Страница 13 из 20
— Вообще-то это не исключающие, а, наоборот, подтверждающие друг друга вещи, — сказал он Эшу в спину. — Зачем дингиру в Иркаллу? Эй, я с тобой разговариваю!..
Эш вытянул босые ноги к костру. Обжигающее тепло приятно лизнуло влажные ступни.
— Надо мне, — ответил он, прикрывая глаза от удовольствия, как пригревшийся кот у очага.
— Слышьте… — крякнул Хэн. — А че такое «дингир»?..
Этот вопрос был задан с такой с детской интонацией, что Эш невольно улыбнулся, а крыс и вовсе рассмеялся.
— Еще один… чудак, — сказал он, присаживаясь рядом с кузнецом. — То есть ты поехал акады знают, куда, шут знает с кем?
— Не шут знает с кем, — хмуро ответил Хэн, протянув зеленые палочки с ломтями мяса к огню. — а со стигматиком, у которого жалость в сердце имеется,
Эш вздрогнул, открыл глаза.
Жалость имеется?.. Вот каким его видит кузнец?..
Странно…
А Дарий обвинял его в жестокости.
— Про жалость — это не по адресу, — хмыкнул крыс, жадно втягивая ноздрями вкусный запах, потянувшийся от костра. — У одержимого не может быть ни жалости, ни стыда, ни совести. Ни прочих этих ваших категорий, которыми вы людей измеряете. Потому что одержимые — они в принципе не совсем люди. Так ведь, дингир? Стигматики — это хищники. Как волки или медведи. А в диком лесу нет понятия «добрый» и «злой», «жалостливый» или «жестокий». Есть только «живой» или «мертвый». Так ведь, дингир?..
Эш не ответил.
Соленое мясо весело шипело над костром, роняя тяжелые капли вытопленного жира на угли.
В словах крыса определенно был смысл. Внутренне он и сам чуял нечто подобное, просто еще не мог сформулировать так четко.
А может, просто не хотел. Потому что в этой прозрачности многое обретало не самую приятную окраску.
Хэн хмуро покачал головой.
— Так мы жеж все тут так живем, че уж. А вот чтоб красивое пожалеть себе в убыток — это нечасто бывает… Да и где ты видел, чтоб победитель в город вошел, а девок не снасильничал, домов не обобрал и не спалил у себя за спиной все, что осталось?
— Так это не жалость, а глупость, — рассмеялся крыс. — Будь у нашего дингира ума побольше, он бы не хлебом, а золотом переметные сумки набил. И рты бы навсегда закрыл тем, кто мог бы в будущем ему кашу пересолить.
— Погоди, но ведь есть стигматики, которые держат оборону на переднем крае, — возразил Эш, переводя разговор с обсуждения его самого в общее русло. — Там воины не для выгоды, а ради людей стараются.
Крыс фыркнул.
— Ты как птенец из яйца. Поверь, там те же звери, только кормятся с руки, а не вольной охотой. И делают они это не ради какой-то там великой цели, а чтобы получить птицу на грудь и уехать из этого проклятого места во Внутренний круг.
— Птицу?.. — не понял Эш.
— Орден такой, — пояснил воин. — С золотым щитом и гравировкой орла на щите.
— Так а дингиры-то что? — вернулся к своему вопросу Хэн. — Должность чтоль какая?..
— А дингиры, друг мой, это стигматики, которые сражаются друг с другом за право стать по силе равным с великими акадами и даже создать еще одну. Я все верно говорю? — спросил крыс, обращаясь к Эшу.
— Типа того, — нехотя кивнул тот.
— Вот ведь штука!.. — удивился Хэн.
— Ладно, есть давайте, — проворчал Эш, недовольный, что опять оказался в центре обсуждения.
Разделив на троих половину большого круглого хлеба, головки мелкого розового редиса и мягкий овечий сыр, все принялись за еду.
Обжигая губы поджаренным мясом, Эш впервые осознал, что действительно проголодался. И хлеб, и овечий сыр, и остро пощипывающий язык сочный редис показались ему сказочно вкусными. Доедая свой ломоть, парень спросил у Хэна:
— Слушай, мне очень понравился твой маленький нож. А сможешь мне сделать таких десяток, только чуть побольше и совсем без рукояти?
— Да смогу, че ж не смочь-то… Ежели по-трезвому… Может, даже и получше получится, — проговорил кузнец.
— Да придурь это все, — хмыкнул крыс. — Если хочешь, господин мой, давай-ка я тебе лучше один городок по пути покажу. Даже не городок, а так, деревня за стенами. Так вот там живет один мастер, у которого луки — просто лучшие! Если только не помер еще, конечно. Старый он был…
— Это чего-то мои ножи — придурь? — угрожающе спросил кузнец, приподнимаясь со своего места. — Я оружие делать умею!.. — обиженно гаркнул Хэн.
— Да остынь ты, — отмахнулся крыс. — Я не про твое умение сейчас говорю. А про то, что оружие это непрактичное. Хорошо, конечно, когда оно по-случайности в правильное место влетает. Вот только в бою поди прицелься ножичком. Да и ножичков так не напасешься, а стоить такой комплект будет побольше, чем приличный лук.
— Ну, для охоты это действительно не самое лучшее оружие, — согласился Эш. — А что касается остального… Ломоть свой вверх подкинь?.. — прищурился он.
Крыс фыркнул, выгрыз из своего куска хлеба белый комок сыра и резким броском швырнул остатки вверх и в сторону.
Рванув свой нож из ножен, Эш метнул его в хлеб. Змеиный клинок легко прошил свою пористую цель, и удерживая ее невысокой гардой, упал на землю.
Хэн охнул.
Крыс перестал жевать. Утерев рот тыльной стороной ладони, он поднялся, подошел к ножу и поднял его вместе с пробитым хлебом.
— Я впечатлен, — хмыкнул он, покрутив всю получившуюся конструкцию в руках. — Очень хорошо, правда. Конечно, реагировал ты не сам бросок, а на мое движение, но это все равно…
— Бросай еще раз, — прищурился Эш. — Из-за ивы бросай, чтобы я тебя не видел. В любую сторону, на любой высоте.
— Да ладно! — отозвался крыс, обернувшись на Эша. — Хочешь сказать, попадешь?
— Я знаю, что попаду. Причем даже без стигмы.
— Нихрена себе, — присвистнул крыс. — Да если ты попадешь в хлеб, я прокукарекаю!
— Не-а, — улыбнулся Эш. — Что мне с твоего кукареканья? Суп-то из тебя все равно не сваришь. Раз уж спорить — так на рубаху твою давай. А то мне как-то стигмой на груди сверкать не особо хочется.
— А с тебя — нож, — сказал крыс, блеснув недобрым огоньком в хитрых глазах.
Хэн, приоткрыв рот, с любопытством переводил взгляд то на одного, то на другого.