Страница 54 из 252
Зарисовка - 17
Мерлин ненавидел сны. Любое их появление в своей ночной жизни он считал за проблески зла, потому что никогда сны не были смутными или тусклыми. Никогда сны не путались и никогда не забывались. Чёткой линией они следовали за друидом, как привязанные, даже после его пробуждения. О снах нельзя было не думать.
А что самое страшное — сны эти всегда были пророческими.
Счастье ли, радость или скорбь являлись во сне — неважно! Мерлин ненавидел все эти картинки, все образы, потому что они напоминали ему о том, как далёк он от людей и как далёк от друидов. Сохраняя человеческие черты, Мерлин не был человеком. Имея волшебные силы, не мог быть полноценным друидом. Он метался между двух состояний, и иногда ему даже удавалось забыться, потерять из виду своё положение, как вдруг появлялись сны.
Проклятые сны!
Мерлин ненавидел сны, потому что они терзали прошлое и будущее. И эта участь настигала не его одного. Кошмары приходили к Моргане и в эти дни, которым предшествовала ночь ужасов, фею легко было угадать по мрачному взгляду и скрещенным на рукам груди. И Мерлину было особенно плохо и совестливо рядом с нею, ведь он знал, что сны Моргане являлись одни и те же, и что он. Мерлин, был виновником этих снов, виновником давнего предательства, которое он так и не смог скрыть от Морганы.
А вернее всего — побоялся. Побоялся, что никто не потребует с него расплаты за этот проступок, за эту трусость перед Утером, если не будет свидетелей, и в трусости за свою душу отдал кару будущей фее, возложил участь Судьи безмолвия и совести на пятилетнее дитя.
О, сейчас он ненавидел себя за это! И кошмары тоже ненавидел.
И таил свою ненависть, ведь как однажды пошутила…или не пошутила Моргана: «друидам не положено ненавидеть!»
А он ведь друид? Или всё-таки человек с волшебной способностью и человеческой же слабостью?
Как учить короля правильным поступкам, как учить править, если в душе самого наставника царит сумбур? Мерлину казалось порою, что он не достоин стоять над душою Артура, твердить ему, как и с кем заключать перемирие, как вести переговоры, но мальчишка сам тянулся к нему, когда был одинок.
А сейчас?
Мальчишка всё также одинок, только теперь он ещё ослеп от блеска и обманной роскоши и видит себя не одиноким бастардом, а королём.
Жаль только, что выучившись носить корону, мальчишка не выучился быть её достойным. А может быть, всё правильно Артур делает?
Нет. Тогда не было бы этих снов. Не было бы, правда?
Мерлин ненавидел сны. И ничего не мог с ними сделать. Они врывались, они били по струнам души, внушали один сумбур и хмарь и…издевались.
Мерлин сидел на деревянной, грубо сколоченной кровати, кое-как заправленной не самым новым, и, признаться, не самым чистым меховым одеялом, и смотрел в пустоту перед собой. Он являл фигуру скорбно скрюченную, замершую в созерцании его одному доступного мира, а может быть, так оно и было?
Он даже не моргал. Лишь пальцы его, погружённые в глубины мехового, не самого чистого покрывала, выдавали в нём волнение, судорожно собирая ткань, сминая её ещё сильнее.
Нет, конечно же, Мерлин знал, что он не вечен. Но он так и не приготовился к тому, что не обладает бессмертием. Странное дело, видевший в своём сне некий безумец перед великой междоусобной войной, предвидя свою смерть, почти за двадцать лет до начала своей войны, взошёл на место своей казни спокойным, приготовившись!
А Мерлин, предвидевший этот миг с самого раннего детства, с того самого часа, когда в руке его раскрылся мёртвый цветок живым светом, и обратился бабочкой, предвидел! И миновали годы, обратившись в десятилетия и даже в века. И годы эти уподобились вечности, но так и не стали ею.
Время! Всемогущие: время и смерть! Они приходят всегда. Особенно, когда их не ждёшь. Напоминают, порою ласково, а порою грубо.
К Мерлину эти Всемогущие были добры. И напомнили ласково, придя во сне. Но они не знали, что Мерлин ненавидит сны.
Друид предвидел, что умрёт. Время иногда тяготило его. Умирали его близкие. Умирали его родственники. Не стало той единственной женщины, которую Мерлин любил, не смея сказать ей о своих чувствах, зная, что счастья ей не будет от его слов, хоть она и желала их всем своим чутким сердцем. Она не обрела счастья и в безмолвии Мерлина, потому что умела видеть сердцем и глазами дальше, чем люди. Она знала, каким взглядом провожает её молодой друид и ждала его слов, которые должны были засыпать пеплом её жизнь, но…
Сладкая боль! Эта женщина так и не встретила её. Умерла.
Оставив ему на попечение свою дочь. Маленькую девочку, слабую и чахлую, которую, казалось, сдует лёгким порывом ветра. Дочь, повенчанную с силой тёмного танца.
А потом появились другие. Ученицы и ученики. Они умирали, они оставляли учение, они поддавались человеческим слабостям, они уходили и приходили, сменяли друг друга и Мерлин всё ждал, сварливо и нарочито, когда придёт его смерть.
А смерти не было. Она выжидала своего подлого часа, когда Мерлин будет чувствовать, что будет нужен Артуру, Моргане, Лее, Лилиан…всем. Всем будет нужен. И в тот момент он уйдёт.
Но разве не предвидел этого Мерлин?
Предвидел! И всё равно оказался не готовым к такой роли. Не готовым к такой судьбе, к такому часу. А час приближался. И благородством был отмечен, как насмешкою судьбы.
Мерлин боялся Высшего Суда Авалона, куда совсем скоро должен был отлететь его дух. И точно знал, что именно там он встретится со своей совестью и со всеми, кого оставил на земле, в час их острой нужды в нём, надо только подождать…
Ждать ты умеешь, Мерлин, правда? Ты ждал. Ты долго ждал, когда ненависть вырастет в Моргане, когда Артур сядет на престол, когда ты будешь, покинут всеми своими учениками!
Почему-то в голове Мерлина скользнула мысль о закатах. Он вспомнил, что по пьяному делу обещался как-то показать Моргане лучшие закаты этого мира, а потом откладывал, откладывал…
А так хотелось увидеть, как солнце разрывает в последнем своём порыве небо, цепляется за жизнь, но на смену ей приходит ведьма-ночь.
-Ведьма…- прошептал Мерлин. — Действительно, ведьма!
Как же будет Моргана? Без него, без Мерлина? С Артуром она долго не протянет! Он её либо начнёт считать за угрозу, либо она всё оставит и тогда Камелоту без единственного оставшегося дипломата и советника придётся туго. Она, бедная, итак, работает так. Что не жалеет самой себя. Благо, Ланселот хоть стал о ней заботиться, а то от Артура, кроме перчаток и тревожного взгляда ведь не дождёшься!
А Мерлин сам видел меньше суток назад, как Ланселот, под чутким руководством феи, заплетал её волосы в косу, потому что у неё не то руки болели, не то ещё чего.
Мерлин увидел эту картину в архивах и знатно обалдел от подобного зрелища. Рыцарь, с высунутым от напряжения языком, водил, аккуратно и бережно по волосам феи щёткой, пытаясь сделать ей ровный пробор. Она же, зажмурившись, давала указания:
-Осторожнее! Да нет, можно посильнее. Ну, Ланселот…
Увидев это зрелище, Мерлин подумал, что открыл дверь в параллельную реальность, где, видимо, это было возможно. На всякий случай, он ущипнул себя за руку, но видение не исчезло.
Позже, в отсутствие Ланселота, Мерлин спросил у Морганы:
-Он тебе что, проспорил?
-Ты о чём? — поинтересовалась Моргана, распутывая тяжёлую, чуть кривую, но всё-таки заплетённую косу. — А! нет, не проспорил. Просто…
Она не договорила, неожиданно зардевшись, и перевела разговор на тему того, что Артур совсем распоясался! В дни тяжёлых переговоров объявил королевскую охоту на хорьков в своём лесу.
В самом деле, не объяснять же друиду, что у неё выскользнула расчёска, она наклонилась за ней, ребёнок толкнулся, она взвизгнула…а дальше произошло что-то неясное, но в следующие десять минут Ланселот пытался и пытался честно соорудить причёску на голове Морганы.