и холодным тот показался. Затем он снова уставился Элани в спину. — Эй, я думал, вас, хиппи, всех давно перестреляли.

— Следи за языком, парень. Ещё слово, и будешь зубы свои с пола собирать, — к разочарованию Лины, вступился за честь Элани не Дункан, а низкорослый крепкий мужчина за соседним столиком. Его очаровательная спутница с медными волосами и россыпью веснушек на лице поддакнула:

— Келгар превратил драки из хобби в работу, так что будь умничкой и свали в ад, пока цел.

— Спасибо, но за меня говорить не нужно, — покончив с уборкой, Элани гордо вздёрнула подбородок. — А вам, уважаемый, — она кивнула парню в армейской куртке, с лица которого уже сползла нахальная улыбка, — я пожелаю всего хорошего — наверняка вы ничего доброго в жизни не видели, раз так ведёте себя.

Парень фыркнул, но участвовать в скандале не стал. Вскоре, будто ничего и не случилось, он снова цедил свой холодный кофе и пялился через окно на улицу, будто ждал кого-то и чего-то. Лина хорошо запоминала постоянных клиентов, включая его, знала о противном характере и постоянно удивлялась, почему всегда молчал Дункан, когда по вине этого парня вспыхивали проблемы.

Пока Лина расставляла на стойке салфетки, её внимание переключилось на крепыша Келгара и вязь чёрных татуировок на его руках, начинающихся с кулаков и тянущихся под футболку. Она и не заметила, что увлеклась и начала откровенно пялиться, но девушка, его спутница, не разозлилась, а наоборот, лукаво подмигнула. То, как она сидела на стуле, как складывала на столе руки, увенчанные кольцами, выдавало в ней какую-то кошачью грацию, гибкость и невероятную для Лины раскрепощённость. Этим двоим повезло, что они вместе, думала она, вздыхая.

К вечеру зал полностью заполнялся посетителями, и времени на перерывы не оставалось вовсе. Портовые трудяги спускали деньги на выпивку к великой радости дяди Дункана, Квара бухтела и разносила заказы, а Лина несла вахту у стойки — записывала заказы, крепила стикеры у окошка раздачи, чтобы передать их на кухню, открывала кассу и поглядывала за порядком, будто могла что-то сделать, случись что неприятное. К закрытию Дункан едва стоял на ногах, но не от усталости, как они с Кварой, а от выпитого в компании словоохотливых посетителей пива. Лина оставалась наедине с шумной толпой и молилась, чтобы дотянуть до наступления ночи — а потом начать новый день сначала: первой открыть двери, поговорить о сумасбродных дядюшках с Шандрой, которая как обычно принесёт свежие овощи и мясо, выслушать, как прошёл вечер Квары, отдраить туалет, предложить Дункану аспирин…

Открывшаяся перед очередным посетителем дверь принесла не только портовую затхлость, но и звуки гитары. Навострив слух, Лина различила нескладное пение.

— Снова этот Гробнар! Я же велел ему не побираться у моих дверей — это вредит имиджу! — мигом вспылил дядя Дункан и схватился за мокрое полотенце, точно за кнут. Краем зрения Лина заметила, как пошевелился парень в армейской куртке, явно заинтересованный грядущим представлением.

— А мне он нравится, — осторожно заметила она. — Дядя Дункан, студентам тяжело живётся, вот он и зарабатывает, как умеет…

— Нанялся бы в порт грузчиком, — не унимался он, разгорячённый алкоголем и предстоящим сражением с хилым юнцом, и Лине стало действительно страшно.

— Дай мне поговорить с ним, а если не уйдёт, то ты поступишь по-своему.

Плотно скрученное полотенце вернулось на плечо, Дункан покачал головой. Может, он прислушался к голосу разума, пожалел парня, а может, веским доводом стал её испуганный взгляд, полный уже подступившего разочарования. Только Лина могла влиять на него, однако и не злоупотребляла этой странной властью, боясь однажды её потерять.

Квара не без зависти глянула ей вслед — наверняка ей хотелось курить, — но Дункан быстро дал понять, что до конца смены отлынивать не получится, ждали клиенты.

Если бы не парочка фонарей, то на улице стоял бы непроглядный мрак — хуже места для выступления и не придумаешь, но Гробнара, казалось, всё устраивало: он лучезарно улыбался каждому бородатому забулдыге и приплясывал в такт песне. Словом, он абсолютно не вписывался в окружение. Красная клетчатая рубашка, которая была на нём каждую неделю, дразнила зрение, ярко выделяя Гробнара в тусклом свете жёлтых фонарей.

«Кваре бы понравился его выбор», — почему-то подумала Лина, вслух же она произнесла:

— Гробнар, мне очень жаль, но дядя Дункан велел тебе выбрать другое место для… творчества.

Её взгляд скользнул по раскрытому чехлу от гитары, где одиноко лежали два медяка, возможно, уже принесённые Гробнаром с прошлого выступления. Не прекращая играть, он улыбнулся уже ей, подмигнул, и Лина смущённо покраснела.

— Жаль, что моя магия не работает на него, — сказал он, когда доиграл песню; пальцы тем временем уже перебирали лады для следующей, будто минута без музыки могла его убить. — Я о магии доброты, — пояснил Гробнар для скептически настроенной Лины. — Когда люди проходят мимо, я вижу, как меняются их лица, как шевелятся губы, повторяя слова песни. Они совершенно не ожидают этого и растеряны, как дети. Все заботы уходят прочь. Дункану не помешало бы тоже расслабиться и послушать!

— Он снова вооружился полотенцем, — предупредила она, вздыхая. Как бы ей ни нравился Гробнар, всё же влезть к нему в голову было выше её сил — уж слишком там внутри зелено и весело, до тошноты.

Патрульная машина подкатила ко входу в «Утонувшую Флягу» и остановилась на пустующей парковке — обычно к вечеру их посетители предпочитали выпивать, а не садиться за руль. Выключив мигалку, с водительского места вышел мужчина в полицейской форме и, чуть помедлив, направился к Лине и пританцовывающему назло хмурому миру Гробнару.

От неожиданной догадки она сцепила зубы и глянула через плечо полицейскому, чтобы увидеть злорадно улыбающееся лицо дяди Дункана в окне.

— Доброго вечера, нам поступил вызов о… — он посмотрел на парочку молодых людей, на чехол от гитары на асфальте, — …попрошайничестве и нарушении общественного порядка.

— О тюремной романтике я ещё не пел, — громко заметил Гробнар. Лина же боялась за них обоих, раз он за себя не собирался.

— Офицер… — она облизнула пересохшие губы.

— Касавир.

— Ага… Видите ли, мой дядя не любит уличных музыкантов… признаться, он мало что любит… Вот.

Каменное лицо полицейского ничего не выражало, только одна бровь чуть приподнялась. Наконец он вздохнул; руки легли на пояс, где топорщилась кобура и не менее внушительная дубинка.

— Сынок, ты можешь отправиться на пару суток в камеру, если не уйдёшь. Сейчас я зайду купить кофе, а когда вернусь, то тебя здесь быть не должно.

Лина судорожно выдохнула и очень надеялась, что её взгляд сказал намного больше, чем она была способна произнести вслух из-за страха. За маской суровости и командным голосом скрывался добрый, понимающий человек, которому не хотелось портить жизнь студенту, когда в порту сновали целые вооружённые банды и торговцы наркотиками. В это мгновение Лина пожелала, чтобы Касавир никогда не попал тут в переделку.

Когда он неспешно направился в сторону забегаловки, Лина вцепилась в красную рубашку Гробнара и со всей силы тряхнула её обладателя.

— Давай, беги отсюда, не будь идиотом! Слышал, что сказал офицер? — прошипела она, затем помогла запихнуть гитару в чехол.

— Но тебе же понравилось? — в его наивных глазах трепетала надежда, которую ей не хотелось разбивать. К тому же ей правда нравилась его музыка.

— Да, но чтобы сыграть ещё, тебе нужно не попасть в участок.

С полицейским они пересеклись уже у патрульной машины. Он передал бумажные стаканы своей напарнице, которая сидела на переднем сидении, кивнул Лине и уселся за руль. Лицо дяди Дункана в окне тем временем выражало все стадии принятия действительности, а затем — исчезло из виду. Этот раунд остался за Линой.