Страница 240 из 252
Зарисовка - 68
Гвиневра просыпалась с криком ужаса четыре раза в ту странную ночь, что паутиной упала на Камелот и принесла с собою грядущее расставание с замком. И Лея, и Моргана лежали без сна. Лея относила просыпающегося Мордреда к кормилице по первому его писку, а Моргана усиленно изображала спящую, когда Лея проходила мимо.
Но когда Гвиневра с криком проснулась в первый раз — обе женщины отреагировали одинаково — притворились, не сговариваясь, что не слышали и не знают ничего, в унисон ровно задышали, заворочались «во сне».
Гвиневра села в постели, оглядела угадывающиеся в ночи их тела, вздохнула, перевернула подушку и попыталась снова заснуть. Сон принял ее в свои объятия до следующего кошмара и следующего вскрика.
На этот раз реакция оказалась более живой. Лея поднялась на локте и шепотом спросила у пробудившейся Гвиневры:
-Чем помочь?
Гвиневра извинилась за разрушенный сон и снова улеглась. Моргана уже не изображала спящую и прошипела «сквозь сон» что-то среднее между успокаивающим словом и проклятием.
Но на этот раз тишина была недолгой. Гвиневра вскрикнула и снова вскочила. Заворочался Мордред, и Моргана швырнула в сторону павшей королевы подушку. Лея, избегая возможного конфликта, торопливо взяла младенца из колыбели и потащила его к кормилице.
-Прости, — чуть не плача, — выдохнула Гвиневра и сжала зубы до боли, чтобы сдержать слезы.
-Ничего, — злость Морганы улетучилась. Она устало вздохнула и повернулась на другой бок, — засыпай, ладно?
На этот раз сон сморил уже Моргану, но Гвиневра вскрикнула снова. Моргана выругалась уже в голос, поднялась с постели и увидела, что Лея не вернулась еще с Мордредом — ну и правильно.
-Прости, пожалуйста, — прошептала раздавленная Гвиневра, — я не хотела.
-Знаю, — Моргана была специалистом в образе кошмаров (сколько она перевидала!), а потому злиться не стала. Села на край постели Гвиневры и приказала:
-Ложись, накрывайся одеялом!
Гвиневра покорилась. Так ей было проще. Она давно понимала то, что не может распоряжаться своей жизнью и сначала ей указывал отец, потом Артур, теперь Ланселот взял на себя полную ответственность за жизнь… Моргана не лишняя. Гвиневра чувствовала, что сама не сможет нести груз ответственности за себя, потому что не обучена решать так, как это делала та же Моргана.
Ей не понравилось жизнь у Мерлина, и она сбежала, ей не понравилось на Острове Фей, и она скрылась него, её не устроил Артур, как король и вот… Артур мёртв.
Гвиневра испуганно вжала голову в плечи, когда рука Морганы легла её на плечо поверх одеяла, но фея только погладила её по плечу и по голове и тихонько запела:
-Заплетаю я сказки в косу…
С каждым словом, что срывалось с ее губ и растворялось в жадной тревоге ночи с кончиков пальцев соскальзывали бусинки силы, что забирались в Гвиневру и усыпляли ее, забирали ее беспокойство и ее кошмары, забирали от нее к Моргане. Моргане были не страшны ночные ужасы, не страшны бессонницы и утреннее состояние разбитости после неудачной ночи, но вот Гвиневре они были бы в новинку. Она привыкла не спать только от любви и томлений, не спать от страха и ужаса она не привыкла.
Наконец Гвиневра задышала ровно и спокойно, унесенная заклинаниями и песней в далекий и светлый мир, а Моргана поднялась с ее постели и легла к себе, положила руки под голову и бесцельно уставилась в потолок, ожидая рассвета.
Рассвет пришел. С его лучами проснулась Гвиневра, а Моргана с удовольствием сбросила с себя притворство сна. Лея вернулась с Мордредом, видимо, решив заночевать подальше от беспокойной Гвиневры.
В молчании привели себя в порядок, также в молчании позавтракали, не выходя в столовую.
-А с Мелеагантом мы прощаться будем? — робко спросила Лея, когда все, что оставалось — ждать Ланселота.
-Ага, — саркастично усмехнулась Моргана, — он же, бедный, не переживет иначе.
-Это неуважение к королю, — тихо заметила Гвиневра, хотя по ее посеревшему лицу было понятно, что она скорее бросилась бы на меч, чем предстала бы перед Мелеагантом.
Моргана не ответила. Наконец, явился Ланселот, который, в отличие от женщин, нашел в себе силы зайти и известить Мелеаганта об отъезде. Король, впрочем, пожал плечами:
-Удачной дороги, выходит?
И тон короля был безразличным. Но Ланселот не был еще так образован и обучен двором, чтобы понять, что в безразличии порою кроется больше чувств, чем можно думать. Мелеагант не хотел, чтобы они уезжали, не хотел, чтобы они пропускали его триумф, да и так, пока они были в замке, было ощущение у него, что он находится в кругу близких и родных людей. И Лилиан не было так одиноко. Иллюзия большой семьи создалась у короля, но он остался холоден и жесток к себе, чтобы не позволить ослабеть образу властелина.
Собрались быстро и решительно. Без криков и споров. Вышли во двор, где уже стояла готовая карета и повозка с вещами и еще одна — с телом Артура. Сопровождала процессию группа воинов, когда-то служивших под началом Ланселота и любезно выделенная для охраны в пути Мелеагантом.
-Я, пожалуй, верхом, — неожиданно сказала Моргана. Гвиневра в ужасе взглянула на нее — сама павшая королева боялась лошадей и для нее поездки верхом, еще и добровольные, были где-то на одном уровне с победой в рыцарском турнире.
Лея же отреагировала иначе. Она взглянула на Моргану и заметила, что фея облачена в костюм всадника, а не в платье, значит, решила уже давно. Гвиневра попыталась остановить и
переубедить Моргану, но Лея дипломатично втолкнула ее в карету и села, держа на руках Мордреда. Что до Ланселота — он даже не удивился.
Лошадь привели сразу, словно кто-то угадывал желание Морганы. Она забралась в седло быстро и ловко, натянула поводья…
С замком прощаться официально они не стали. Гвиневра тихонько заплакала, пряча слезы в кружевной платочек, глядя из окна своей кареты на оставляемый, конечно же, навсегда, замок. Лея вся ушла во внимание к Мордреду, так было проще, так было легче…
Моргана подняла голову вверх, пытаясь увидеть с земли ту крышу, на которой однажды сидела вместе с Мерлином, любуясь закатом и спасаясь от очередной пирушки Артура, которая плавно перетекла в совет. Ланселот мрачно оглядывал окна, хищно касался взглядом дверей, чувствуя, что если расставание и не будет вечным, то выйдет уж всяко долгим.
Моргана махнула рукой, не то, прощаясь с кем-то, не то просто отгоняя свет вокруг себя. Ланселот тотчас проследил за ее движением и увидел, что в одном из верхних окон мелькнула черная тень.
Рыцарь с иронией взглянул на Моргану, но та едва заметно покачала головой, давая понять, что не настроена, обсуждать такое прощание Мелеаганта. И вообще…
-Пора! — громко сказала она, но хоть и прозвучало фальшиво, Ланселот услышал в ее голосе то, чего давно ждал — он услышал в ней какую-то поднимающуюся силу.
Она круто развернула лошадь, пришпорила…
Назад дороги не было. Впереди — герцогство Корнуэл, ее дом, который она отдала Ланселоту и в который все-таки возвращалась…
***
Сколько на свете дорог? Кто-нибудь считал? Кто-нибудь вообще может их сосчитать? И каждая из них может вести к краю, к обрыву и к горе собственной славы.
Но каждая дорога так или иначе — жива. По дороге, на которой ранним утром началось движением кареты и сопровождения из Камелота в герцогство Корнуэл, когда-то шли армии. Это были войска отца Морганы — герцога Корнуэл. Они шли в последнюю дорогу, на битву с саксами, и яростно блестели их доспехи, гремели щиты. И никто не знал тогда, что обратно по этой дороге не вернется никто, а что еще интереснее, навстречу им, объездными тропами ехал Утер Пендрагон, в облике герцога Корнуэл. Он ехал совершить предательство собственной чести и повернуть историю не только своего рода, но и Камелота.