Страница 106 из 252
Зарисовка - 30
Гвиневра, хоть и изрядно опьянела с непривычки и нервного напряжения, не могла не заметить, что светловолосый рыцарь исчез из пиршественной залы. Она оббежала всё помещение глазами три раза, встретила леди Вивьен, Эжона, Гавейна, Лею, Эллен, десятки придворных дам и их рыцарей, слуг, но Ланселот словно бы канул в небытие.
«А был ли он вообще?» — попыталась она вспомнить, мутным взором пытаясь найти кого-то, у кого могла узнать это. Лея, конечно, наблюдательна, но она слишком далеко, выводит свои танцы в центре залы. Кто ещё? Не подойдёшь же к леди Вивьен или к кому-то из её свиты…
«Моей свиты», — попыталась исправить собственную мысль Гвиневра, но вышло неубедительно.
Гвиневра хотела видеть кругом только друзей, но вокруг смыкали свои сети враги. Она, едва ступив на порог замка Артура, думала, что в роли новой королевы займётся благодетелью и милосердством. Пока она плыла из своего герцогства по речному буйству, то мечтала, как откроет приходскую школу для детей-сирот, как станет, любима народом, как будет правой рукой своего мужа, как будет любить его и всюду встречать только благодарные и счастливые лица. Ей звучали напевы колоколов, смех детей и Гвиневре представлялось, как станет она обнимать и одаривать своих слуг.
«Я буду мудрой правительницей. Я буду милосердна. Я буду добра и каждого обласкаю», — думала Гвиневра, кутаясь в шубу от ветров и ёжась от речного воздуха.
-Это насмешка…- шептала Гвиневра, сжимая пальцами хрустящие простыни в день своего приезда, когда король не пришёл к ней, а она сама проснулась с гудящей болью в голове. Той ночью Моргана приняла её облик, но Артур не мог этого знать, разумеется.
«Я буду самой счастливой. Я проживу долго, и у меня будет много детей…не меньше трёх», — мечтала Гвиневра, поднимаясь на берег Камелота.
-Это издевательство! — беззвучно плакала она, закусывая ночами уголок подушки, чтобы не слышали служанки, когда король снова не приходил, предпочитая компанию танцовщиц или же придворных дам. Или совет. Или Моргану. Всех, кроме неё.
«Я стану верной соратницей своего мужа!», — зубы стучали от резкого порывистого ветра, когда Гвиневра в сопровождении свиты, шла к замку короля.
-Ты так много времени проводишь с Морганой, — ревниво замечала королева отражению в зеркале, так как Артура снова не было рядом, внезапно у него образовалось желание поохотиться, и он потащил на охоту не только нескольких верных рыцарей, но и сводную сестру. Грубо говоря, всех, кроме Гвиневры.
«Я ещё могу быть счастлива», — думала Гвиневра, стоя у алтаря перед Мерлином. Сейчас же, в её пьяном сознании проскальзывали воспоминания, и ей казалось, что Артур смотрел во время священной клятвы не на неё, Гвиневру, а куда-то ей за спину…
«Минуточку, а где была Моргана?» — попыталась припомнить Гвиневра и залпом осушила остатки своего кубка, потому что не хотела вспоминать. Она знала…чувствовала. Моргана стояла за её спиной.
-На кой чёрт он на мне женился? — шипела Гвиневра своему отражению, оставаясь в редкие минуты одна. — Остался бы со своей…
Гвиневра мрачнела с каждой минутой. Её мысли снова метнулись к Ланселоту. Вдруг вспомнилось то, что он проводит с ней много времени, ездил по дипломатическим переговорам, и фея стала даже как-то добрее с ним.
Ревностная иголка, обида — застарелая и заросшая нежной плёнкой возрождения едва не лопнула от внутреннего напряжения.
«Ланселот любит меня, а я люблю его!» — возмутилась внутренне Гвиневра. Но огонь странно разжёгся и не утихал. Она вдруг представила, что и Ланселот, который как Артур клялся ей в любви, вдруг оставит её.
«Я никому не нужна…» — горечь, глоток вина, ожог, почти видимый на душе.
«Пусть, но я люблю его. Не любила Артура — его люблю!», — упрямая мысль, и судорожный вздох самой души — «Верно?»
Верно. Любит. Верно…готова мириться. Но, боже, как же хочется ощутить на себе ласковый взгляд, услышать доброе слово просто так, а не, потому что этого требует установленный порядок балов и пиршеств. Хочется искренности, а не дрессировки. Любви, а не страха и сочувствия.
«Боже, я схожу с ума…» — Гвиневра откусила один из десертных загадочных шариков, обваленных в шоколадной крошке, и едва не выплюнула содержимое на тарелку. Горечь шоколада, острота специй неприятно удивили её.
«Какая гадость!», — Гвиневра принялась салфеткой снимать с пальцев липкую смесь от трюфелей и не заметила, каким взглядом прожёг её Кей, отвлекаясь от очередной песенки.
Кей рассуждал просто! Моргана имеет наследника от Артура, Моргана любима Артуром, Моргана может управлять…
Значит, Гвиневра, у которой на лице вечная скорбь, полное отсутствие осведомлённости происходящего в королевстве и отсутствие беременности, кто? Угроза благополучия Артура!
«Зачем она ему теперь-то?» — с неприязнью думал Кей, перебирая гусли. — «Ребёнка нет. Артура не любит — это видно. Тоска какая-то с нею!»
И тут Кея пронзила страшная мысль. Он представил, что будет, если Артур всё-таки станет отцом ребёнка Гвиневры.
«Что, если она забеременеет?» — с ужасом подумал полоумный рыцарь, сильнее дёргая струны гуслей. — «Что…делить власть с Мордредом? Он король после Артура! Нет, деточка, ты здесь определённо лишняя! Пойдёшь вслед за отцом! Пока не поздно…»
Гвиневра и не знала, какая гроза собирается над её собственной головой. Кей же, осознавая, что за раздумьями едва не выпал из приличного образа своего, дурашливо скользнул по струнам гуслей пальцами и запел громким голосом:
-Жил на свете великий король, У него был слуга — знатный храбрец,
Но на деле — лишь жалкий ноль, На деле — лишь трус и подлец!
Гавейн, пытавшийся забиться в чарке с вином, поперхнулся. Леди Вивьен хлопнула его по спине и попыталась взглядом указать ему на спокойствие. Гавейн вроде бы и понял, но в нём кипела такая ярость…
Лея кружилась с другими служанками и с трудом сдерживала слёзы. Она закрывала глаза и видела, как граф Уриен, на которого весьма прозрачно намекал Кей в своей песенке, приносил ей венки из полевых цветов, прося о том, чтобы она устроила ему встречу с Морганой, или передала ей письмо.
-Что здесь? — кокетливо спросила Лея в одну из таких встреч с графом, указывая на пергамент, сложенный в четыре раза.
-Стихи, — смущённо признался граф, и покраснел, — передашь Моргане?
-Стихи? — не поверила Лея, оглядывая воинственную фигуру графа. — Господи, Уриен, что ты сделал с несчастным поэтом, попавшим в твои руки?
-Это мои стихи…ей, — коротко бросил Мори.
Лея потеряла дар речи, а он воспринял это по-своему: сунул руку за пазуху и достал букетик полевых цветов…
-Возьми, — попросил он также отрывисто. — Это уже тебе.
-Может, ей? — неуверенно предположила Лея, которой в жизни до этого момента дарили цветы два раза без повода.
-Нет, она цветами больно бьёт, — усмехнулся невесело Уриен, — я собрал его для тебя…
Лея пыталась прогнать память и кружилась, кружилась, и лица пирующих складывались для неё одним размытым пятном. Она хотела раствориться в этом пятне.
-На деле — он не стоил совсем ничего, Славу сделал изо лжи и обмана. Ведь служил он от взора корон далеко, И поддался страстям дурнопьяна…
-Сиди…- прошептала леди Вивьен Гавейну, который к неловкому своему горю вспомнил, как однажды был ранен на поле битвы. Ещё при Утере. Сражение в Приозёрье. И Уриен, оказавшийся рядом не только не позволил саксонскому наёмнику его убить, но и тащил его до лагеря…
-Проходимец и жалких страстей вольнодумец, Маску свою потерял он без возврата. Погрузился в пучину мечты и воззваний безумец, И попался в объятья разврата! — торжествовал Кей.