Страница 121 из 126
Вскоре из ямы на свет показалась большая глиняная бутыль с горлышком, залитым воском. Я достал ее, отряхнул от песка и потряс — внутри что-то шуршало. Горлышко от бутыли я просто отломил, и достал письмо, или, скорее, небольшую записку на пожелтевшей от времени бумаге.
«Юг, 50 шагов», и стрелочка, направленная вверх. Я посмотрел в указанном направлении — там росла большая сосна.
— О чем это? — спросила меня Ванкси, заглянув мне через плечо. — Юг это где?
— Там! — я показал пальцем.
— Значит, на дереве что-то есть? Надо лезть наверх?
— Насколько я знаю своего отца, если он написал «пятьдесят шагов на юг и лезть наверх», то нужно сделать сто шагов на север и там копать.
В сотне шагов от надгробия братской могилы обнаружилось русло давным-давно высохшего ручейка, ныне поросшее каким-то хоть и жиденьким, зато весьма колючим кустарником, и я, установив путем нехитрых расчетов примерное местоположение объекта, энергично принялся копаться в плотном песке.
— Может, все-таки посмотреть на дереве? — девушка, дернувшаяся было мне помочь и тут же насажавшая себе заноз, энтузиазм к раскопкам моментально утратила. — Может, там что-то есть, дупло какое-нибудь? А в нем еще одна подсказка, или еще что?
— В такие деревья в грозу частенько бьет молния. Не стал бы ничего отец там прятать, разве что в корнях, — пропыхтел я, отгребая в сторону очередную порцию песка с торчащими из него корнями, которые до того пришлось пилить ножом. — Да и в корнях бы не стал. Нет, сообщение было для меня, а батя знал, что я пойму правильно.
— В любом случае, копать песок на кладбище лучше, чем наливаться вином, — по-философски рассудила Ванкси, и присела рядом. — Я рада, что к тебе вернулось присутствие духа.
— Я его и не терял. Просто иногда бывает необходимо как следует…
— Нажраться? — продолжила за меня девушка. — Ты в этом преуспел. Слуга в ресторане устал носить тебе вино.
— Единственное, чем я мог ему помочь, так это предложить перенести наш столик сразу в винный погреб.
— И сидеть нам в погребе, пока ты не выпьешь все, что сможешь найти? Нет уж, хватит. А если бы ты остановился на первом кувшине, то смог бы, как и я, выйти из ресторана, и увидеть настоящее чудо! — тут глаза девушки, и без того достаточно большие, распахнулись еще шире в неподдельном восхищении. — Огромные духовные алые фениксы прилетели с запада, и сели где-то за городом. Люди говорили, что они несли пассажиров. Ах, как бы хотелось и мне прокатиться на таком! Взлететь над землей, надо морем, над облаками! Посмотреть, как тают внизу горы, как нитями становятся широкие реки, а большие города- словно детские постройки из песка на берегу моря. Ты знаешь, Ли, взлететь к облакам — моя детская мечта…
Ничего ответить я ей не успел: нож, которым я с переменным успехом рыхлил слежавшийся песок, воткнулся во что-то деревянное. Как говорится, должным образом замотивированный культиватор легко заменяет собой отряд каторжников с лопатами, и дорыться до находки для меня стало легко и просто — ведь надежда утроила силы этого похмельного мудреца, более не обращавшего внимания на щебет погрузившейся в грезы девушки.
Находка извлечена на свет была мной без всяких усилий, и была она, судя по весу, не пуста. Сундук, окованный железными полосами и усиленный для крепости металлическими уголками, с выжженной на крышке надписью: цифры три и один, Ланьхоу, «Серое облако».
Согласно опыту этого старика, в подобных сундуках обычно хранится корабельная касса.
Расковырять проржавевший замок тоже труда не составило, и, откинув крышку, я приступил к изучению содержимого. Длинный прямой кинжал из незнакомого мне сплава, в богато украшенных ножнах, прикрепленных к заскорузлому от морской соли шелковому поясу был осмотрен, признан неплохим и отложен в сторону. Пара кожаных мешочков, маслянисто звякнувших при извлечении, порадовали меня неизвестной, но, безусловно, неплохой суммой в серебряных монетах, и отправились прямиком в кольцо. Вдоль задней стенки сундука, заботливо укутанные каким-то тряпьем, обнаружились четыре большие бутылки, запечатанные сургучом, их исследование я отложил на потом.
Еще один кожаный мешочек из-под денег (но без них самих) обогатил меня коллекцией пилюль, наваленных туда россыпью. Суконный сверток с окаменелым куском чего-то (и следами зубов на этом самом куске) вызвал во мне некую озадаченность, его я тоже отложил. Два больших золотых перстня, золотая серьга, явно из того же набора, что и перстни, отмычка, сделанная из гвоздя, заточенное пыряло из чьей-то кости, кривой моряцкий нож без ножен, с изъеденным ржавчиной лезвием — это все, конечно, хорошо и любопытно, но немного не то, что бы я хотел здесь найти. Больше в сундуке ничего не было, и я внимательно обследовав пустую тару, вернулся к находкам.
Тряпье я развернул: им оказался когда-то красивый, богато украшенный золотой вышивкой халат, рассчитанный на низкорослого, но при этом довольно упитанного человека. Форменная шапка капитана, смятая в комок и засунутая в рукав и там засохшая, также присутствовала, зато в другом рукаве наличествовала бутыль, наподобие четырех вышеописанных, но вместо изначального содержимого в ней обнаружилось искомое — еще один пожелтевший и хрупкий лист когда-то дорогой и гладкой бумаги, исписанный с обеих сторон.
Душу этого старика жгло нетерпение, и бутыль была расколочена об угол сундука, и письмо отца, а ничем иным это быть не могло, оказалось в моих руках.