Отпускаю

— А что я был для нее?

Сергеич бросил взгляд на монитор и, со злостью захлопнув его, громко сказал:

— Тошнотворной трагикомедией!

Поднявшись с места, он прошел к двери, сделав большой глоток из бутылки, поставил ее у входа.

— И целым миром… — уже тише молвил он. — Проспись. Ключи на работу закинешь, как отчаливать будешь! — врач вышел из квартиры.

О любви — Павел Чехов

Я оторвался от окна и, пошатываясь, подошел к двери, поднял бутылку, прошел с нею в комнату, сел на матрас.

Только сейчас я увидел почти пустой флакон духов. «D&G Pour femme». Бережно взяв его в руки, прикрыл глаза и вдохнул аромат. Сокрушительной волной боли ворвался он в мой мозг.

О, да… Это был он… Я вспомнил, вспомнил отчетливо, будто видел сейчас перед собою ее тонкую шею и копну пышных волос, черную кожу той злосчастной куртки, висевшей рядом с белоснежной, испачканной кровью рубашкой. Ее тягучий, сладкий, жестокий запах.

Как это возможно? Человека больше нет… Но ты слышишь его аромат… Ты все еще чувствуешь его тепло… Ты все еще слышишь его голос… Невыносимо…

Запрокинув голову, зажмурившись, я сделал сразу глотков десять обжигающего горло алкоголя.

Я не мог думать, я не хотел думать, анализировать, дышать… Я не хотел жить. Я больше ничего не хотел… Я никому бы не пожелал того, что пережил в эти два дня.

Я был в крематории… Я знал, что в эти минуты горит тело моей любимой… Той единственной женщины, ради которой я сейчас мог порвать всю свою «идеальную» жизнь в клочья и, счастливо улыбаясь, бросить их к ее ногам.

Я любил жизнь, я ценил жизнь, я бы никогда… Но я все никак не мог понять, почему же так жестоко, по-садистки дико, изощренно она поступила с нами? Чем я мог заслужить такую боль? Чем заслужила её бедная моя, почти святая Маргарита?

Что была наша любовь? Несколько коротких встреч… Но ведь именно это и было и Жизнью, и Правдой!

Отняв ладони от лица, уставился себе под ноги: на полу лежала пачка ее сигарет. Не задумываясь, достал одну и прикурил, глубоко втянул в себя ядовитый дым. Что дальше?..

Дальше?

Я взял в руки маленький ноутбук и открыл его. С монитора на меня смотрело счастливое, яркое, жизнерадостное лицо британского актера. Из прошлой жизни на меня смотрел Том Уилсон. Я помнил ту фотосессию… И девушку-фотографа, которая спустя несколько минут жалобно стонала подо мною в той же самой студии. Это случилось через пару месяцев после отъезда Марго. Она была чем-то похожа на мою… на Маргариту. У нее был тот же цвет волос и тот же оттенок помады. И я сорвался, я буквально набросился на нее… Я думал… Ну что я мог думать?! Что смогу утолить тот чудовищный голод, ту глухую тоску и звенящую боль, рвущие сердце на части? Но, кроме отвращения к самому себе, я ничего тогда не приобрел…

И я молча покинул ее. Так и оставил лежать, растерзанную, но счастливую, под штативами.

А теперь эта фотография стоит на столе у моей Маргариты.

Вот так.

Я с силой вцепился в волосы и глухо, протяжно застонал.

Я заслужил… О, да, я все это заслужил… Если б она знала меня лучше, коли б она знала обо мне больше… Она бы не взглянула в мою сторону… Все бы сложилось иначе.

Да прав-прав Сергеич! Что она увидела во мне?

Я погубил и ее, и себя…

Сквозь пелену слез я увидел свернутый текстовый документ, развернув, застыл, пепел из дрожащих пальцев упал прямо на пол. Это было неотправленное письмо. Неотправленное ею мне письмо…

Я прикрыл глаза и залпом опрокинул в себя остатки рома.

«Блажен тот, кто ничего не ждет, ибо его никогда не постигнет разочарование (с)

Том,

Если ты прочтешь это письмо, то знай, твоя Маргарита окончательно сошла с ума… Пока я еще в относительном рассудке, я не отправлю тебе это безумие.

Прости меня, мой родной, за то, как груба я была с тобою, за свой внезапный отъезд, за наше непрощание… Я ведь просто сбежала. От тебя, от себя, от нас. Ты бы «убил» меня, знаешь…

Я не страшусь смерти, нет. Я страшусь только боли. А ты один мог заставить меня пропустить удар. Ведь это самая настоящая, самая беспощадная и жестокая война. Я не могла позволить себе пасть перед тобой. Но участь моя и так, и сяк незавидна — жить дальше после того, что ты сотворил со мною. Вынул сердце и растоптал своими дорогими, эксклюзивными ботинками. Посмотри внимательнее, оглянись… Где-то в твоей спальне, между кроватью и тумбой? Присмотрись… Не видишь ли ты там позабытую мною душу, сдавшееся тебе сердце? Впрочем, сердце я могла оставить и под раковиной на кухне. Плохо помню, второпях же собиралась…)

Если это потешит твое самолюбие, твою мужскую гордость, твое эго, знай, что я полюбила тебя, полюбила так сильно, насколько вообще была способна. Так что ты смело можешь засчитывать свою очередную победу над слабым женским сердцем.

Ты прости меня, Том.

Я ни в чем не виню тебя. Ты мужчина, ты звезда, ты кумир. Ты все от начала и до конца делал правильно. Это я дура старая. Сама себе придумала твой чистый, непорочный, сказочный образ. А когда ты стал «выходить» из миража, я разозлилась и разочаровалась. А ведь виноват не ты. Виноват только тот, кто выдумал тебя. Я.

Но знаешь, я люблю тебя и «живым», «смертным», таким, каким ты предстал передо мной в конце… С твоими страстями и пороками, с твоим хищным, плотоядным, заставляющим кипеть кровь взглядом… С твоим тихим, низким, сладким голосом… С твоими жестокими руками.

О, знал бы ты, чего стоило мне уйти тогда, уклоняться от твоих объятий! Больше всего в тот вечер я желала сгореть, погибнуть в твоих руках. Что удержало меня? До сих пор не понимаю… Наверное, сознание того, что ты не любишь, что я лишь очередное приключение на твоем пути. А втаптывать свою гордость и достоинство для потехи… Для того, чтобы ты и не вспомнил меня через пару недель? Я не смогла. Я не имела права… И моя не нужная ни тебе, ни мне любовь разрушит меня, в итоге погубит.