Отзвуки

Сейчас, наедине с собой, Кваре хочется только скрыться, но так, к сожалению, не может продолжаться бесконечно. Ей быстро надоедает всеобщее веселье, а ещё чуть позже — скрипит на зубах оскоминой; она снова злится. Собственная комната пока под запретом: откровенно говоря, она боится туда идти, поэтому слоняется неподалёку от тронного зала. Как назло, час уже поздний, и только редкие стражники напоминают, что крепость вообще кем-то населена.

Квара даже не успевает среагировать, когда чьи-то руки резко хватают её за плечи и разворачивают на девяносто градусов, припечатывая к стене. Перед глазами всё плывет, кажется даже, что сознание на миг от неё ускользает в черноту, однако её куда-то настойчиво тащат. Квара бормочет самый очевидный вопрос, но рука по-хозяйски накрывает рот — слишком уж знакомый жест.

— Тише.

Дикий, животный страх мгновенно сковывает тело. Упасть бы бревном — и пусть тащит, как хочет, но ватные ноги продолжают нести её сквозь коридоры в какую-то мастерскую.

— Только не говори, что ты привёл меня к Гробнару, — изрекает она, как только Бишоп разжимает захват и идёт запирать дверь.

— Что разнюхивал паладин? — это не вопрос, какой можно задать другу, а требование подчиниться и во всём сознаться. Квара ненавидит, когда ею командуют, и встаёт в позу. Она будто наконец-то пьяная, но геройски держится; голова идёт кругом от всего, что навалилось буквально за пару часов.

— После новостей из Невервинтера сложно не удариться в подозрительность! — она всё-таки понижает голос, опасаясь посторонних ушей, но сдабривает эмоции уничтожающим взглядом.

— И поэтому он решил искать виновных не в городе, а здесь?

— А тебе есть, чего бояться? — его взгляд становится тёмным, а лицо — каменным, и Квара не на шутку пугается. — Я была там, поэтому он и спрашивал, не видела ли я что-нибудь подозрительное. И зачем вообще туда поехала.

— И?..

Квара закатывает глаза. Его нетерпение злит, и даже внезапно вспыхнувший страх отходит в сторону: не станет же он убивать её в крепости, под носом у Фарлонг, в самом деле!

— Я сказала ему правду, — с вызовом говорит она, отвечая на этот тёмный взгляд, а затем — улыбается ему в лицо, на котором мёртвой маской застыло спокойствие.

Движения быстрые, но выверенные — за десятки, если не сотни битв плечом к плечу, Квара успела узнать всё о его тактике и оружии, поэтому замечает кинжал вовремя и уже готова отразить атаку.

Искра слетает с пальцев и попадает в плечо; одежда тлеет, но Бишоп будто этого не замечает, а толкает колдунью к ближайшей стене. Разрезав воздух, изогнутый кинжал идеально впивается между камнями кладки, выбивая пыль, — в нескольких дюймах от её головы. Квара вскрикивает, но всё же, практически неосознанно, творит заклинание посерьёзнее.

Скрип двери заставляет их обоих застыть на месте. Если бы Бишоп не запер дверь, то они бы уже попались, но хотя бы за дракой, а не чем-то похуже. Однако незваный гость не собирался сдаваться и, попробовав открыть дверь ещё раз, зазвенел связкой ключей.

Рука Бишопа мгновенно смыкается на запястье и тянет Квару за собой вглубь мастерской, что та едва успевает выдернуть кинжал из стены. Они ныряют в какую-то комнатушку, больше похожую на просторный гроб из-за скопища каких-то застеленных ящиков. Судя по количеству пыли, сюда точно давно не совались.

Полуночник зашёл в мастерскую, что-то насвистывая себе под нос, и Квара внезапно вспоминает, что там, должно быть, ужасно воняет гарью от подпаленной одежды. Квару трясёт от ужаса, и даже руки, опустившиеся на талию, не могут вывести её из этого состояния.

— Тихо, маленькая колдунья, — внезапно голос Бишопа у самого уха оказывается низким и довольным, он будто забыл, что она только минуту назад оставила на нём очередную отметину. — Думай, что ещё наплетёшь паладину, и молчи.

Не успела она и пискнуть, как его рука с талии переместилась на штаны и медленно проникла под них, ощупывая край нижнего белья. Только сейчас Квара заметила, как он ощутимо трётся сзади; они сплелись так тесно, будто стремились стать единым существом. Также она припомнила, что всё ещё держит его кинжал, и набралась уверенности, сжав рукоятку.

— Ты… что творишь!.. — шёпот сорвался на всхлип, как только рука проникла глубже и коснулась кожи. Квара мгновенно вспыхнула, но шевелиться боялась куда больше. Будто получив разрешение на дальнейшие манипуляции, Бишоп склонился к её плечу, и рваное дыхание опалило ухо. Она повернула голову и оказалась так близко к его лицу, как никогда прежде — ощущение было странное, щемящее. — Ладно, я ничего ему не сказала, потому что ничего и не видела.

— Я знаю.

В мастерской кто-то копошился, но точно не Гробнар — слишком уж тихо, — и Квара даже забыла, почему они прячутся в каком-то грязном чулане. Она и сама чувствовала себя грязной, когда намеренно качала бёдрами, дразня Бишопа; сладко вздрагивала, когда его пальцы задевали чувствительную точку. Однако всё не могло быть так просто: лишь почувствовав контроль, Квара вновь его потеряла.

Его свободная рука дрожала, пока расстёгивала пуговицы на её рубашке, — Кваре пришлось немного помочь, чтобы он не вышел из себя, — затем опустилась на запястье и повела в сторону. На этот раз она вздрогнула куда ощутимей, когда холодный металл кинжала скользнул по животу, слава Коссуту, плоской стороной. Прервав ленивые ласки, палец резко скользнул внутрь, затем второй; на этот раз ритм был сразу взят резкий, почти болезненный. Перед глазами вспыхнули разноцветные звёзды, ноги подкашивались, но кинжал держал её смирной и послушной. Пришлось закусить губы, чтобы не заорать во всё горло.

Неизвестно, сколько полуночник провёл в мастерской — для Квары эти минуты растянулись в годы, — но когда дверь скрипнула, они оба не собирались покидать своё не слишком уютное убежище. Она почти физически ощутила, как крепкий узел страха развязывается где-то внутри, и откинула голову, опираясь о плечо Бишопа. Стресс превратил тело в расстроенную струну, однако, будто после долгой напряжённой пробежки, покалывание в мышцах даровало чувство противоестественного удовлетворения.

— Думал, он никогда не свалит.

Она тихо рассмеялась — несколько истерично, но искренне, — услышав недовольный тон. Бишоп едва заметно ухмылялся, когда развернул Квару к себе лицом; руки теперь блуждали по обнажённой груди, едва прикрытой расстёгнутой рубашкой, скользили вверх к шее, пробуя на ощупь магические отметины на коже. Она прикрыла глаза, точно довольная кошка.

Кинжал отправился на ближайший ящик. Влага между ног мешала и сводила с ума, и от штанов пришлось в срочном порядке избавиться. Бишоп так и стоял, не двигаясь, но даже в темноте, к которой уже немного привыкли глаза, она читала его голодный, заинтересованный взгляд. Не особо церемонясь, Квара сама сдёргивала с него рубаху и расстёгивала ремень, судорожно хватая ртом пыльный воздух. Пальцы очертили открывшиеся мышцы, но только на долю секунды, пока её не повалили. Затылок ударился обо что-то-то, кожу царапнула плотная ткань, и Квара потянула её на себя, чтобы лежать не на холодном полу. Природная брезгливость отошла на второй план, или же помогла щедрая на иллюзии темнота.

На этот раз она лежала на спине, под ним, и на несколько минут близости контроль, казалось, вновь был восстановлен. Бишоп жаден, но и она не меньше: страх быть пойманной, внезапное вторжение в мастерскую, прятки в чулане и неудовлетворённость после наглых касаний почти при свидетелях распалили в ней ярость; точно бушующее пламя, она требовала всё больше, разгораясь только жарче.

Квара сама с трудом понимает, во что её превратили. Пальцы крепко впились в напряжённую спину, не позволяя уйти; ноги она развела так широко, как только могла, уже совершенно не стесняясь. Конечно, Бишоп не мог позволить ей расслабиться и, закинув её ногу на плечо, резко подался вперёд, вбившись со всей силы, до упора. Квара поморщилась и только потом сообразила, куда тот тянулся.