Птичка

Открыв глаза, Глаша ощутила странное чувство покоя. Утреннее летнее солнце освещало комнату, падая многочисленными зайчиками на бледно-голубые стены оббитые шелком. Чуть повернув голову, девушка прошлась заинтересованным взглядом по сторонам. Ее взор отразил светлую вычурную мебель, дорогие темно-синие портеры, несколько портретов в золоченых рамах на стенах, высокие потолки, большие светлые окна. Обстановка комнаты изысканная и помпезная, навела ее на мысль, что она находится в богатом доме. Однако Глаша прекрасно знала, что никогда не бывала в подобных домах. Она не понимала где она, и отчего лежит в этой просторной мягкой постели с прозрачным вышитым узорами балдахином. Всю жизнь, как она себя помнила, она жила в деревянном доме родителей, скромно и просто.

Поморщившись Аглая села на белоснежной шелковой постели, отчаянно пытаясь вспомнить, как она оказалась в этой спальне. Последнее внятное воспоминание ее было о бушующем береге моря, где она, гуляя, собирала ракушки. Помотав гудящей головой, она смутно осознала, что вроде бы запнулась и упала на берегу. Эти напряженные думы вызвали дикую боль в ее затылке и она, застонав, вновь упала на подушку, прикрыв глаза.

– Барыня, как Вы себя чувствуете? – раздался сбоку от нее приветливый голос. Глаша открыла глаза и уставилась на девушку, в простом платье горничной, с косой обернутой вокруг головы.

– Кто Вы? – прошептала изумленно Глаша.

– Я Дуняша, Ваша горничная. Неужели Вы забыли Аглая Михайловна?

– Горничная? – переспросила молодая женщина, вновь обводя комнату изумленным взглядом. – Где я?

– Вы у себя дома.

– У себя?

– Ну да, на Измайловском проспекте, в доме Скарятиных, – медленно произнесла Дуня.

– Странно, – пролепетала Глаша и опять прикрыла глаза, – Я ничего не понимаю… и Вас не помню…

– Как же барыня, не помните? – начала удивленно девушка. – Я Дуняша. А Дмитрий Петрович, спустились вниз, с доктором разговаривают.

Послышался скрип двери, и тут же раздался приятный мужской баритон:

– Она пришла в себя?

Глаша услышала быстрее твердые шаги, и распахнула глаза. В следующий миг приветливое личико Дуняши, сменилось фигурой молодого мужчины лет тридцати. Темноволосый, широкоплечий, в домашнем легком сюртуке, с волевым притягательным лицом, внимательно-изучающим взглядом, он был совсем не знаком ей. Его глаза красивые невероятного василькового цвета, настойчиво и поглощающе смотрели на нее и Глаша тут же смутилась. Кто это был, она не могла понять. Она стеснительно потупила взгляд, и невольно вжалась в подушку, на которой лежала.

– Оставь нас Авдотья, – бросил через плечо мужчина, и по-свойски уселся на постель рядом с Глашей. Последняя, окончательно смутилась, под его горящим взором. После того, как горничная покинула спальню, мужчина заметил. – Доктор сказал, то Вы сильно ударились головой, и возможно сотрясение.

– Да голова невозможно болит, – пролепетала девушка, и наконец, смогла совладать с волнением, и открыто посмотреть на молодого мужчину, что сидел перед ней.

– Вот, доктор оставил настойку. Давайте я помогу Вам, – предложил услужливо молодой человек, и проворно встав, взял с маленького ажурного столика, стоящего у кровати флакон с лекарством и налив немного в ложку, вернулся к девушке. Она послушно выпила, не понимая, кто этот человек и отчего он заботится о ней. Однако с каждой минутой, его облик, и обволакивающий приятный баритон завораживали ее, и девушка чувствовала, что ей хочется, чтобы этот человек побыл с ней подольше. После того как она выпила лекарство, молодой человек помог ей опуститься на подушку, и вновь сел рядом.

– Вы поступили неосмотрительно Аглая, – начал странную фразу он.

– Простите, но я не знаю Вашего имени, – пролепетала Глаша и поморщила носик. – Я отчего-то не помню, как оказалась здесь.

Брови молодого человека взметнулись вверх, и он удивленно воззрился на нее.

– Отчего Вы так говорите? – спросил он тихо.

– Извините. Я не помню что случилось. Помню лишь, что гуляла по берегу и упала, а дальше ничего не могу вспомнить. И почему нахожусь здесь? Это ведь Ваш дом?

– Ну да.

– Надо сообщить моему отцу, что со мной все в порядке, – добавила она просящее.

Мужчина нахмурился, и угрожающе посмотрел на нее.

– Это что какая-то новая игра? Или Вы решили меня запутать, дабы потом убе… – удивлено заметил он.

– Почему игра? – горестно сказала девушка, перебив его – Простите, – тут же извинилась она, за то, что неучтиво перебила его. – Я и сама чувствую себя неловко, ибо никак не могу вспомнить, отчего оказалась здесь… Вы нашли меня?

Молодой человек немного помолчал, не спуская с нее взгляда.

– И как меня зовут, не помните?

– Нет, – прошептала она искренне, одними губами.

“Доктор что-то говорил, что удар мог быть сильным, – думал про себя Дмитрий. – И возможна потеря части воспоминаний… Но это просто невероятно!”. Аглая так странно смотрела на него. Ее взгляд нежный мягкий, и кокетливый вдруг воскресил в Дмитрии прежние воспоминания. Именно так впервые дни знакомства Глаша смотрела на него тогда в Кронштадте. После ее взгляд менялся. Когда она была его любовницей, выражение ее глаз было страстно-призывным, затем изменилось на страдающе – любовное, а после когда она стала невестой Николая, выражение ее взгляда переменилось на холодновато – несчастное. В последнее же время, когда она смотрела на него, ее взгляд был ледяным и презрительным. И сейчас ее смущение, бархатные ласковые глаза, которые она то и дело опускала, навели Скарятина на мысль о том, что она говорит искренне. И видимо и в правду она не помнит его и оттого не знает всего, что связывало их. Дмитрий напрягся всем телом, боясь поверить в свою неожиданную удачу, и тихо произнес:

– Вы, правда, не помните что случилось? И как меня зовут? И кто Вы сами?

– Отчего же я помню, кто я, – уверенно сказала Глаша и чуть поморщила лобик, как будто вспоминая что-то. – Мое имя Кавелина Глаша. Моего отца зовут Михаил Емельянович, он купец. В прошлом месяце у меня были пятнадцатилетние именины. Мы живем в Гороховом переулке с отцом и старшей сестрой Наташей.

С каждым словом девушки, взгляд Скарятина менялся, и в итоге прекратился в страстно-горящий. Он коварно улыбнулся ей, и личико Глаши покраснело от смущения.

– Вы меня прямо ошарашили, моя птичка, – заметил он глухо, и осторожно взял ее ручку, что лежала сверху покрывала. Он поднес ее кисть к своим губам и поцеловал ее пальчики. Глаша окончательно смутилась и ощутила, что присутствие этого человека напрягает ее, а дыхание с трудом вырывается из ее груди. Когда он опустил ее ручку, она быстро спрятала ее под покрывало. – Я могу напомнить Вам о том, что Вы позабыли.

– Если Вам не трудно, я бы хотела знать, как оказалась здесь? – пролепетала Аглая, пересохшим голосом. – Я не хочу Вас стеснять. И, наверное, уже могу встать и вернуться домой.

– Это Ваш дом, Глаша, – произнес он твердо. – Вы моя жена Аглая Михайловна Скарятина. Вчера была наша свадьба. Теперь мы находимся в столице в Петербурге, а на днях поедем к месту моей службы, в Севастополь. Да и Вам моя птичка уже двадцать три года.

– В Петербурге? И Вы мой муж? – опешила Глаша и испуганно уставилась на него. Дмитрий кивнул и продолжал:

– Да. Я Ваш муж, Дмитрий Петрович. Вчера состоялась наше венчание.

– Но как же это, – пролепетала она, инстинктивно сжимая одеяло в руках. – Я совсем Вас не знаю…

– Это не страшно, Вы скоро все вспомните, – продолжал Дмитрий, хитро. – И как мы любим друг друга, и как Вы были счастливы на нашей свадьбе.

– Как это ужасно, что я всего этого не помню, – пролепетала она тихо, не спуская с него испуганного взгляда. – А где мы познакомились? – спросила она вдруг.

– В Кронштадте, конечно, – кивнул Скарятин. – Я был там по делам, и случайно увидел Вас на берегу. Как сейчас помню, как Вы шли по берегу в белом платье.

– В белом платье? – напряглась Глаша пытаясь вспомнить, хоть одно белое платье в своем малочисленном гардеробе.