Основание

Боюсь даже думать об этом. Хотя, – едва заметно улыбнулась Сусанна, – я и на самом деле немного спала, да только ведь во сне не великана этого видела. Глаза закрою, и – как наваждение – передо мной стоит дерево. Большое, раскидистое…

– Дерево? – не поверил своим ушам Война.

– Да, – принимая его удивление за простое участие, снова вздохнула Сусанна, – никогда бы не подумала, что не смогу спать из-за такого пустяка. Смешно, правда?

– Ты, – неловко дернулся к выходу Якуб, – …подожди меня. Я сейчас. Нужно проверить Казика, вдруг Свод очнулся?

– Я с тобой, – отбросила от подбородка одеяло Сусанна.

– Нет, – остановил ее Война, – не нужно. Это же Казик. Мало ли, твои прелестные глазки заметят то, что не пристало видеть панночке? Я скоро…

Он беззвучно проскользнул в коридор и на цыпочках подобрался к двери Свода. Взору предстала вполне себе мирная картина: скрутившись калачиком и поджав руки к раненым бокам, на краю широкой кровати глухо храпел англичанин, а на приземистом кресле, обычно стоявшем у камина в гостиной, его «песне» раскатисто вторил младший Шыски. Глядя на это, можно было подумать, что пламя масляного светоча, который Казику еще с вечера было запрещено тушить, несмотря на царившее в замке разорение, пляшет не от тянувшего из окна и коридора сквозняка, а целиком от трубных вариаций этой парочки.

Молодой пан мог бы вполне этим утешиться и вернуться успокоить любимую, если бы только он не знал, как умело эти двое могут маскировать свои темные делишки.

– Надеюсь, – воровски озираясь по сторонам и тихо, чтобы не было слышно в коридоре, произнес Война, – дорогой мой Ласт Пранк, ваш храп говорит о том, что воздух из вашего нутра наконец-то снова обрел отпущенные природой истоки, а ваши раны больше не сквозят. Бросьте же наконец кривляться, – продолжил после паузы Якуб, твердо начиная верить в то, что англичанин на самом деле спит мертвецким сном.

– Холера! – выругался Война, собираясь беззвучно покинуть погруженное в дрему помещение, но сладко почивающий Свод вдруг гулко потянул носом и открыл глаза:

– Черт, – хрипло вымолвил он. – Вы снова меня раскусили, мистер ночной гость.

– Гость? – Якуб вскинул брови. – По-вашему, я уже тут гость?

– Не цепляйтесь к словам, – заметил Ласт Пранк, с гримасой боли поправляя съехавшую на бок подушку за своей спиной.

Якуб подошел помочь.

– Климиха была? – участливо спросил он, когда Ричи наконец откинулся назад и перестал корчиться от неприятных ощущений.

– Была, – сухо ответил англичанин.

– И что?

– Ничего хорошего, – кисло выдохнул Свод. – По ее разумению, вокруг меня, как и прежде, лишь скорбный мрак и непроглядная темень.

– Ну хоть какая-то стабильность, – шутливо заметил Война.

– Это точно, – улыбнулся в ответ Ласт Пранк и тут же с досадой поморщился. – Мог ли я когда-нибудь подумать, что моя жизнь из фейерверка событий, начиненных порохом, вдруг перетечет в какое-то траурное, кладбищенское существование? Ей-богу, уж лучше в аду скакать на сковородках, чем так маяться, как сейчас.

Посмотрите на меня: ни жив, ни мертв. Мое существование – это какая-то поминальная кутья. Вроде и не горькое питье, но такое противное!

Как-то один из моих былых товарищей завещал нам отпеть его после кончины в христианской келье на острове близ Корсики. Возможно, наслушавшись священников, он решил-таки спасти свою душу? Звали его Эрлах, и наверняка он чувствовал, что с ним скоро что-то случится.

Так вот, епископ, когда к нему прибыла похоронная ватага «бывалых моряков», выпучил глаза и ответил нам, что тот персонаж, что рискнул бы заниматься грехами нашего, кстати, вполне мирно усопшего от гангрены товарища, ныне находится на работе! Он-де вечно занят тем, что разогревает для всех нас смолу в своих адских чанах.

Мы не впали в уныние, услышав эти слова, поскольку знали от людей о чудесах, происходящих в лоне римской церкви.

Так вот, когда толстяк епископ увидел сумму, отряженную усопшим на погребение, он (о чудо!) в тот же миг закрыл перед нами врата ада и выстелил ясные перспективы нашего будущего в райских кущах.

На мой взгляд, самого короля Испании этот епископ отправлял бы в последний путь с меньшим старанием. И все, казалось бы, хорошо, Война, но эта кутья…

Ведь ничего особенного: вода в миске, мед и кусочки пресной лепешки. Но вкус! Мне на тот момент казалось, что я лобызаю холодные уста нашего Борно. А ведь испить это надо было трижды! Понимаете теперь, почему я называю свою нынешнюю жизнь кутьей?

Мы, Якуб, когда прозябали без дела на судне, занимались черт-те чем: играли, спали, пили, а умница Эрлах читал нам арабские сказки или толстые книги эллинов о былинных героях и великанах.

И вот я думаю: что, если бы моя прошлая далекая жизнь попала на перо какому-нибудь сочинителю! Поверьте на слово, выходка с призраком, обитающим в разрушенной церкви, просто детский лепет по сравнению с моими былыми «подвигами»!

– Могу себе представить… – улыбнулся Война.

– Нет, – замотал головой Ласт Пранк, – не можете, мой друг, не можете…      – Не понимаю, Ричи, к чему вы ведете?

– Эх, – тяжко выдохнул пират, – к тому, Война, что не дай Бог кому-то пришло бы в голову описать не ту мою жизнь, полную перца и соли с порохом, а теперешнюю… Вот разве только какому-нибудь кладбищенскому смотрителю – ведь не часто из могил выползают ожившие люди, или священнику – я ведь по сути воскрес.

– Полно вам, – отмахнулся Якуб, – на вашу, как и на мою жизнь, никто не стал бы тратить ни чернил, ни киновари.

– Якуб, – вдруг сменил тон Ласт Пранк, – мне нужно уходить.

Красные от недосыпания глаза хозяина мельницкого замка округлились.

– Куда, Ричи? Что вы такое говорите?

– Меня зовут в дорогу те самые «пороховые искры», мой дорогой друг. И не только они.

– Да ведь через дыры в вашем теле можно муку просеивать!

– Ну-ну-ну, – урезонил разыгравшуюся фантазию Войны англичанин, – стоит ли так утрировать?

– Куда там еще утри-ро-ва… – Якуб умолк на полуслове, глядя, как Ласт Пранк стянул вниз одну из повязок на своем правом боку.

Еще вечером там ясно зияла дыра, и ободранные сулицей кости ребер скалилась столь зловеще, что мысль о том, будто мистер Свод ненадолго вернулся с того света, упрямо не уходила из головы Войны до сего момента.

Теперь же перед глазами Якуба было не иначе, как чудо: на месте страшных дыр просвечивали розовые округлые шрамы, размером со свиной пятак. Только то, что на них была совсем еще тонкая, нежная кожа, хоть как-то связывало произошедшее с реальностью.

– В чем дело, Свод? – сдержанно спросил Якуб, чувствуя, как стали набирать опасный темп скачущие в чехарде мысли. – Мы с вами неглупые люди и прекрасно понимаем, что такого просто не может быть.

– Не знаю, что вам и ответить, – легкомысленно пожал плечами Ричи, – значит, может.

– Вам не больно?

– Больно, – признался, Свод, – но где-то внутри, и, скорее, это боль по привычке. Что-то где-то покалывает, иногда жжет или зудит, но я чувствую, что поправляюсь. Если брать общее состояние, я бы оценил его, как второй день после серьезной простуды. Что самое интересное, появилось точно такое же, как и после простуды, непреодолимое желание начать что-то делать, шевелиться.

– …Не смешите меня, Ричи, – возразил Война после короткой паузы. – Вам в любом случае запрещено сейчас нагружаться какой-то работой. Не думаю, что Климиха утверждала обратное.

– О! – вскинул брови англичанин. – Миссис Климиган! Она и на самом деле ничего такого не говорила. Она вообще молчала, но вот ее спутник… В общем, Война, не позднее завтрашнего дня мне придется начать шевелиться и немало.

Хозяин мельницкого замка здоровой рукой осторожно, чтобы максимально ограничить слышимость их разговора в коридоре, прикрыл дверь и, тревожно сдвинув брови, спросил:

– Ну-ка, дорогой мой друг, расскажите мне поподробнее о спутнике миссис Климиган. Кажется, я сегодня упустил что-то весьма важное и связано оно именно с этим пришельцем.