Отпускаю

Может, поэтому я боюсь и не люблю детей. Чужих и не должна, а своих хватает мозгов не заводить. Я никогда не смогу им ничего дать. Я понятия не имею, как воспитать Человека. Человека. А не гавкающую на «колесо проезжающей машины» особь. В любом случае, если бы случилось страшное, и во мне проснулся материнский инстинкт… я бы доверила воспитание только подходящему мужчине, а такого, похоже, эта планета еще не уродила. :)))) Ну, или… Неважно, впрочем.

Про это сказала, про это сказала…

Знаешь, что еще? Работа!

А работа-то что тебе сделала? — спросишь ты, недоумевающе пожимая плечами.

Твоя — подразумевает море общения, позитива, смены мест съемок, декораций (во всех смыслах этого слова), радости, фанатов и впечатлений. Да-да, я понимаю, что есть свои сложности, тонкости, обратная сторона медали и так далее. Замолчи и читай дальше».

Том медленно приподнялся с дивана и шагнул к окну, посмотрел на раскинувшийся перед ним яркими огнями ночной Лондон, закрыл глаза ладонью, до боли сжал зубы.

«Агата Кристи» на его ноутбуке сменилась тонкой, сквозящей по оголенным нервам мелодией Альфреда Шнитке. Мужчина глубоко вздохнул и рухнул на подоконник, уставился в исписанный неровным врачебным почерком лист.

«Моя же казнь — каждый день видеть страдающих, больных людей и их родственников. Моя работа — видеть смерть. Да, бороться… Но как часто я уступаю ей в этой дикой, страшной схватке. Мне иногда кажется с недосыпу, будто мои руки, мои собственные кисти исколоты, исцарапаны ее костлявыми пальцами. Так сходят с ума? Впрочем, это вопрос не британскому актеру.

Вообрази, что я чувствую, глядя на молодого паренька, которому нужно сказать, что жить ему осталось год? Что умрет он в полном сознании и от того, что не сможет сделать банальный вдох из-за парализованных мышц грудной клетки. А я буду стоять рядом и смотреть, как уходит он из моих рук. Безнадежно. Обреченно. Медленно.

А мне везет, знал бы ты, как везет мне на такие «редкие» заболевания! Я, словно проклятая, вижу над другими печать смерти, знаю, где искать подтверждение. Нахожу. Ох, Томас, я потрясающий диагност… Коллеги уважительно зовут меня «Ангел Смерти». Уж что-что, но когда сделать ничего нельзя, этот пациент непременно оказывается под моей ответственностью. Приговор читается моим голосом. Вручается моими руками, за моей подписью.

Что ты знаешь о безысходности, смертный?

Иногда мне кажется, что это все слишком для меня. Слишком тяжело, слишком больно. Прихожу домой и понимаю, что всё, довольно! Я или сломаюсь, или превращусь в циничную, холодную тварь… Я так не хочу, Том! Я так боюсь измениться…

Но утром открываю глаза, умываюсь, рисую на лице живое лицо и возвращаюсь в госпиталь. Я никогда не откажусь от этого. Это моя судьба. Это моя жизнь. Хреновая. Но любимая. Скорее всего, и сгину тут же, на работе, у койки очередного алкоголика.:)))) Мне бы только сил, Том, не физических, но душевных. Чтобы не свалиться окончательно в эту черную, зияющую передо мной яму равнодушия и презрения. И ты мне их даешь. По крайней мере, пока…

Так глупо, наверное, но ты мой якорь…

А я, как ни смешно, якорь для других… Пусть пьют мою душу, не жалко. Слышал? «Светя другим, сгораю сам». Ради чего ж мне еще гореть.

Помнишь, как я начала это дурацкое письмо? Назвала тебя своим личным Солнцем.

Да, ты далеко… Ты в другом городе, в другой стране, в другом мире, другой вселенной, на неизмеримой и недостижимой высоте. Но даже оттуда ты… ты не представляешь, как ты светишь людям, какую любовь и надежду даришь. Как одна твоя улыбка, одно твое очередное дурачество могут сгладить страшный, тяжелый день. Ты понятия не имеешь, тебе не дано видеть, как от твоего света бежит самая глухая и черная ночь.

Ты и правда Солнце, которое светит всем, кто хочет увидеть свет. Всем.

Даже мне.

Я от всей души желаю тебе сохранить этот огонь и этот свет. Пусть жизнь сломает о тебя свои гнилые копья. Пусть всё вокруг рушится, горит синим пламенем, чернеет и пошлеет. Оставайся таким, какой ты есть сейчас. Не изменяй себе и своей природе, своему сердцу. Не разменивайся по мелочам, не растеряй себя. Не трать свою душу на пустых, ограниченных, жадных людей, на продажных женщин, не корми их кусками своего сердца, прошу… Ты выше многого на этой планете. Ты выше многих.

Не снис-хо-ди…

Я буду счастлива узнать, что ты нашел ту единственную и неповторимую, самую светлую, позитивную и жизнерадостную девушку! Как и хотел. Не обращай внимания на фанов.:))) О, мы будем потрясать кулачками и негодовать, тщательно выискивая в твоей избраннице недостатки.:))) И, поверь, найдем стопроцентно! Я слышала, ты недолюбливаешь русских поклонников? Если это правда, то я поражена и крайне удивлена. Том… Надо, надо долюбливать! Мы очень милый, светлый и добродушный народ. До тех пор, пока нас не обижают и не вытирают о нас ноги. Да… Лучше, конечно, не обижать… а то потом эти вот чужие, непонятные ноги сплошь до Урала валяются, а мы спотыкаемся… так, я сбилась…

В общем…

Не слушай никого и ничего, не оглядывайся по сторонам. Может, я ванильный идиот… но мне почему-то кажется, что ты сразу поймешь: «Вот она. Это она!» С первых же минут общения ты узнаешь ее.

Должно же хотя б у тебя выйти что-то приличное. Я вышла за того, с кем мне удобно, я думала, что люблю. Я вышла за того, с кем могу жить.

А на самом-то деле, как вот выясняется по ходу пьесы, надо выбирать того человека, без которого жить не можешь.

Говорят, чтобы получилось целое, нужно соединить половинки, но нельзя склеить две половинки, если одна половинка от яблока, а другая от бобра. Во всем этом, знаешь ли, главное не про*бать тонкую грань и не оказаться, как моя мать, в дурдоме.