Страница 41 из 252
Мерлин тоже заботился о ней. Но Моргана не всегда была готова принимать эту заботу. Это была попытка наставника…
Уриен любил. Он выслуживался. Он жаждал её, хотел получить полное расположение. Но Моргана не верила в искренность чувств никого.
А вот у Ланселота резона раньше не было заботиться — пока она не устроила ему встречу с Гвиневрой, но уже тогда он отдавал ей плащ, чтобы она не замёрзла… рыцарский поступок, вызванный страхом перед её положением при дворе? Простая забота? Моргана не хотела об этом думать. Ей нравилось видеть, что Ланселот слепо выполняет её пожелания, заботится о ней…
-Проклятая Моргана! — голос Мерлина эхом отразился в голове феи.
-Простите…- возмутилась Моргана мысленно, связываясь с Мерлином.
***
-И они уехали…- расстроенно закончил граф Монтгомери, со страхом глядя на Мелеганта.
-Знаю, — кивнул он.
Его лицо ничего не выражало, никакого страха, ярости, злобы — ничего — маска зловещего спокойствия, равнодушной тьмы. И только в глазах внимательный или же просто мечтательный человек мог бы увидеть блестящие красноватые отблески.
-Ну так и…вы не злитесь? — робко заглянул в лицо Мелеганту граф Монтгомери.
-Мой верный друг, — Мелегант поднялся с места, запахнул плотнее свой чёрный плащ, пальцами провёл по серебряному шитью, и лёгкая улыбка озарила его лицо…
Это шитьё — ручной труд Лилиан. Его Лилиан. Она трудилась, не покладая рук, тайно, глубокими ночами, пока он спал, при свете тусклой свечи на кухне с Агатой. Лилиан расшивала неподатливый бархат серебряными завитками, вглядевшись в которые, можно было точно увидеть карту мира, фигурно изменённую под круглые и полукруглые завитки, но узнаваемую тонким взором.
Вот они…под пальцами — страны, реки — зигзаги, провалы морей — клубками…
Мир прекрасен. Прекрасна работа Лилиан. И она сама. В каждом своём порыве, в каждом своём желании, искренном, живом, радостном и открытом…солнечном.
-Мой верный друг, — повторил Мелегант и граф Монтгомери сник. Опыт подсказывал ему, что ничего хорошего за этим не последует, — вы были мне хорошим соратником.
Чёрное пламя заклубилось в пальцах принца де Горра, зловеще зашипело, медленно вытекая на пол, прожигая в древнем камне дыру.
-Нет! — пискнул Монтгомери, сжимаясь, трусливо и подло перед кровью великих предков-воителей, — пожалуйста, ещё один шанс! Пожалуйста, ваше величество!
-Ты был верным другом…- продолжал Мелегант, глядя в глаза графу, впитывая его страх.
-Молю вас! — пискнул он снова, ещё отчаяннее, ещё тоньше. — Одна попытка! Я убью их! Мои люди нагонят…
-Их не нужно, — мягко поправил Мелегант. — Мне нужно, чтобы умер он…этот дрянной рыцарь. И чтобы она потеряла ребёнка. Но пусть она живёт.
-Мы сделаем это! — Монтгомери мелко закивал, показывая, что готов на всё, лишь бы заслужить верное расположение принца.
-Лучше, чтобы это было так, — мягко улыбнулся Мелегант и пламя в его руке погасло.
***
-Ягоды ей, коренья…- буркнул Ланселот сам себе, разрубая перед собою мечом путь в терновых кустах.
Он пытался злиться на Моргану за то, что она обращается с ним как со слугою, не ставит его ни во что, гоняет и издевается, но не мог. Очень старался и не мог. Моргана виделась ему не врагом, не злой силой, а женщиной, которая не умеет выражать благодарность иначе, чем насмешками. Она прятала свою благодарность и слабость за коконом из ехидства и издёвок, но, по сути, не была, совсем не была, злобной.
Странное дело, что Ланселот это понял так быстро. С первых встреч с нею на совете, рыцарь приглядывался к этой женщине. Она была необычна ему, нетипична для его представления о женщинах. А теперь Моргана прошла вместе с ним путь, поездку к Монтгомери, провела несколько милых и ласковых бесед…
И чудилось Ланселоту, что он ощущал прикосновения к своим волосам не только из-за пьяного сна, а потому что она действительно погладила его полосам. Пожалела ли? Или заколдовала? Второе верней, но зачем?
Тело странно ломило, но Ланселот упрямо собирал в свёрнутый плащ съедобные коренья и грибы, прикидывая, насколько полезно это будет для беременной женщины.
Рыцарь пытался прогнать от себя мысль, что он дышит вполне свободно рядом с нею. Странное дело, но с Гвиневрой ему было очень сложно дышать, сердце билось как сумасшедшее, кровь пульсировала, а здесь — свобода, странная развязность.
Ланселот никогда не посмел бы отнять у Морганы перчатку или подраться с нею в стенах замка, а в пути? Что с ним стало? Он не мог ответить на этот вопрос, знал лишь, что перчатку не вернёт — это его память о странной варварской свободе, о поездке, ставшей приятным приключением.
-Моргана! — позвал Ланселот, выходя к месту их привала. Он увидел её сразу. Она сидела, закрыв глаза, вслушиваясь во что, недоступное ему.
Услышав его шаги, Моргана открыла глаза, её взгляд прояснился, она кивнула…почти приветливо.
«Гвиневра…бедная Гвиневра», — подумалось Моргане, она с сочувствием и жалостью глянула на рыцаря, прикидывая, стоит ли…
Нет. Не стоит. Пусть будет счастлив в неведении. Неведение — лучшее спасение.
Ни Моргана, ни Мерлин, ни Артур…никто не знал, что в этот момент граф Уриен Мори во весь опор скакал к герцогству Кармелида.