Страница 13 из 17
А Гилот только рыдал над телом отца…
***
-То, что ты убил первого из нас, было логично, - согласился Лерон, - я бы поступил также на твоем месте.
-Благословляй небеса за то, что ты не на моем месте, - посоветовал принц, сам разливая еще вина по кубкам.
***
Но это было логично. Гилот перестраховывался. Одно дело убить того, кто совершил преступление, другое – иметь под боком того, кто на это преступление и направил убийцу.
С ним, с первым из двенадцати было покончено одним махом. Совершилось первое падение и первый из друзей принца Гилота был прилюдно казнен.
Далее – пришла очередь Совета. Гилот разогнал почти всех, кому-то назначив жалование, а кому-то и тюремное заключение, но обновление пришло в земли от и до. Совет круто ошибся, веря в то, что юный принц будет искать поддержки.
Откуда было ему искать поддержки, если всю жизнь он рос без поддержки отца и привык полагаться лишь на себя самого?
Решение казнить первого друга было ему мучительным, но он понимал, что тот имеет слишком уж большую над ним власть, так как знает о том, что Гилот не возражал, а всячески поддерживал убийство родного отца – народ, прознай об этом, совершенно точно не простил бы трону отцеубийство. Пришлось выбирать…
Благо, подвернулось очень выгодное обвинение и правосудие восторжествовало под ликующий крик народа принца Гилота:
-Славься! Славься, посланный небом принц Гилот! Славься!
И тогда граф Лерон был в толпе народа и тоже кричал вместе с ним, не понимая, почему горло ему давит невидимая, но безысходная петля.
А потом последовали и другие. Год за годом, осторожно он избавлялся от своих друзей, которые либо знали что-то о нем, чего не надо было знать, либо имели над ним власть, в лице привязанности – людской и недозволительной для принца, ведь всяческое проявление людского чувства – это слабость, либо пытались, в самом деле, играть на собственную выгоду.
Сначала их было девять, потом семь…
Через четыре года от восшествия на престол принца Гилота их осталось трое.
Через семь лет от восшествия был уже один Лерон.
***
-Я молюсь за их покой, - неожиданно произнес граф Лерон.
-Я тоже, - также неожиданно признался принц Гилот, - я молюсь за то, чтобы там, на другом берегу, мы все встретились, и пошли по бесконечным землям уже равные, уже не имеющие ничего для дележа.
***
Лерон знал, что и его час придет. Его заслуги были велики, армия любила удачливого и дерзкого а поле битвы графа, горожане тоже выделяли его щедрость, но час падения неминуемо приближался.
Лерон, видевший уже не одно падение на своем веку, знал, как оно происходит. Сначала ему начали оказывать все меньше поддержки в Совете, затем – несколько проектов развернули с жутким разгромом.
Граф решил не мучить своего дорого друга и своего повелителя и написал прошение об отставке.
-В дни, когда ты нужен королевству, ты оставляешь меня? – не поверил принц Гилот.
-У вас много слуг, мой принц, а я уже…не так здоров, - для убедительности Лерон закашлялся. Убедительность, впрочем, не была его стезей, но прошение было удовлетворено.
Граф поселился в своих землях и начал потихоньку приводить дела в порядок, точно зная, что у принца Гилота на редкость хорошая память и он никогда и ни за что на свете не позволит просто так уйти от своей службы.
Но шли месяцы, а принц не приходил. Его не арестовывали, за ним не приезжали… его, словно бы, забыли.
И вот, теперь – приходит роковая минута. Проклятая и долгожданная, ведь ничего не может сравниться по своему ужасу с ожиданием смерти. сама смерть рано или поздно, но настигнет, но знать точно, что она над головой и ждать, ждать, просыпаясь и ждать ее, засыпая – это куда хуже.
***
-Значит «все»? – на всякий случай спросил граф Лерон. – В чем меня обвинят?
-Все, - подтвердил Гилот, - не обвинят. Я…прошу тебя о последней услуге моему дому.
-Все, что угодно, Ваше Высочество, - граф всегда был и будет верным слугой этого дома, но, что важнее, он будет другом.
-Не давай мне этого груза, - попросил Гилот и в голосе его нет и тени от принца, а только человек – усталый человек.
Граф Лерон кивает и вместе с принцем они выпивают в тишине еще по бокалу.
***
Принц поднимается и уезжает почти в молчании, последней фразой, брошенной у дверей, становится тихое:
-Спасибо, я горд твоей дружбой.
Но он не дожидается ответа и только уходит так быстро, чтобы никто не успел окликнуть его, ведь если его окликнут – он уже вряд ли сможет устоять перед судьбой лучшего друга. Лучшего среди двенадцати его последователей.
Граф Лерон спокоен. Он давно ожидал этого дня и благодарен за возможность уйти тихо и без скандалов, без обвинений и судилищ – не все из Двенадцати удостоились этой чести.
Граф Лерон не тревожится о рассвете, который уже подступает. Его дела в порядке, он простился с женой и дочерью и даже купил уже для себя яд, припас свою смерть.
Принц Гилот еще едет назад, в замок, перебирая прощание с последним своим другом и размышляя о том, что сказал бы ему отец, будь он жив, а граф Лерон уже оставил свое бренное и такое смешное земное существование…
9.
Когда моей задачей было выживание…
Моей единственной задачей было выживание. Да, это звучит глупо в масштабе сегодняшнего действия, но все, что я хотела – только найти ночлег и чашку холодного супа, да проснуться завтра, чтобы вновь заняться поиском ночлега, чашки холодного супа…
Каждый нищий, оборванец, то отродье, мимо которого проходите вы, знатные господа, с выражением крайней брезгливости, иногда расщедрившись на монетку, знает, что начинать думать об ужине и ночлеге нужно с утра.
Ия это знаю. Вернее, я знала это так же, как и вы…проходили.
Всё, что я хотела – выжить. Конечно, приходили и другие мысли, особенно, если удавалось найти кусочек повкуснее да побольше, приходили наивные разговоры между мной и такими же, как я.
Мы редко помним имена друг друга, потому что наша задача – запомнить хотя бы своё. Да и какой смысл запоминать имя своих соратников по несчастью, если уже завтра вас раскидает по другим частям города, и вы встретитесь только через полгода – год, и то, когда я буду брести утром по улице, осторожно выбирая целые плиты мостовой, чтобы не так больно было наступить в истертом башмаке, да увижу в канавке белое тело, и только тогда смутно припомню, что да…кажется, это тело имеет имя.
Имело имя.
Но мы мечтали. Редко, и только насытившись, и лениво, потому что хотелось спать. Спать хотелось всегда больше, чем есть. Желудок привыкает к голоду, отвыкает бунтовать, а вот спина, затекающая на каких-то ящиках, нога, подогнутая так, чтобы была хоть какая-то возможность плотнее уместиться на этих ящиках – все это сна не делает.
-Что бы ты делала, если бы вдруг стала хозяйкой почтенного дома? – спрашивают справа.
Я смеюсь. Хрипло смеюсь. Воздух теплый, лето выдалось даже жарким, но всё же по ночам гуляет ветер и тянет сыростью.
-Я? – на минуту хочется помечтать. Я видела девушку недавно, она моих лет, но утверждать о том я не могу, конечно, так вот…та девушка. Она молода, ее кожа что бархат, а платье – боже милостивый знает, что я не лгу и такого платья я не видела прежде! Нежная ткань и вышивка. Я загляделась. И, вижу, знаю, что грешно, но я представила себя в этом платье.
-Она у нас известная красотка! – гоготнули слева.
Что правда, то правда. Кожа моя посерела. В ней не узнать больше южного солнца. Огрубели пальцы от тяжелой работы, за которую приходится еще и, бывает, подраться. Волосы сиротятся – не нравится им отсутствие нормального гребня. Между тем, некоторые находят, что я еще привлекательна, вот только мне уже до этого дела нет, умерло во мне все женское кокетство и желание быть привлекательной, нравится. Осталась тупая плоть, которой нужно раздобыть еды да приткнуть усталость на какие-нибудь ящики.