Страница 49 из 66
Он снова лег, крепко сжал ее бедра и начал выходить, дюйм за дюймом, медленно и мучительно. Джулия обмякла на нем, разрываясь между облегчением и внезапным ощущением пустоты.
Бенедикт непрерывно смотрел на нее, его голубые глаза от желания почти почернели, а взгляд буквально ввинчивался в нее, удерживал, покорял. Затем толчок, резко дернувшиеся вверх бедра, и он заполнил Джулию целиком, задев какую-то точку внутри, отчего по ней словно разлилось жидкое пламя.
Она закрыла глаза, впиваясь пальцами ему в плечи, а он вонзался в нее снова и снова, и внутри нее нарастало наслаждение. Джулия тяжело, хрипло дышала, а Бенедикт вонзался, все ускоряя темп, и наслаждение стремилось к своему пику. Оно обрушилось на нее так же внезапно, как и в прошлый раз, только еще сильнее, потому что теперь он двигался вместе с ней.
Бенедикт отпустил ее бедра, и Джулия рухнула на него. Он чуть подтянул ее вверх и втянул в рот сосок.
Наслаждение усилилось.
Скоро она достигнет своего пика и воспарит. Да, да и да.
— Да поможет мне бог, — с трудом, хрипло и низко выдавил Бенедикт.
Темп еще возрос, каждый толчок его бедер был глубже, сильнее, мощнее, чем предыдущий. И вдруг Бенедикт дернулся, с последним толчком испустил сдавленный вопль и рухнул на подушки.
Он крепко обнял Джулию, подтянул ее к себе и впился в ее губы неистовым поцелуем, выскользнув из нее.
Пульс Джулии по-прежнему бился лихорадочно, кровь шумела в ушах, но она постепенно расслаблялась в его объятиях, положив голову ему на грудь и слушая, как, успокаиваясь, все медленнее бьется его сердце. Ее наполняло спокойствием, разливавшимся вокруг.
Она потерлась щекой о теплую грудь Бенедикта. Казалось, что он не может не прикасаться к ней — то к изгибу брови, то к мочке уха, то к жилке на шее — и делает это с благоговением. Джулия уютно прижалась к нему.
— Ты так и не рассказал мне о своем любимом воспоминании.
— Больше оно не имеет значения. — Бенедикт погладил ее по голове. — Нет ничего важнее этих минут. Я знаю, ты не хочешь этого слышать, но я люблю тебя. И всегда любил, даже в четырнадцать лет, когда у меня не было занятия интереснее, чем сбежать от учителя и скакать верхом на коне, слишком строптивом для меня.
Джулия приподняла голову.
— Ты любил меня тогда?
Бенедикт посмотрел ей в глаза и кивнул.
— Пожалуй, именно в тот день я это и осознал.
В груди набухало какое-то чувство, оно добралось до глаз, и их защипало. Как ей хотелось ответить ему тем же, причем искренне!
— О, Бенедикт...
Снаружи что-то загремело. Послышался крик, затем еще голос. В дверь коттеджа забарабанили кулаками, и она с грохотом отворилась.
Через главную комнату кто-то с топотом пробежал.
Бенедикт приподнялся на локтях.
— Что за чертовщина?
Он едва успел натянуть на них с Джулией простыню, как дверь спальни распахнулась. На пороге, растрепанный, с раскрасневшимся лицом и сбившимся набок галстуком (он никогда не появлялся в таком виде в обществе), стоял Кливден.
Г лава 17
Позабыв о своей наготе, Бенедикт выскочил из постели.
— Да как вы смеете? Какого дьявола вы тут делаете?
Кливден окинул взглядом происходящее, и глаза у него расширились. Он кинулся на Бенедикта.
— Я могу спросить о том же! — взревел новоиспеченный граф и замахнулся.
Бенедикт увернулся от летящего в него кулака и впечатал Кливдена в стену. Прежде чем тот успел перевести дух, нанес ему такой апперкот, что голова идиота оказалась в штукатурке.
Не обращая внимания на разбитые костяшки, Бенедикт снова занес руку для удара.
— Бенедикт! Прекрати!
Крик Джулии заставил его заколебаться, но всего на пару секунд, а затем в голове всплыли все причины, по которым Кливден оказался здесь: пари, погубленная репутация любимой, Амхерст с его вечно кровоточащим носом и синяками под глазом. Нет, это невозможно прекратить. Только не сейчас. Снова и снова его кулак врезался в слишком смазливое, хотя и небритое, лицо Кливдена.
Пара сильных рук помешала очередному удару, оттащив Бенедикта в сторону.
— Хватит, старик. — Голос Аппертона прорвался сквозь рев крови и гнева, поглотивший сознание. — Не убивай его. Ты же не хочешь иметь такой грех на своей совести.
— Откуда, черт возьми, ты здесь взялся? — Бенедикт разжал кулак и тряхнул рукой. Костяшки болели от неоднократного столкновения с лицом Кливдена, но он счел это достаточной платой за свое бездействие в отношении хулиганов, обижавших Амхерста. — И кстати, откуда, черт его побери, здесь взялся он?
Бенедикт махнул рукой в сторону Кливдена. Гаденыш привалился к стене, прикрывая остекленевшие глаза, а из носа лилась кровь. Кость и хрящи поддались кулакам Бенедикта с приятным хрустом.
— Кажется, ты просил меня приехать, — хмуро отозвался Алпертон. — Не могу сказать, что ты оказал мне радушный прием.
Бенедикт слишком поздно вспомнил, что на нем ни клочка одежды. Да и на Джулии тоже. Боже, что за спектакль. Но, мельком посмотрев на нее, он увидел, что Джулия умудрилась вытащить из простыней свою сорочку. Одной рукой она сжимала одеяло, натянутое на плечи, а другой стискивала его рубашку — должно быть, вытащила из комода, пока он лупил Кливдена.
— Держи. — Джулия, щеки которой побагровели, а глаза заметно округлились, бросила Бенедикту красную парчовую тряпку.
Он кивнул, накинул на себя рубашку и снова повернулся к Аппертону.
— Ты все еще не объяснил мне, как этот дьявол нас нашел.
— Должно быть, они следили за мной. Прости, друг. Мне казалось, я был очень осторожен.
— Они? — вскричала Джулия. — Кто там еще с вами?
Аппертон украдкой посмотрел в ее угол, но постарался не задерживать взгляда. Вот и молодец. Хоть она и прикрылась, меньше всего Бенедикту хотелось сейчас лупить друга, пялившегося на его невесту.
— С Кливденом приехал ваш отец. Я уговорил его подождать снаружи, но не знаю, насколько ему хватит терпения.
Джулия что-то пискнула, но Бенедикт не обратил на это внимания. Кливден зашевелился, тряхнул белокурой головой и потрогал быстро раздувающуюся шишку на челюсти. Увидев покрасневшие кончики пальцев, он нахмурился и, прищурившись, злобно посмотрел на Бенедикта.
Кливден с трудом поднялся на ноги, и Бенедикт тут же метнулся к нему со сжатыми кулаками, готовый снова ударить, но Аппертон встал между ними, раскинув руки.
— Отзови свою дрессированную собачку, — выплюнул Кливден, запачкав кровью когда-то белоснежный галстук. — Я не собираюсь улаживать это сейчас.
— Ты всегда боялся столкнуться с тем, у кого есть кулаки, правда? — проскрипел Бенедикт. — Куда проще издеваться над слабым.
— За это я вызову тебя па дуэль. Не хочется, чтобы сплетники все перекрутили и заставили нас сражаться из-за потаскушки.
Ах! мерзавец! Бенедикт кинулся вперед, но наткнулся на непреодолимый барьер в виде плеча Аппертона.
— Потаскушка? — возмущенно выкрикнула Джулия. — Это вы с моим отцом хотели превратить меня в потаскушку!
Бенедикт не успел на это отреагировать. Поверх плеча Аппертона он увидел расквашенное лицо Кливдена. Эта скотина попыталась самодовольно ухмыльнуться, но на распухшем лице получилась только злобная гримаса. И тут его окровавленный рот потрясенно округлился.
Неожиданно появившаяся еще одна пара рук ухватила его за лацканы и впечатала в стену.
— Как ты назвал мою дочь?
— Папа!
Каким-то образом Сент-Клер сумел втиснуться в переполненную спальню.
— Как есть, так и назвал. — Самодовольная усмешка все же появилась на разбитом лице Кливдена, такая же высокомерная, как в школе, когда он издевался над слабыми. — Потаскушка. Шлюха.
Сент-Клер раздулся, лицо его покрылось красными пятнами.
— Следите за выражениями в присутствии леди!
Кливден выпрямился и стряхнул с себя руки старика.
— Я не вижу здесь ни одной леди. Только жалкую потаскушку. Но она может усовершенствоваться, если начнет обслуживать мужчин в темных закоулках.