Пацифизм

Он встал, застыв ненадолго в дверном проёме. Попрощался:

— Извини, красивый мальчик, но это бизнес.

***

Курт Валентайн был мёртв.

Ллойд не придумал, что чувствовал по поводу смерти абстрактного адвоката мафиози. Не придумал объяснение нападению. Не придумал, как отчитаться Эл.

В голове каша. В теле вата, и сам — как тряпичная кукла.

Он раз за разом набирал текст, стирал и писал по новой. В темноте, в потухшем без электричества диком районе с видом на высотки. В душном номере. В Ист-сайде. Экран телефона остался на максимальной яркости, слепяще светил в лицо. Ллойд рассматривал простейший интерфейс закрытого мессенджера, облизывал губы, крутил пальцами — и ничего.

«Курт Валентайн был мёртв».

Сначала сухие факты.

«Остальное — при встрече».

Затем отмазка. И отмазка хорошая: пусть Эл думает, будто Ллойд не какое-то там трепло. Только живой разговор. Так безопаснее.

На самом деле Ллойд мог сочинить ещё тысячу отмазок. Или вовсе замолчать нападение; всё подозрительно напоминало неудачный вечер в «Гранд-плаза». Лишний повод беспокоиться и звонко съёбываться, чего Ллойд подсознательно не хотел.

Мерзкий комок засел в горле, его следовало вытравить чем-нибудь интересным.

Пить Ллойду не особо нравилось.

Это дорого, бесполезно и не так хорошо прошибает, как что-то повеселее.

Часть сознания требовала вырваться из душного номера, прошвырнуться по богатым улочкам и залететь в нейтральный кабак. Тело подчинялось. Здравый смысл остался в состоянии паники, а оставаться один на один с собой казалось самоубийством.

Ллойд взвесил решения, накинул на себя рубашку и, захватив деньги с ключами, вышел.

Ист-сайд — жестокий город противоречий.

Первое остановившееся такси снесло с ног резким запахом освежителя, громким радио, говорливым водилой. Ллойд сел, умещаясь в тесном салоне, и сразу отвернулся к окну. На фоне мелькали тошнотворные атрибуты хорошей жизни; проносились они быстро, размытыми пятнами — следить за бесконечными неоновыми вывесками привлекательно, но бесполезно. Рассмотреть поток невозможно.

— Вы местный? — зачем-то спросил у таксиста Ллойд.

Словно хотел найти кого-то, кто окажется таким же заложником. И он подтвердил:

— Да. Но я на заработках, как и большинство в парке.

Таксист был весел.

— И я. Я на заработках, — мысль эта ежедневно жрала.

Водитель покосился на чернеющий в жёлтом свете фонарей протез. Ллойд не думал, как выглядел со стороны; растрёпанный, вонючий и в хорошей рубашке на старую майку. Такой протез стоил, как эта раскрашенная под такси конвейерная машина, с водилой вместе взятая. Дэвон ловил заёбы вложиться в никуда. Это один из них — деньги и месть всегда ходили рядом.

Ллойд вообще сейчас мало о чём думал. Он хотел слушать грустные песни, будто ему пятнадцать. По радио играла одна из подобных, унылая и про побег от самого себя.

Все мы в одной лодке. Всем нужны деньги-деньги-деньги.

Таксист притормозил сразу после въезда к какому-то магазину. Ллойд со скупой мордой отдал деньги, без чаевых, и вышел. Не понимая, где оказался. Не понимая, зачем. Это была одна из центральных улиц, запомнилась сразу по приезде; её и назвал.

И первое, что двинуло по башке, едва Ллойд вылез из такси, — страх. Пробирающий до костей страх: некто из темноты мог до сих пор за ним охотиться. Охотился с переменным успехом, потому что практически наебал в том дрянном борделе. Тот же почерк, те же гладкие движения искусственных механизмов.

Но в этот раз Ллойд был сильнее, ловчее и опытнее.

Блядский-кто-он-такой Курт Валентайн был мёртв.

Ллойд сделал шаг вперёд, затем ещё. Попёрся вниз по улице, протискиваясь сквозь шумные гуляющие толпы. В один момент понял, что забыл сигареты в номере, и беспомощно хлопал себя по карманам шорт, нащупывая из нужной связки лишь зажигалку.

«Дерьмо!» — с досадой подумал. Но улица живая, туристическая, с рядами пёстрых бутиков и безликих кафе; некий неоновый клуб нашёлся почти сразу, дорогой и с собственной парковкой.

Фарт, чтоб его, посмеялся Ллойд, на автомате заплывая в душный кабак.

Вспышки голубоватого света мелькали перед глазами, музыка долбила по ушам; люди за столиками старались музло перекричать, тела с танцпола требовали громче — и Ллойд тащился к бару, не нашедший себя ни здесь, ни там. Бар переливался неоном, меняя цвет от ярко-голубого до тёмно-синего, словно сраный оазис в пустыне.

Да и за спиной пацана-бармена нарисовали ебаную пальму. Ллойд упал на высокий стул. Разглядывать сидящих рядом алкашей не стал, но немного потерялся в облаке сигаретного дыма. Кто-то, сидящий справа, курил.

Сладкие ментоловые сигареты. Ллойда что-то спросили со стороны бара.

Ллойд что-то ответил.

Ему налили полную стопку крепкой восточной настойки. Она хорошо обжигала, но медленно расходилась по телу; быстро пьянеть сейчас не на руку. Только успокоиться.

Чувак по правое плечо докурил и взял новую. Теперь Ллойд обратил на него внимание.

Он считал удачу ветреной блядью, но судьба оказывалась той ещё сводницей.

Сомнений в том, что рядом оказался Айзек, не возникло. Ллойд за то короткое время запомнил его женственное ебало. А вот Айзек его увидеть не мог, да и хорошо расслышать голос в злобном полушёпоте тоже, так что… Он просто курил. И пил воду или разбавленный сок. Рядом стоял высокий стакан с мутной жидкостью, в такие алкоголь не наливали.

Ллойда обожгло. Виновата не настойка.

Естественно, он не подал виду. Задумчиво пялился в пустую стопку, пока соображал: это шутка? Это дурацкое совпадение? Это часть плана, замес не кончился?

Лучшее, что можно сделать в такой ситуации — просто ждать. В конце концов, если кто-то намерен Ллойда убить, он это обязательно сделает.

Но уж точно не в баре.

А вопросы надо решать на улице.

Но Айзек ничего не замечал вокруг себя. Он выглядел расстроенным; свет на его лицо падал то яркий-яркий, то темнел — и практически ничего нельзя разглядеть в полной мере. Правая рука лежала на колене, ею он старался не двигать. В левой сменялись одна за другой белые ментоловые сижки.

Тогда Ллойд решился:

— Извините… Не угостите сигареткой?

Вряд ли его голос, хриплый и с музлом на фоне, можно опознать. Айзек испуганно повернулся, словно не ожидал контакта, но вытянул из пачки длинную тонкую сигарету.

Ллойд такие не курил.

— Спасибо.

И уверен, что в другой ситуации Айзек бы отъебался сразу же, но его распирало на поговорить.

— Вы местный?

В Империи принято начинать диалог с этих слов, да. Ллойд и сам так обратился к таксисту. К столичным отношение совершенно другое, не как к южанам, презрительное и с налётом «деревенщина». На востоке засели сектанты и вели войну. На севере холодно и спокойно. Люди кормились образами из СМИ и цеплялись друг за друга.

— Ага, — скупо ответил Ллойд.

Айзек хмыкнул под нос. Он ничего не подозревал, судя по всему, и это позволило расслабиться, выпрямиться, опустить плечи.

— Неприветливо здесь у вас.

Или подозревал. Ллойда маятником кидало туда-сюда.

— А вы с севера?

Лицо его бледное, пусть и поджаренное южным солнцем. Волосы, не убранные под повязку, рассыпались лохматой стрижкой до середины шеи, и совсем выгорели белым. Стереотипная северная внешность.

— Да. Но дома у меня нет. Я… Так. Ошиваюсь.

Звучало грустно.

В башке Ллойд явственно рисовал картинки, на которых Айзек говорит «ты выбрал хуёвую работу, чел», приставляя к виску дорогущую пушку. Но Айзек всё так же выглядел расстроенным, беззащитным и болезным.

Нет дома, нет прошлого, нет будущего. Только настоящее, в котором тебе продырявили плечо.

Хуже всего, что у Ллойда никаких доказательств, будто Айзек и человек из «Гранд-плаза» — один и тот же. Лишь догадки из-за собственной злости. Он просто так думал — это легче, чем пойти против цели и искать иголочку в стоге сена.