Птичка

– Я счастлива, познакомиться с Вами Вера Кирилловна, – также приторно вежливо пропела Полина, присаживаясь на небольшой диванчик рядом со Скарятиной. – Дмитрий Петрович очень много рассказывал о Вас. Но в жизни Вы гораздо красивее.

Лесть тут же разлилась по мыслям Веры Кирилловны, и она сразу прониклась к невесте старшего сына.

– Я хорошо знаю Вашего отца и мать дитя мое, – произнесла Скарятина. – Вы очень похожи на свою покойную матушку. Так же бледны и возвышены как она.

– Спасибо, – улыбнулась в ответ Полина, и обернула глаза на молодого человека, что стоял рядом. – Дмитрий Петрович сказал, что свадьбу можно будет сыграть в начале следующего года. Мой папа обещал, что оплатит наше свадебное путешествие в Рим или Париж, куда мы захотим.

При упоминании о женитьбе Дмитрий напрягся, но не произнес ни слова. Лишь его взгляд безразличный и холодный словно загорелся каким-то темным огнем, как некое устрашение.

– Хоть ты порадовал меня, Митя, – обратилась Вера Кирилловна к молодому человеку. – Ты не мог выбрать лучшей невесты, мой мальчик, чем наша милая Полина Сергеевна. – Скарятина вновь улыбнулась девушке и снова обратила лицо к сыну. – А твой беспутный брат, совсем не слушает меня. Связался с этой безродной.

– Да матушка и я отговаривал его, – заметил Дмитрий.

– В последнее время эти купцы так и норовят породниться с нами дворянами, – поддакнула Полина.

– Вы давно вернулись из Италии матушка? – осведомился Дмитрий, ибо накануне они не виделись.

– Около недели. Представляешь, Ники сразу же представил мне ее. Да согласна, она весьма красива. Но все равно чувствуется, что она из простых, это ничем не скроешь. Такая непосредственная, чересчур открытая. Истинная дама, должна скрывать свои чувства, и говорить то, что положено.

– Вы, несомненно, правы, Вера Кирилловна, – поддакнула Полина.

В этот момент в гостиную вошли Аглая и Николай Петрович. Молодой человек ласково придерживал Глашу за локоток. При их появлении, на лице Веры Кирилловны появилась кислая мина, на лице Полины брезгливость, а на лице Дмитрия мрачная тень.

Скарятина подала знак дворецкому, и все прошествовали к столу. Уже спустя минуту, в гостиную вошли слуги с несколькими блюдами, на которых красовались, утка с дикими ягодами, фаршированная кашей щука, и еще несколько холодных закусок.

Ужин проходил в основном в молчании. Лишь пару раз Вера Кирилловна, которая восседала во главе стола, заводила разговор на тему холодов и предстоящих зимних балов. Николай, который находился по левую руку от матери, то и дело прикасался к пальчикам на руке Глаши, как будто пытаясь успокоить девушку. Напротив них сидели Дмитрий и Полина. Девушки молчали. А молодые люди, отвечали Вере Кирилловне односложно, как будто нехотя. Скарятина сверлила пытливым взглядом своих будущих невесток, и с горечью осознавала, что розовощекая, непосредственная Глаша, явно проигрывает по сравнению с вычурной бледной Полиной. Вновь разозлившись оттого, что ее любимый Ники сделал столь неправильный выбор, Вера Кирилловна вдруг заметила:

– Ах, эти крестьяне совсем несносными стали. От работы так и пытаются отлынить.

– Да и не говорите матушка, – кивнул Дмитрий. – У нас на флоте, тоже только кнут может заставить этих нерадивых как следует работать.

– А иначе с ними и нельзя Митенька, – заметила Скарятина. Глаше были не по душе эти разговоры, но она мочала. Николай тоже молчал и лишь мрачно посмотрел на брата. – А эти купцы, так и норовят обжулить, – продолжала Вера Кирилловна. – Знаю, как они себе состояния наживают. Обманом да воровством. Где это видано, чтобы простолюдины, были богаче дворян? Вот Морозов, миллионер! А был то простым мужиком. И как он нажил то эти миллионы? Явный вор.

Глаша нечаянно уронила вилку на пол, и хотела уже наклониться за ней. Но Николай остановил ее жестом. Скарятина замолчала, недовольно уставившись на девушку. Все устремили взоры на Глашу. Вера Кирилловна с осуждением, Дмитрий с ехидством, Полина с презрением.

Лакей тут же поднял вилку, и подал Аглае другую. Она поблагодарила его. Николай чтобы упокоить девушку, положил свою большую ладонь на дрожащую ручку Глаши. Все вновь принялись за трапезу. Аглая глубоко вздохнула, чувствуя, что присутствие Николая Петровича вселяет в нее уверенность, и успокаивает ее. Она, наконец, осмелилась поднять глаза. Вера Кирилловна, не смотрела на них с Николаем, с сосредоточенным видом потроша рыбу в своей тарелке. Полина взирала, куда-то в сторону, оправляя платье. Зато прищуренные глаза Дмитрия жгли взглядом ее ручку, на которой все еще лежала рука Николая. Аглая явственно ощутила ненависть старшего Скарятина и подавилась куском хлеба. Тут же убрав свою руку из-под руки Николая Петровича, она чуть отпила воды из бокала, и встала.

– Извините, мне что-то нехорошо, – Глаша быстро выбежала из столовой, не в силах выносить презрение сразу же стольких человек.

– Какая она все же неловкая, – заметила ей в след жеманно Вера Кирилловна. Николай обратил свой гневный взор на мать.

– Вы могли бы матушка, хотя бы при Аглае Михайловне не говорить дурно про купцов, – тихо заметил Николай, еле сдерживаясь.

– А что я такого сказала? Ей оттого и неприятно, что она и сама такая, – добавила Скарятина, поднося вилку ко рту.

– Неприятно пусть не слушает, – добавил Дмитрий цинично.

Николай нервно бросил салфетку на стол, и встал.

– На днях я покупаю дом, – прочеканил Николай. – Сразу же после свадьбы мы с Аглаей уедем туда жить, дабы не смущать Ваши изысканные очи простотой.

Молодой человек быстро покинул гостиную, хлопнув дверью.

Спустя неделю весь день Воскресного дня Дмитрий пребывал не духе.

Все началось с того, что после завтрака, он направился в биллиардную, намереваясь сыграть пару партий в шары, чтобы убить время. Его увольнительный отпуск заканчивался только через полгода, ибо “Меркурий” находился в доке на ремонте после последнего сражения. Дома он обычно скучал, не зная, чем заняться. Документы и письма он просматривал в течение часа еще до завтрака, вечером ездил на балы, в остальное время изнывал от безделья.

Лишь на военном корабле у него всегда было много дел. Хотя там Дмитрий находился на ногах по шестнадцать часов к ряду, спал урывками, постоянно утруждал себя физическими нагрузками, но все же в море он чувствовал себя гораздо лучше, чем в скучном Петербурге.

Да, теперь у него была Полина, но ее общество молодой человек считал неинтересным и довольно пресным. Полина все время либо молчала, либо поддакивала. Это не нравилось Дмитрию. Глаша, когда была с ним, тоже часто молчала, но делала это как-то умело, и так, что ему тоже было приятно молчать. К тому же Аглая постоянно интересовалась его делами, встречами, визитами. Он часто рассказывал ей о Меркурии и службе. Ей все было интересно. Дмитрий часто говорил с ней о разных механизмах и устройстве корабля, отчетливо понимая, что девушке это не интересно, и она вряд ли понимает его. Но однажды во время его рассказа Аглая спросила, отчего во время шторма не воспользовались неким прибором, который был необходим и о котором видимо, раньше он рассказывал ей. Опешив, Дмитрий был искренне удивлен тем, что Глаша не только запомнила название прибора, но даже для чего он был нужен.

Однако теперь мысли Скарятина об Аглае были окрашены в темные тона. Ее предательство, холодность и красота терзали его. Лишь теперь, спустя полтора месяца после разрыва, Дмитрий вдруг осознал, что ему не хватает общения с девушкой. Конечно же, он не любил Глашу. Нет. Он был просто увлечен ею. Ее действия, слова как-то задевали его, не оставляя равнодушным. И невольно, сам того не осознавая, он искал повода дабы омрачить существование Глаши, чтобы отомстить ей, ибо она оказалась такой неблагодарной.

Еще с детства Дмитрий отличался крайним упорством и упертостью характера. Его матушке постоянно приходилось спорить с сыном по малейшему поводу. В шесть лет Митя, лазая по деревьям в саду, упал с высокой яблони. Решив, достать яблоки, которые росли почти в трех метрах от земли, мальчик залез на самую верхушку и, не удержавшись, свалился, сильно разбившись. Почти неделю он лежал в постели, однако все равно дал себе зарок, что залезет на яблоню и достанет нужные сладкие плоды. Вера Кирилловна ахала от ужаса и просила Митю более не лазить на дерево, но мальчик сразу же, после выздоровления, при каждой возможности вновь тайком залезал на дерево. Его упорство вскоре увенчалось успехом и уже через пару недель, он смог достать яблоко. Гордый собой, и так ничего и не сказавший матери об этом, он уже тогда понял, что если захочет, то может достичь всего чего не пожелает.