Отзвуки

Лезвие казалось ледяным на раскалённой коже, и тело среагировало куда быстрее мысли, врезав Бишопу коленом в голову. Сама Квара чуть приподнялась, пытаясь рассмотреть его, прикрыв ладонью рот.

— Ведёшь себя как дикарка, — буркает он, сбрасывая её ногу с плеча и перехватывая рукой у бедра.

— В следующий раз будешь думать, — парирует она с довольным видом. Кинжал она на всякий случай приподняла, но не убрала.

— А, ты уже и не против следующего раза? Значит ли это, что мне не придётся выслеживать тебя по всей крепости?

— Ты же следопыт — разве для тебя это не часть игры?

Мысль, что она вообще-то избегала встречи и боялась даже в комнату зайти, чтобы не обнаружить его там, уже кажется глупой, а мотивы — расплывчатыми. С каждым толчком он будто выбивал из неё чувство самосохранения, и Квара рада обманываться.

— Со своей частью не перестарайся.

Только теперь в памяти всплывает их небольшое сражение, и она аккуратно тянется вверх, чтобы накрыть рукой небольшой ожог на ключице. Бишоп чуть поводит плечом, но не сопротивляется. На некоторое время они замирают, сплетаясь, точно змеи, с кинжалом между ними, будто в напоминание о неразрешённом конфликте. Пальцы обводят края раны, ощущают корку, в которую превратилась кожа. Ей приятно оставлять отметины, как и ему — мучить её. Наверное, только подобным образом они могут хоть что-то подарить друг другу.

Не совсем соображая, что делает, Квара надавливает на ожог и слушает ругань над головой, однако Бишоп не отбрасывает руку и продолжает трахать её, как в последний раз. Темп только усиливается, мешая восстановить дыхание, но Кваре больше интересно новое открытие: ногтями она поддевает кровавую корку на коже и мгновенно сужается, когда его пальцы смыкаются на её шее. Бишоп дёргается, словно от удара, теряя контроль над собой, движения становятся хаотичными — и мстительная победа колдуньи становится очевидна.

Он придавливает её, тяжело дыша, и, поджав губы, пялится с нечитаемым выражением то ли удивления, то ли растерянности, но вскоре этот морок стирается. К ней тоже довольно быстро возвращаются все здравые мысли, горечь противно оседает на языке. Более привычная злость снова разгорается, когда Квара наконец осознаёт, в каком месте позволила себя взять, и резкими движениями выбивает пыль из штанов и некогда белой рубашки. Бишоп одевается куда проворнее и вылетает первым, не говоря ни слова, хотя обычно, по негласной традиции, он должен отпустить пошлую шуточку. Почему-то ей кажется, что лучше бы всё оставалось как прежде.

За пределами их временного убежища они снова чужие друг другу, однако строгие взгляды паладина, которые тот щедро раздаёт Кваре при любой возможности, просто насильно отбрасывают к новым воспоминаниям: холодному металлу на коже, ощущению наполненности и дикому страху вперемешку с желанием впиться зубами в напряжённые мышцы… Нет, это точно ненормальные ассоциации на присутствие паладина. Может, всё дело в ауре?

========== Дикое дитя (частично преканон, AU; Сэнд/Элани, Гариус) ==========

Комментарий к Дикое дитя (частично преканон, AU; Сэнд/Элани, Гариус)

AU, где Сэнд вместе с Гариусом создает свою Башню, с блэкджеком и эльфийками, а Элани, точно радикально настроенный “зеленый”, выступает против такого соседства.

Следующая часть: https://ficbook.net/readfic/6396534/17913197

Когда Сэнд встречает Элани впервые у границ Крепости-на-Перекрёстке, — совершенно случайно, по дороге из Порт Лласт, — то на уме у него убийство — быстрое и чистое, чтобы вечером уже спокойно лечь в постель с чувством завершённости. Она с вызовом смотрит на него и имеет совесть не бояться; парочка волшебников из новых учеников Гариуса валяются на земле у её ног, точно бесполезный мусор, и Сэнду всё равно, живы ли эти идиоты.

— Я не хотела их трогать, но они не слушали…

Она оправдывается, будто совершила что-то плохое, а не защищала свою жизнь. Ведь знает, что Гариус никогда никого не щадит, поэтому-то и пришла сюда, чтобы отстаивать мнимую свободу в Мэрделейне, только раньше её оружием были камни, яростные крики и дикие животные, которые периодически утаскивали патрульных в лес. Теперь же всё изменилось: она пролила кровь и только сейчас поняла, что такое настоящая война.

Затравленный взгляд ищет поддержку, и Сэнд с раздражением думает: «Вот же овца!». Зрелище жалкое; даже руки марать противно. Пока он вьёт заклинание поизощрённее, чтобы не оставить от Элани и мокрого места, та, обливаясь слезами, срывается обратно в лес.

Ну точно дикое дитя.

Он даже забывает о встрече, когда возвращается в крепость совершенно вымотанным: каждый день патрули рапортуют о стычках с людьми Нашера, и друиды на их фоне выглядят блёкло; точно мухи, они лишь вьются перед глазами, больше отвлекая, нежели причиняя реальный вред. Сэнд погружается в эксперименты и мало интересуется делами крепости. Это Гариусу приятно упиваться властью и грёзами о могуществе вместе со своими воодушевлёнными последователями. Слушать противно, но послушных исполнителей не так просто найти, когда откалываешься от Владык Башен и Тайного Братства, уезжаешь практически на вражескую территорию и пытаешься как-то утвердиться на новом месте.

По итогам второй встречи он выдёргивает листья и обломки веток из волос и кипит от ярости; ему требуется реванш — и чем скорее, тем лучше. Элани с улюлюканьем быстро исчезает в лесу, даже не позволив сориентироваться. Его враг учится, а значит, теперь уже представляет реальную угрозу.

Почему-то она особенно выделяет его, будто знает, что Сэнд — правая рука Гариуса. Пусть он не в ответе за вырубку леса, за убийства и травлю местных лично, всё же он о них знает и принимает как неизбежный сопутствующий ущерб. Да, неприятно, но иначе никак. От переговоров он никогда не отказывается и не очень-то любит грубую силу, но объяснить простые истины дикому ребёнку в теле взрослой эльфийки, конечно же, невозможно.

Элани багровеет, и в гневе она даже не кажется безнадёжной — чудный контраст с холодным, бледным Сэндом. Их стычка быстрая, яростная. Пока Сэнд двигается, будто в танце, Элани зверем скачет вокруг, нанося хаотичные удары. Магия друидов пусть и слабая, но неприятная.

Будто раскусив его главную слабость, Элани со временем применяет самые отвратительные приёмы, используя болезни, личинок, пауков и всевозможные проклятия — некоторые даже Сэнду в новинку. Вечером, уже сидя в своей комнате и выдирая мелких гадов из-под кожи, он клянётся, что в следующий раз уж точно размажет друидку по земле тонким слоем. В каждом сне они сражаются, но иногда — целуются, а порой он срывает с неё этот ужасный, грязный балахон и валит на землю, совершенно забывая об осторожности и неприятной вони её ручного барсука.

Мерзкая, дикая — она сводит его с ума, даже не подозревая, какую власть получила. Будто очарованный, Сэнд покидает крепость всё чаще и бродит нарочно по глухим местам, чтобы точно с ней пересечься. Ещё ни разу Элани не подводила — впрочем, она первая всегда искала встречи.

После нескольких стычек Гариус интересуется, откуда на Сэнде столько порезов и синяков, но тот отмахивается:

— Это местный Круг кровь портит — ничего особенного, — незачем ему знать о полубезумных слабостях, однако Гариус определённо цепляется за эту информацию.

Сэнд пытается работать, но уже не может замечать тревожного ощущения в воздухе. Он водит носом, точно лисица, и пробует вкус смерти, исходящий от Гариуса. Могущество, обещанное им, смердит так, что хочется убежать подальше — но куда? В Лускан путь заказан, в Невервинтер и подавно. Сэнд один — наедине с всепожирающей силой древнего Стража Иллефарна, который ещё не явился, но уже пожирает Берег Мечей, и дикими мыслями об Элани. Возможно, она стала отдушиной, а возможно — билетом в план Огмы, где он найдёт наконец покой.

Печально осознавать свой промах, но лучше сделать это вовремя. Когда-то его идеям было душно в Тайном Братстве; слишком тесно рядом с бездарями, которые поднаторели в лизании задниц больше, чем в магии, и потому стояли на одном уровне с ним, с Сэндом. Гариус удачно надавил на его гордость, когда предложил создать вместе нечто великое, обрести истинное могущество. Тогда Сэнд думал, что в этом его предназначение, что он готов. Теперь и уверенности нет, кто кажется большим ребёнком — он или Элани.