Страница 96 из 252
Зарисовка - 28
Холодный ветер, кажется, проникал не только под одежду, но и под кожу. Холодный ветер заставлял впасть в оцепенение, которое, впрочем, сейчас было даже приятно. В оцепенении — спасительном и долгожданном был какой-то шанс, шанс на пробуждение.
«Он не мог умереть», — подумалось Мелеаганту и ветер, взлетев куда-то к самым верхам, согласился с ним.
Но затем ветер обрушился вниз, нещадно принялся рвать желтоватую траву и кустарники, разбиваться о могильные плиты…
Кладбище. Кладбище рода де Горр. Всех потомков его хоронили здесь, в почёте стояли каменные плиты, являвшие безжизненные портреты, даты, и последнее напутствие.
Здесь маленький Мелеагант учился находить силы для жизни. Какая ирония — в мире смерти, в мире, где правит скорбь, он находил вдохновение, глядя на выдолбленные в камне навечно и застывшие лики предков.
Отец Мелеаганта часто приводил его сюда. В основном — за провинности. Неважно, что именно Багдамаг считал провинностью: разбитую ли неловким магическим пассом чашку, недостаточно ровное приветствие гостя, поражение в мальчишеском турнирном бою — он брал сына за руку и вёл его к этой части призамковых земель.
-Смотри! — напутствовал он, — здесь лежат великие рыцари, великие колдуньи, мудрые и терпеливые жёны, могущественные политики, ты будешь лежать с ними…если, конечно, не будешь и дальше позорить своё родовое имя.
И Мелеагант старался. И Мелеагант уже чуть повзрослев, стал сам бродить среди могильных плит, изучая предков, ища поддержки в их мёртвых лицах, ища слова утешения в словах провожающих.
Чаще всего Мелеагант приходил к матери — она умерла в день его рождения и эта тоска навсегда оставалась в сердце принца де Горра, добавляя повод для ненависти его же отцу.
-Она могла бы жить, если бы не ты! — в сердцах как-то сказал Багдамаг, в ответ на особенно острое противоречие Мелеаганта, в тот день, когда он впервые в Совете предложил поступить вразрез с мнением отца.
Сказал он это при советниках. Советники, к слову, сделали вид, что не слышали и звука, а побледневший наследник…ну, так год стоит тёплый, духота — мало ли, в чём причина.
Мелеагант навсегда запомнил эти слова, вырезанные самым жестоким оружием на самом нежном месте тонкой души. Он так никогда и не узнал, что в тот же день Багдамаг, забывший уже о своих словах, которые для него, почти ничего и не значили, и явились только следствием краткой гневной вспышки, в разговоре с послом и давним другом из соседнего графства сказал гордо:
-А мой-то…не трус! Против отца не боится идти.
Багдамаг презирал покорность, считая её родственницей слабости. Жаль только, что он, имея сотни возможностей и десятки порывов, так и не сказал ни разу Мелеаганту о том, что любит
его или же, что гордится им. Он пытался спрятать свою боль, делая сына лучше, и сам не понимал, что ведёт и его, и себя в глубокие чёрные воды.
Ветер новым порывом рванулся к каменной плите матери, и снова разбился. Мелеагант привычно взглянул на лицо женщины — молодой и красивой, с очень выразительным лицом и…странное дело, камень умудрился передать глубину взгляда. А может быть, это только привиделось разбитому в душе принцу?
Мелеагант привычно отнял от года смерти год рождения матери — двадцать три года! Поразительно…
Он уже был старше неё. Мелеагант ребёнком чувствовал жжение в груди и глазах, когда видел её портрет, но чем старше становился, тем больше понимал, что ему сложно любить женщину, которой он не знал. Привычным движением Мелеагант взглянул влево и уже почти по памяти прочёл ещё одно имя — Элеонора. Его сестра. Она родилась на год раньше, чем сам Мелеагант и умерла через месяц. Багдамаг потребовал от жены наследника, и она снова забеременела, не успев даже толком оправиться от потери дочери.
И снова Мелеагант ничего не почувствовал. В камне был портрет совсем маленький, неразборчивый, обезличенный, по факту…
Мелеагант взглянул вправо, и что-то слегка вздрогнуло в его собственной душе. Багдамаг — отец Мелеаганта. И снова камень запомнил не только вечное презрение и холодность взгляда, но и черты сладострастника и полнейшей вседозволенности. Мелеагант знал, что Багдамаг взял его мать — Амирис в жёны, едва той исполнилось шестнадцать лет, и она стала третьей официальной женой принца де Горр.
Предыдущие две, к слову, лежали несколькими рядами левее, Мелеагант из любопытства изучил раньше и их памятные плиты.
Принц де Горр присел на колени к могиле отца и коснулся камня рукой, затянутой в кожаную перчатку, сбрасывая с плиты принесённые холодным издевательским ветром листья.
-Здравствуй, папа, — тихо сказал Мелеагант и ответом ему послужил ветреный гул. — Как видишь, я ещё жив, однако, похороны здесь будут. И очень скоро.
Мелеагант проглотил комок в горле, и закрыл глаза рукой, стараясь взять себя в руки.
-Мой брат… — выдохнул он.
И воспоминания…дьявольские воспоминания! Оцепенение спало и пришла жестокая кара. Картинки, образы, звуки и запахи — всё мешается, вспыхивает огоньками, загорается и тут же тухнет, позволяя погружаться в тошнотворный мир памяти.
Ему четырнадцать. Уриен Мори, усмехаясь, с загадочной улыбкой зовёт его на задний двор, где дарит лучшего коня из своего графства.
-Я знаю, день рождения у тебя был почти месяц назад, — смущается молодой граф, но договорить не успевает, потому что Мелеагант бросается к нему с объятиями, стараясь запечатлеть в своей памяти навсегда этот день, длинную гриву чёрного вороного коня, улыбку своего друга…нет, уже брата. Пусть хотя бы не сказано это вслух, но уже ясно!
Нет! Ему не четырнадцать. Он не на заднем дворе. Он прибыл подготовить место на родовом кладбище для Уриена…
Ему шестнадцать. Серебряный бал, призрачный свет…странное дело, этот свет манит Мелеаганта, будто бы зовёт, призывает к чему-то. Так было всегда. Юного наследника завораживает серебро, завораживает луна. Он чувствует странную связь с этим призрачным мистическим светом, но не может объяснить её себе.
-Эй, взгляни-ка туда, — Уриен круто повернул принца в сторону придворных дам и Мелеагант увидел тонкую девушку, младше его самого, робкую и заинтересованно-смущённую его вниманием.
-Кто она? — шёпотом спросил Мелеагант, поднимая бокал выше, чтобы она видела, и демонстративно выпивая из него глоток. — Я, кажется, прежде её не видел.
-Это дочь герцога Леодогана Кармелида, — кланяясь девушке издалека. — Не то Гивера…не то Гвинева…как-то так. Мне её в прошлом месяце предлагали как потенциальную невесту.
-И? — Мелеагант оценивающе оглядел девушку, она, не выдержала его взгляда и отвернулась. — Что ты решил?
-Да ну её! — Уриен добродушно засмеялся, — Маолас, такие не в моём вкусе. Я люблю демонический тип. Чтобы до жути была…
-И где ты такую найдёшь? — Мелеагант отвернулся от девушки, с усмешкой глядя на Уриена.
Нашёл. Нашёл на свою голову! Впрочем, можно ли его винить в этом? Уриен искал смерти. Как и Мелеагант, он не был приспособлен к миру и рвался к битвам, как рвалась сама Моргана. Мелеагант подумывал организовать общий союз, но Моргана…проклятая фея не смогла пойти против своего брата! Влюбилась ли, с ума сошла…хотя, в данном случае — это один ответ, но факт остался фактом. Уриен впился в фею душой, а она стала случайной причиной его погибели.
-А я… папу убил.
-Что? — на Уриене не было лица. Он, не веря, смотрел на распростёртое тело Багдамага.
В тот день Мелеагант ждал, что Уриен отвернётся от него, убежит, спрячется — сделает что-то, чтобы никогда больше не пересекаться с принцем. Но Уриен назвал его братом в те страшные для Мелеаганта часы.