Страница 211 из 252
Зарисовка - 59
Моргана не сразу отреагировала на стук в дверь…в самом деле — те, кому действительно сейчас было дело до павшей сводной сестры короля, могли войти и без всех этих церемоний. К чему заставлять её распрямляться, откладывать в сторону многотомник «Пособник чародея» и обращать свой взор на дверь? Какая, черт возьми, сила, должна была ещё прийти и требовать её ответа? Разве она, Моргана, по-прежнему, ещё что-то решает?
Но когда стук повторился, Моргана с раздражением отшвырнула в сторону книгу, распрямилась, позволяя волосам свободно распасться по плечам, и обернулась к двери, явно с ненавистью ко всему сущему.
-Можно? — в проеме возник Ланселот, с самым смущенным видом. Странно, что ещё могло смутить рыцаря? Меньше трёх часов назад ему открыто сказали, что он может убираться прочь, что он предал Артура и получил за это все свои блага…
Что ему еще надо?
-Нельзя, — раздраженно отозвалась Моргана, но от двери отвернулась, стараясь не глядеть на входящего Ланселота.
-Я зашёл…- всё в том же смущении начал рыцарь, но Моргана перебила его:
-Вижу!
-Чтобы узнать, как ты, — спокойно закончил рыцарь, который, судя по всему, успел нарастить броню против всех её глупых и нарочитых грубостей.
-Вешаться не собираюсь, — процедила Моргана, не удостаивая Ланселота взглядом, попыталась схватить «Пособник чародея», но книга выскользнула из непослушных пальцев прямо на пол и фея рухнула в кресло. Почему-то именно это доконало её. так бывает, убеждалась она много раз, когда терпишь и терпишь, когда хоронишь чувства и эмоции, а потом из рук падает книга, или разгибается уголок странички и это становится последней каплей, чаша терпения переполняется и хочется орать…
Выть от бессилия, сидеть, раскачиваясь, из стороны в сторону.
Ланселот не то угадал её настроение, не то его тоже раздражала эта валяющаяся на полу книга, но он наклонился за ней, швырнул в сторону, слегка удостоив её взглядом, и неловко коснулся плеча Морганы, не то, пытаясь хлопнуть её, не то погладить.
-Шёл бы ты…к Гвиневре, — ядовито произнесла фея, отодвигаясь. — Ей сейчас тяжело.
-У неё есть леди Тамлин, забота об отце и она справится, — отозвался Ланселот. — А вот ты…
-У меня есть Артур! — порывисто выдохнула Моргана и закрыла лицо рукавом, понимая, что имя Артура не только не может её защитить, как не могло защитить никогда, а напротив, уязвляло.
-И я тебе сочувствую, — помедлив, сказал Ланселот, присаживаясь на подлокотник кресла, не заботясь уже о сохранности мебели. — Но мир прекрасен даже в разочаровании. Моргана, мы выжили!
-Ты будешь жить, — Моргана отняла руку от лица, — Гвиневра будет жить. А мы с Артуром и Мордредом будем не жить, а существовать. Ты слишком молод, чтобы понять эту разницу. Но однажды, если звёзды не сжалятся над тобою, ты поймёшь.
-На мою долю не выпадало столько, сколько выпало на твою, это правда, — Ланселот не спорил. — Но это не значит, что я совсем ничего не понимаю. Тебе больно — ты потеряла всё, и что хуже — на этом не кончились твои потери. Ты любишь Артура и будешь любить его, даже если будешь знать, что будет дальше.
-Пошёл бы ты…к Гвиневре! — уже более яростно повторила Моргана, отказываясь отвечать прямо на его слова.
-Моргана, — он заговорил мягче, бросил взгляд в окно. — На улице сегодня жгут трупы. И жгут всю ночь. за Артура было мало заступников, но он были и это позволило многим свести личные счеты. Ни ты, ни Артур, ни Мордред не находитесь в числе этих трупов. Вы не стоите на площади, сжигая тела, вы не стоите в числе монахинь и плакальщиц, вы не стоите в числе тех, кто прощается с теми, кого сегодня оставила жизнь. У вас начинается новый день. Ты можешь чувствовать, что ты предала Артура, предала своего сына и саму себя, но Артур мог погрузить весь Камелот в этот самый погребальный костёр, всех монахинь свести до плакальщиц, и всё, что оставалось…
-Замолчи! — резко потребовала Моргана, снова прячась от света и слова.
-Нет, договорю, — возразил Ланселот. — Ты стала в числе тех, кто спас народ от заведомой погибели. Ты не посчиталась ни с любовью, ни с кровью. Ты должна ликовать, потому что народ будет жить, благодаря тебе.
-И тебе, — ядовито напомнила Моргана, но яд этот носил характер слабого укола.
-И мне, — устало улыбнулся рыцарь, и только сейчас Моргана сообразила, что он, скорее всего, очень устал, не меньше, чем она сама.
-Что…что там происходит? — спросила фея нерешительно, с тревогой оглядываясь на окно. Сама она подойти боялась. Даже несмотря на то, что Мелеагант объявил её к рассвету несостоявшейся женой названного брата, а её сына…сына греха — сыном графа Уриена Мори, она боялась, боялась народного гнева, а что хлеще — собственной совести, ведь в числе тех, кто сегодня жил на площади, а казалось, что жил там весь Камелот, были те, кто знал, что Моргана — предатель.
-Трупы жгут, славят Мелеаганта и новый порядок, — Ланселот проследил за её взглядом и ответил как можно будничнее, стараясь, чтобы в его голосе не было дрожи. Ни к чему фее знать, что там творится на самом деле. Трупы, и в самом деле, жгут…
Только вот трупы те — это не те, с кем сводили счеты. Ланселот уже понял, что частично — это уже гвардия Мелеаганта, которая видела его восхождение и которая должна была умереть. Мелеаганта правда славят, но больше того — злословят об Артуре и прикидывают. Как бы поквитаться, если не удалось с королём, то хотя бы, добраться до его жены, сестры и…ублюдка.
Моргана поднимает голову, прислушиваясь к шуму на улице. Это удивительный шум! Такой шум бывает только в первый рассвет после переворота. Трещат погребальные костры и звучат песни, колокола звонят, не переставая, словно от этого зависит жизнь королевства! И ветер затихает, отдает свои права безумной толпе. Сейчас будут погромы, сейчас будут танцы и кровавая толпа станет праздной, и обратится огромным зверем…
Тысячи рук, тысячи ртов и глаз сплетут ужасное чудовище, которое будет терзать врагов нового короля. Артур не мог дать идеи народу, идеи кровавой, в которой он так нуждался. Идеи смерти. Артура нельзя было полюбить или возненавидеть, народ забыл о нем и презрел, заранее облек в саван.
Мелеаганта они не смогут не полюбить или не возненавидеть. Они будут жить им, его идеями, его судьбами и покоряться его руке. Они будут воспевать его, но и это даже станут делать с опаской, потому что знают, что у них есть идея.
Народ обожает буйство. Народ обожает смерть, но разница в том, что не смерть собственную, а смерть ближних. Народ обожает видеть палача и знать, что палач не будет стричь им волосы.
Народ хочет видеть жестокость и быть частью этой жестокости, чтобы потом падать на колени перед святыми образами, плакать у икон и верить в истинную доброту и милосердие своё. Народ нуждается даже не в кнуте, нет! В крови.
Но если животное убивает и топит в крови более слабых для выживания, то тысячерукое, тысячеокое и тысячертовое чудовище толпы желает убивать и топить в крови из страха.
Они боятся, что кто-то иначе утопит их. Они боятся, что без крови не будет идеи, за которую можно фанатично броситься в погребальный костёр, а если нет идеи — нет оправдания собственной трусости и слабости.
-Как будет дальше? — слабо спрашивает Моргана.
-Ты уедешь в графство Мори с Артуром и сыном, — отзывается Ланселот, еще не предвидя разумом тысячерукое и тысячеокое чудовище. Но уже предчувствуя его душою. — Я уеду с Гвиневрой в твоё герцогство.
-Твоё! — раздраженно поправляет Моргана, дергает плечом, как дергала всегда: когда ей не нравилась приготовленная Мерлином каша и когда наставница Острова Фей, в очередной раз, запирала её в темном чулане, полном крыс, за плохое поведение.