Страница 247 из 252
Лея не позволила никому из рыцарей оторвать себя от своей жертвы и, намотав ее длинные волосы на руку, со всей силы ударила Тамлин головой о каменную стену так, что раздался жуткий и неприятный хруст, который смешался с грохотом, звоном разбиваемой посуды, плачем, стоном умирающей от яда Гвиневры и воем Ланселота…
Тело Тамлин, вернее то, что осталось от него после удара, медленно «стекло по стене», а Лея осталась стоять, залитая ошметками и брызгами от расколовшейся головы. Она боялась повернуться. Боялась увидеть то, над чем завыл Ланселот.
Она не знала, что за воплем Морганы:
-Нет!
И глухими звуками борьбы кроется не, сколько страдание Морганы, а сколько попытка спасти Ланселот от самоубийства, когда он понял, что женщина, ради которой он вершил предательства, которую любил, не могла, перед смертью, умирая, даже произнести его имя — так было больно, так быстро разъел ее изнутри яд. Ланселот выхватил из-за пояса кинжал, но Моргана с воплем навалилась на него, плача, отбирая, отбивая рыцаря у смерти.
-Ради меня, ради Мордреда, ради Леи…
Она сама не понимала, что говорит. Моргана старалась не видеть потухшего взгляда пронзительно голубых глаз Гвиневры, королевы, которой чуть-чуть не хватило времени дожить до восемнадцатой зимы.
Плача, Моргана повисла на Ланселоте, порезалась о его кинжал, но даже не заметила крови, она боялась отпустить его, полагая, что так смерть заберет и его. Гвиневра лежала подле них, Лея стояла, прислонившись лбом к каменной стене, а у ее ног растекалось тело Тамлин.
Разбитый ужин, разбросанные блюда, перевернутые стулья и кубки, из которых текла такая же кровь…
Шепчущиеся люди, чьи-то крики, чьи-то просьбы отпустить Гвиневру, чтобы перенести ее в часовню, рык Ланселота, который порывается убить каждого, кто коснется его любимой…
Вот, что такое ад на земле.
Вот он!