Пацифизм

Это будет свидание, решил он.

Свидание в машине, потому что Айзеку нельзя никуда выходить в таком виде.

Они болтали впустую, открыв обе передние двери, впуская в салон терпкий морской воздух. Ллойд закинул ноги на торпеду, Айзек даже не был против.

— Тебе не жалко денег на пиво? — обратил внимание Айзек, пусть и не сразу.

— Я их всё равно украл.

Не спускать, располагать к себе, приближать, держать на поводке — сознание выхватывало оправдания происходящему, как будто Ллойд не мог просто расслабиться и наслаждаться обществом. Как будто… В Айзеке до сих пор таилась скрытая опасность, а подавить её можно лишь иллюзией сотрудничества.

Как будто Ллойд не был одинок.

Как будто не метался между правдой, полуправдой и ложью, как старая дряхлая блядь. Не прогорел на всех грехах, не спалил свою личность. Боялся упустить пойманную на петельку птичку.

Ох, блять. От этого пива сильно развезло.

Они обсуждали Лео Ареса. Как к нему зайти, кто какую работу выполняет. Где могут висеть камеры, сколько персонала в доме. Сугубо рабочие моменты, потому что Айзек уже уверен, что к Аресу пойдёт не в одиночку.

Они обсуждали старика Кольта. Айзек рассказывал, что этот мудак спонсирует ЧВК наряду с правительством и покупает оружие без номеров.

«Охуенная схема», — думал Ллойд.

«Вот дерьмо!» — говорил вслух с иронией.

Потом они перетекли на жизнь, когда пиво уже кончалось, а гуляющий народ за спиной плавно рассасывался на покой.

— Мать говорила, что моя душа похожа на компас — она меняет показатель в зависимости от направления, — Айзек произнёс это с горестным вздохом и улыбкой на лице. Что-то столь же сокровенное, как комплимент на набережной.

Вся их жизнь похожа на компас, несуразная и в слепой погоне за идеалами. Сегодня это Кольт, а завтра кто-нибудь другой, и Ллойд был счастлив, что ему хотя бы обещали заплатить.

— Нет чёткого определения, — продолжал Айзек, — только метания из стороны в сторону и бесконечный поиск верного пути.

Айзек допил пиво одним большим глотком и, легко смяв банку металлическими пальцами, кинул её в ноги.

— И куда твой компас направлен сейчас?

Ллойд тоже допил пиво. Всё становилось таким невыносимым.

— Сначала я хотел войны, затем бежал от неё, а теперь сею. Но сейчас я уверен, что всё делаю правильно.

Жизнь состояла из войны. Она разрасталась в черепушке с каждым днём, от самого начала, зала «Гранд-плаза», и до последней точки, восточного Ист-сайда. Ллойд боялся проиграть так же сильно, как выиграть.

Что будет после? После мёртвого Айзека.

Будет ли Ллойду спокойно — или война лишь сделает новый виток?

— Наш бизнес война, и бизнес идёт хорошо, — повторил он фразу Эл, избегая смотреть Айзеку в лицо.

— Может быть.

О, он был искусен в вопросах войны, военный билет не даст соврать. Боковым зрением Ллойд увидел, как Айзек заправил волосы за визор.

Они потеряли разговор; каждый порезался о сокровенные струны души. Ллойд решил переключить тему — молчание хуже споров:

— Я не помню, о чём мы говорили прошлой ночью.

— Мы целовались.

— Серьёзно?

— Абсолютно серьёзно.

Не последовало ни шока, ни удивления, ни облегчения — ничего, и сил никаких на эти эмоции не осталось. Они оба были из тех, что трахались ради кайфа, но в случае чего клялись пристрелить друг друга.

Почему-то именно с Айзеком определение «ебля ради кайфа» слабо уживалось. Ллойд списывал это на их особую роль в мире.

Всем же нужно снимать напряжение, верно?

Айзек положил руку на шею — ледяную, неживую руку — слабо погладил, кончиками скользнул на бритый затылок, в собранные волосы.

— Можем повторить, — мягко прошептал. Айзек не пьян, да и Ллойд тоже.

— Можем.

Ллойд прикрыл глаза и подставился, как кот к ласкающей ладони. В пизду всё. Ему хорошо.

Он не видел, как Айзек вытянулся вдоль, выкидывая ноги на улицу, чтобы нагнуться и сладко поцеловать.

Шум прибоя шептал совсем близко.

***

Они нашли себя в номере «комфорт» пятизвёздочного отеля, как и разные интересные штучки.

Двуспальная кровать, непонятные картины на стенах. Ллойд нашёл в минибаре маленькие бутылочки джина и рома; кажется, на какой-то из них блестела наклейка «ист-сайдский жоподёр». Нашёл на столике блистер с белыми таблетками. Он не хотел спать этой ночью, он вообще предпочёл бы не спать больше никогда, лишь бы не терять контроль.

На востоке всё располагало к просёру планов, денег, жизней, мустангов на поводьях — Ллойд не понимал, что на него нашло, но чувство это давило камнем.

Он нажрался за чужой счёт — фигурально и в прямом смысле. Айзек заказал в номер жратвы по отельному телефону и отправил Ллойда её забирать.

Он… Помнил всё и помнил ничего. События оставались в памяти яркими вспышками, болезненными, неправильными.

Работал телевизор. Сегодня там никто не танцевал, только стрелял и кричал заученные со сценария фразы про «сдохни, гнида» — и просто воинственно кричал.

— На войне никто не кричит «сдохни», прежде чем напасть, — комментировал Айзек с насмешливой ядовитой улыбкой, — на войне вообще так тихо, что у тебя в ушах звенит.

— Умеешь воевать, красивый мальчик?

Айзек сидел на крепком кожаном диване, посасывая зелёную электронную сигарету (Ллойд видел где-то на двери наклейку «не курить»). От него воняло перегаром, чем-то автомобильным, совсем немного обычным человеческим потом и этой ебучей сигаретой, приторным мятным дымом. Он рассуждал о войне. Он знал войну.

Что случилось в промежутке между военным билетом и свидетельством о смерти?

Ллойду, впрочем, глубоко срать. Ллойд сел рядом.

— Да, — довольно выдохнул Айзек вместе с тонкой струйкой дыма. — Но мы здесь не ради войны.

Они целовались.

Сначала губами, затем Айзек открыл рот, выставляя язык, и Ллойд его облизал. Стало горячо, ударило приходняком по башке.

У Айзека живой человеческий рот, тёплый и с кисловатым привкусом. Накладка на подбородке задевала лицо, мазала холодным металлическим языком. Ллойд старался не прикасаться к его искусственному телу, как будто оно могло ранить или убить; даже целуясь, они держали достаточное друг от друга расстояние.

Словно установленная граница до сих пор негласно соблюдалась.

Айзек, человек войны, границы чтил и чётко видел.

Он научен дисциплине, выживать без еды и воды, не ломаться под самыми убийственными обстоятельствами — что заставляло его лизаться с едва знакомым наёмником? Исключительное обстоятельство? План? Желание просто с кем-то переспать?

Не стало бы легче, если бы причины лежали на поверхности. Ллойд не понимал, что принуждало Айзека к этому.

Легче вообще бы нихуя не стало, это всё решительно вышло из-под контроля, а Ллойд измерял вещи в мерах «прибыль» и «убыток».

Хорошая идея трахнуть киборга. Прикольная. Прибыль.

Думать о последствиях, думать о себе, ввязываться в новую войну. Убыток.

Золотой середины не существовало; Ллойда всю жизнь тянуло к деньгам.

Айзек сместился; полулежал, откинувшись на подлокотник, и ноги его бесстыдно раздвинуты. Ллойд отобрал сигарету и курил глубокими затяжками, ощущая першение в горле и ничего больше — этим вообще можно накуриться?

Накуриться б не помешало. Практически перед глазами раскрывалась… Кибер-щель.

Ллойд не находил более точных определений — и о них не думал.

— Это силикон?

— Потрогай, если хочешь, — грязный смешок.

На ощупь дырка оказалась довольно упругой — должно быть, под оплёткой из нановолокна тела киборгов и состояли из подобного материала, имитируя плоть. Два пальца легко прошли внутрь, сдавливаемые силиконовыми стенками. Ллойд ощущал, как прилипла к потному телу майка, мысли стали плотнее, а в паху потянуло возбуждением.

Он действительно захотел трахать… Это?

Он даже не мог представить, что эта пластиковая вагина — продолжение Айзека. Даже сам Айзек не считал экзоскелет продолжением себя, иначе он бы относился к телу более трепетно.