Отзвуки

Дальнейшие карьерные свершения Эрвана: https://ficbook.net/readfic/6396534/19046352

Как целитель, Эрван мечтал о лекарстве от всех недугов — для укрепления органов, мышц и костей, чтобы не пришлось бороться с дряхлостью, обезвоживанием, пролежнями и лишним жиром. Он хотел бы, чтобы сила развивалась без тренировок, в дождь не тянуло кашлять на прохожих, а дети не покрывались сыпью, распухая от воспаления как поросята. Каждый день Эрван пачкал руки в естественных соках своих пациентов, пока присматривал за пожилыми, принимал роды, оперировал и убирал за инвалидами. Он вставал с рассветом и, едва переставляя ноги, падал на койку глубокой ночью, готовый вскочить по первому крику о помощи.

Рассматривая острые хирургические инструменты и уснувшего магическим сном человека на столе, он размышлял, что органы, по сути, защищает тонкий, мягкий слой тканей; как близко расположены капилляры, важные артерии и вены; где-то в брюшине аорта стучала под кожей, отмеряя ритм сердца. Пырни любую часть, выпусти кровь — и мозг скончается.

Однако после войны с Лусканом он повидал и других пациентов — живучих вопреки здравому смыслу. Солдаты могли пройти пару миль со стрелой в боку или придерживая внутренности в распоротом брюхе, оставаясь в сознании, и упасть у палатки целителей. Ему приносили детей после падения с дерева, у которых кости торчали наружу, а затылки сминались, как скорлупа от яйца, но они плакали, звали маму и глядели на Эрвана огромными, залитыми кровью глазами в надежде вновь залезть на то же треклятое дерево — доказать что-то то ли себе, то ли миру.

На их примере он знал, что не всё потеряно.

Как создатель, Эрван мечтал о совершенстве плоти в связке с нервной системой, изучал ответ на боль и приращивал отрезанные части тел, дивясь, что даже чужие руки могли прижиться — без разницы, мужские или женские. Незаметная сеть в тканях двигала каждый мускул, создавала улыбки, судороги, озноб, инстинктивные реакции, словно ниточки в руках кукловода. Нащупав их, Эрван не смог остановиться.

Для начала он пытался заставить мизинец сгибаться отдельно от безымянного пальца, а затем перешёл сразу к любимой теме: ослабил чувство боли, вырезая и прижигая лишнее. Солдата с низким болевым порогом оценит любой командир, однако и этого мало: притупившаяся боль скрывала болезни, переломы и вывихи, отчего тело приходило в негодность куда быстрее, чем с естественным износом.

Когда Эрван добрался до мозга, то понял, что цена его знаний — медный грош. Эта чудная склизкая губка для воспоминаний удивляла с каждым экспериментом; он радовался, точно ребёнок, каждому пациенту с разбитой головой или проникающими ранениями. Эрван резал, зашивал, а затем наблюдал, как менялось поведение: люди просыпались другими — молчаливыми, порой жестокими, словно заглянули вглубь себя и хранили какой-то секрет. Однако больше его вдохновляли операции в сознании, когда скальпелем можно играть с мозгом, как на музыкальном инструменте.

В тишине мертвецкой отлично думалось. Эрван мог часами таращится на силуэты неподвижно лежащих тел в свете одинокой свечи, перебирать варианты, стыковать разрозненные знания с опытом и обновлять охлаждающее заклинание. Скучать не приходилось, хоть живые к нему больше почему-то не приходили.

Пытаясь избавить тело от одного несовершенства, Эрван понимал, что глобально ничего не изменится. Какой толк в этом мизинце, если плоть сама себя губила, скрытно выращивая опухоли, язвы и гнойники? Даже собственные ногти, врастая, могли занести смертельную хворь. Нет, с таким материалом невозможно работать!

Так однажды Эрван и осознал, что почти по всем требованиям его устраивали лишь мертвецы. Только плоть продолжала дряхлеть, гнить, в ней откладывали яйца мухи и заводились личинки, пока, изъеденная, она не слезала с костей тёмными лоскутами. Увидев такой запущенный труп, жрец Илматера, разнюхивающий неладное, нашёл даже больше, чем рассчитывал. Кстати, нюх к нему так и не вернулся, что показалось Эрвану занятным.

Его изгнали, а не казнили, ведь признаков некромантии не обнаружили. Эрван сам презирал это искусство, считая недостойным, ленивым занятием: делов-то, что прочитать заклинание, а тело так и продолжит разрушаться. Целитель в нём ещё жил и стремился всё починить.

«Мальчик устал, запутался», — говорил констебль, хоть и сам себе не верил. По мимолётному взгляду было видно, что презирал, опасался и мечтал избавиться. Не зря говорили, что глаза — зеркало души, но Эрван стремился проверить, как так, что мозг — чудная склизкая губка — как-то относится к посмертию. В Город Суда ведь не он отправляется — вместилище воспоминаний, а значит, и души? Нет, как и всякая плоть, мозг разлагается.

Ему казалось, что истина скользила на кончиках пальцев — какая-то тайна, которую знали его пробуждённые пациенты, но не могли сообщить. Нечто зловещее и страшное просачивалось через Планы, от богов к ним, что можно лишь почувствовать, когда шевелились от беспочвенного ужаса волосы на затылке. Эрван предпочёл бы не думать, не знать… Он проник так глубоко, разбирал тела на части, а затем на слои и нити, что не мог игнорировать факты.

Как простой смертный с той же слабой плотью, Эрван мечтал высвободиться из пут кукловодов.

========== Ограбление (юмор, милота; Сэнд, ф!Фарлонг) ==========

Комментарий к Ограбление (юмор, милота; Сэнд, ф!Фарлонг)

Давно лежало в закромах, было намётками в сборник “Ты меня никогда не слушаешь”: https://ficbook.net/readfic/2931416

Сэнд не верил в правосудие, ещё меньше — в стражу, но обстоятельства оказались сильнее принципов. На кону стояли магазин, жизнь, его кот и душевное равновесие. Он очень надеялся, что Лина прохлаждалась на посту и потому не могла вмешаться, но Тимора, видно, была в этот день не на стороне Сэнда.

В тесном фойе, где ожидали своей участи пойманные воришки, забулдыги и бродяги, стоял крепкий шмон немытых ног, который обещал остаться в памяти навеки — и посреди управляемого хаоса гранитной стеной возвышался Кормик. Уверовав в удачу, Сэнд направился к нему без очереди, чем явно заслужил несколько проклятий, но дело не терпело промедления.

— Кормик, нужна твоя помощь.

— Конечно! — с готовностью воскликнул тот. Если бы он был псом, то наверняка бы повилял хвостом. — Что у тебя случилось?

— В магазин влезли и товар попортили. Злоумышленник ещё внутри — я его чарами запер.

Взгляд Кормика мгновенно погрустнел.

— Извини, я такими делами не занимаюсь, но ты обратись к Лине.

Чем же Кормик занимался, если не защитой чести мелкого предпринимательства, осталось загадкой. Стражница Фарлонг сидела вальяжно, закинув ноги на стол. Она давно пялилась на него из коридора, но теперь смерила Сэнда внимательным взглядом, фыркнула и показала свой горделивый профиль: оскорбилась, что сразу к ней не обратился.

— Ну, пиши заявление, — мерзким голосом, каким посетителя встречают бюрократы Нашера, произнесла она.

Сэнд был упорным и терпеливым, к тому же он понимал, что находился на её территории, поэтому не спорил, а уселся за стол в углу — играть по её правилам: взял лист, перо и, по нескольку раз окуная кончик в разбавленные чернила, начал писать, скрупулёзно фиксируя каждую деталь, вплоть до вытоптанных грошовых ковров. Лина чуть ли не в потолок плевала и демонстративно ждала, когда появится формальный повод оторвать задницу. Только пусть попадётся в магазине (если от него хоть фундамент останется) — вот тогда Сэнд отомстит.