Пацифизм

Впрочем, если он свалится вниз, там будет ждать свёрнутый ковёр.

Выжженная глина с песком потрескалась, сквозь трещины пробивались какие-то растения; первое, что Ллойд сделал, выйдя из машины, — это зашёл в мельницу. Воняло мочой, навален в углы мусор, бутылки и салфетки, и единственный луч света проникал откуда-то сверху, падая на всё великолепие.

Место это сейчас использовалось как дорожный туалет. Когда-то давно рядом могли находиться поселения, плодородная почва и зерно, которое сюда свозили; времена стёрли историю, оставив после себя подобные напоминания.

Это не было грустно и не было красиво. Ллойд воспринимал подобные вещи как данность.

Он открыл дверь и резко потянул Айзека на себя, схватив за связанные лодыжки. Айзек поперхнулся воздухом, как будто воздуха вдруг стало мало; ноги остались висеть, согнутые в коленях, и Ллойд его развернул, сажая.

Искусственная кожа на ощупь как натуральная, нагретая на жаре, упругая и мягкая. Единственное, на ногах Айзека не было ни волос, ни тёмных точек корней. Странно, но в целом понятно — кому это важно?

Айзек с рук пил жадно, проливая на себя воду.

— Тебе в туалет ходить надо? — Ллойд отнял бутылку и отпил сам, не брезгуя.

— Надо, — таким же тихим и хриплым голосом ответил Айзек.

Как оно должно работать? Что у него между ног? Остались живые почки, присобачили искусственные?

Ллойд облизал губы, достал свежую пачку сигарет и закурил. Табак почему-то показался особенно вкусным: то ли такая партия, то ли на голодный желудок и жару воспринималось иначе.

— Терпеть до другой остановки будешь, — он стоял прямо перед открытой дверью, закинув руку на крышу, и загораживал собой выход. — Впрочем, если ты обоссышься, я тебя пойму.

О как, должно быть, унизительно Айзек это воспринял — нахмурился и отвернул голову. Но вряд ли именно сейчас ноги держали его твёрдо; Ллойд не хотел с кем-то возиться и кому-то держать хуй.

Следующей вынужденной остановкой стала заправка. Айзек к этому времени то ли спал, то ли лежал с закрытыми глазами; Ллойду в любом случае всё равно. Пистолет ездил рядом, в двери, и стал верным другом на паутинах южных дорог. Способ заправиться, подзаработать и не оставить вопросов — я рэкетир, сдавай мне кассу.

Кассу сдал напуганный до усёру парень-заправщик, что здесь был и заправщиком, и кассиром, и уборщиком — захудалая заправка, едва выживающая на этой забытой людьми (божествами) дороге. У Ллойда не дрожала рука, он вообще ничего не чувствовал; направил волыну в чьё-то лицо как само собой разумеющееся.

Парнишка не считал деньги. Сразу вывалил из ящика на прилавок.

Ллойд засунул жалкую, тоненькую пачку себе в карман, а единственную монетку из кассы скинул в банку для чаевых.

Ну, если этой заправке не суждено боле существовать без выручки — так оно и будет.

Это юг. Выживай, принцесса.

Айзек пялился в окно, когда Ллойд выходил с обшарпанной коробки-заправки. Лицо его выглядело совсем белым на фоне бордового пикапа и дороги; казалось, смотрел испуганно и будто бы с жалостью.

Внимательно следил, как Ллойд затыкал пушку за ремень и шёл к машине.

Он сжал губы в напряжении. Да или нет. Нет или да. Ллойд также наблюдал за ним, пока возился с пробкой на бензобаке — начнёт ли кричать, ударится ли лбом в стекло. Такая возможность: здесь был человек, который в теории мог помочь.

Однако, едва ли кто-то, уже побывавший на прицеле, захочет геройствовать.

Айзек понимал такие тонкости — а может, и не рвался из плена вовсе. Ллойд усмехнулся себе в усы, садясь за руль.

— Ты ограбил эту заправку? — как будто ответ не очевиден.

— Тебе в моём поведении что-то неясно?

— Да нет. Я думал, Файк платит своим наёмникам.

В отместку Ллойд врезался в яму на выезде с заправки: Айзека на задних сидениях тряхнуло, и он ударился носом о подголовник водительского кресла.

Он надеялся, со злостью, что сломал ему нос. Выёбываться в таком положении — совсем лишнее.

Но виделись и плюсы — кажется, рассасывался транквилизатор.

— Джефферсон мёртв, а его брат не так щедр.

Правда в том, что казённые деньги Ллойд просрал на пистолет. Приобретение, окупающее все затраты разом. Айзеку не обязательно знать. До конца жизни достаточно причины, по которой он вообще сидел в этой машине.

— Давай-ка лучше обсудим, хочешь ли ты ссать.

До деревни оставалось сорок минут езды. По крайней мере, так говорил навигатор, и интернет здесь практически отсутствовал — обновить карту не получалось.

Ллойд услышал, как Айзек выдохнул и упал набок:

— Было бы неплохо.

Да и в целом, было бы неплохо Айзека подготовить, прежде чем выводить в люди.

Осталось несколько километров. Ллойд съехал на обочину, зашуршали колёса о камни. Вышел, заглушив мотор, резко открыл заднюю дверь и вытянул Азйека. Узлы были крепкие, поддавались с трудом, — Ллойд вязал их старательно, предугадывая все ситуации наперёд.

Он видел картины, на которых Айзек распутывал верёвки и прижимал его же пистолет к затылку. Набрасывался сзади и душил — и машина без управления глохла на пути встречного грузовика. Старый пикап разлетался на части, глаза заливало арбузным соком и наступала ощутимая горячая темнота.

Много картин видел Ллойд, плохих и хороших. Но на деле Айзек встал босыми ногами на землю и выставил руки так, будто старался удержать равновесие. На запястьях краснели следы от верёвки, на лодыжках просто осталась вмятина — Айзек ухватился за багажник, едва не упав, и поплёлся вокруг.

Они делали всё молча. Ллойд всегда держал пистолет при себе, зная при этом, что стрелять в спину — поступок хуже дезертирства.

И убеждая себя — он сможет это сделать, если так надо.

Убеждая, потому что не верил — и потому что Айзек не сможет бежать, ослабший. Он даже ссал, привалившись спиной к машине.

Затем он попросил свою сумку, достал тот самый воняющий антисептиком пакет и, раздевшись до пояса, сел с другой стороны, спиной. Ллойд не захотел посмотреть, как это выглядело.

Человеческое тело зависимое и требовало хорошего отношения к себе.

Вместо расспросов, как работал его ополовиненный организм, Ллойд наставлял:

— Я не стану связывать тебя без надобности, — он старался звучать убедительно, но, скорее, звучал просто злобно. — Но, первое. Ты можешь бежать, и бежать куда угодно — всего-то пустыня вокруг, да самая высокая статистика по преступности. Второе. Ты можешь кричать и просить помощи у местных, но хорошо перед этим подумай, станут ли они тебе помогать.

— Я, по-твоему, совсем дурак? — Айзек ответил, пусть Ллойд и не ждал каких-то ответов. — Или на юге первый раз?

Это было резко.

— А ты не хотел бы съебаться?

— Я не хочу объясняться с тобой в ключе похитителя и заложника.

«Да и пошёл ты нахуй», — хотел выплюнуть Ллойд, в последний момент оставляя слова при себе. Гнев и азарт — вот что он чувствовал.

Ллойд не похититель, а Айзек не заложник.

Они просто спорят — и едут. Это борьба за свои идеалы; это гонка без конца, которую Ллойд пытался закончить.

— Тогда одевайся во что-нибудь приличное и помой своё ебало, — Ллойд упал передом на сидения, чтобы взять бутылку с водой, и кинул её прямо в затылок Айзеку. — Даже зеркало посмотреться есть.

Когда Ллойд думал, что наконец оседлал мустанга, мустанг скинул его обратно на землю, забрасывая пылью из-под копыт.

***

Айзек смыл с лица кровь и, как смог, закрыл волосами разбитый висок — благо, патлы у него длинные и лохматые. Переоделся в футболку и тёмные джинсы за неимением альтернативы, сел назад, ехал молча. Ллойд не терял бдительности — не спускал до самой деревни.

У Ллойда сводило мышцы в левой ноге; он слишком долго ехал без отдыха. И в полной мере ощутил боль, остановившись около первого попавшегося здания с пластиковой мебелью на улице. Поесть, помыться и лечь — три потребности, долбившие сейчас по его человеческому мозгу.

И Айзек, скорее всего, мечтал о том же. Голова его лежала на окне; он чуть не упал, когда Ллойд открыл дверь.