Страница 5 из 21
Могучего взрыва, последовавшего за этим, буквально на мелкие клочки разорвавшего ничего не подозревающего кушкафтара и повалившего множество деревьев поблизости, Рамазан уже не застал, вновь провалившись в липкую, тягостную пустоту. Впрочем, коварство древних могучих клановых чар, наказывающих поколения Авшалумовых за их использование, заключалось в том, что, убивая всё живое вокруг, самому применившему их сахииру «Кара Шипастого Змея» уйти просто так из жизни они не давали.
Искалеченное и переломанное почти в эпицентре взрыва тело было отброшено далеко в сторону, но тем не менее ещё было не совсем мертво, и, более того, через какое-то время человек даже пришёл в себя. Страдая от безумной боли, но не имея возможности обрести покой, его душа и сознание всё ещё удерживались могущественными чарами в уже мёртвом теле.
Сахиир быстро потерял счёт времени. Кажется, прошло несколько часов, а может быть, и дней. В какой-то момент его, фырча и повизгивая, начал пожирать какой-то мелкий зверёк, но того спугнули медленно опустившиеся с неба стервятники, также поспешившие приняться за трапезу. И мёртвый сахиир всё это чувствовал, мысленно, как в детстве, проклиная своих далёких предков, выбравших для клана Авшаровых такой непростой путь. А может, просто не имевших выбора, в связи с особенностями их живицы.
А затем мертвец ощутил, как задрожала земля, на которой он лежал. Это не вызвало у него особого интереса, потому как в пульсирующем болью разуме просто не оставалось места для таких эмоциональных процессов. Он просто понял, что к нему приближается что-то очень большое, а затем услышал, как хрустят огромные деревья, ломаемые гигантской тушей, словно хрупкий, иссушенный тростник.
И когда, задрожав под напором четырёх колоссальных бивней, повалились в разные стороны стволы деревьев, находившихся прямо перед его единственным глазом, и появилась наконец туша огромного четырёхногого чудовища с массивной шестиглазой головой, лопухами ушей и свисающим, словно щупальце, носом, действие чар, удерживающих его в мёртвом теле, наконец-то закончилось. Так что последней мыслью, появившейся в разуме уходящего в иной мир сахиира, был вопрос: «Что, бездна его раздери, делает у нас на Кавказе самый настоящий елифантерий?!»
А через пару минут после того, как его душа была наконец отпущена от тела и даже ещё не знала, куда попадёт, в Джаннат на вершине ветвей Древа Платана или в бездну, за кольцами змея, обвивающего его ствол… Огромная, похожая на массивный круглый столб нога чудовища опустилась прямо на его уже давно бездыханное мёртвое тело, своим весом и монструозной живицей практически мгновенно стирая с лица земли любые свидетельства о последнем пристанище героического сахиира из тахума Авшалумовых.
Подхватив со столика кубок с гранатовым вином, прежде чем очередной удар бивней елефантерия по чересчур крепким местным деревьям опять чересчур расшатает столешницу и напиток прольётся, молодой мужчина, почти юноша, раздражённо поджал губы. Поправил аккуратно завитую накладную бороду, которую вынужден был носить из-за очередных ретроспективных веяний при дворе текущего Деспота Тигеранского. И опять вздохнул, нахмурив выразительные брови над глубокими фиолетовыми глазами. После чего наконец опять пригубил пьянящий сладкий напиток и, вернув кубок на место, расслабленно отвалился на спинку своего трона.
Торжественный, а заодно и тактический зал малоподвижной крепости клана Сефеви медленно, усыпляюще покачивался в такт неспешным шагам могучего елифантерия, на спине которого, собственно, и покоилось всё это громадное сооружение. Впрочем, здесь, возле Кавказских гор, при открытых сейчас обзорных ставнях с видом «по курсу» над башенкой погонщиков, расположенной на голове прирученного монстра, было заметно холоднее, чем привык юноша, а потому задремать он не боятся.
Царевич клана Сефеви, Исмаил, сын Деспота Алияра, недавно захватившего власть в клане правителей фиолетового огня у своего родного брата Гильгамеша, уже вторую неделю находился в хандре и едва подавлял тихое бешенство, которое нет-нет да и прорывалось наружу. Причиной же его столь мерзостного настроения были банальные зависть и ревность, а что хуже всего, он сам это понимал, а оттого впадал в ещё большую ярость. Так что в последние дни спасала мужчину от ещё большего позора лишь возможность в любой момент времени посетить и спустить пар, как в большом «Главном» пыточном комплексе ходячего замка, так и в своей «тайной» комнате, о содержании которой не знал даже его отец-деспот.
А началось всё в дни «Священного восстания и праведного возвышения!» Как теперь было принято в клане Сефеви называть произошедший в начале весны братоубийственный переворот, совершённый его отцом по отношению к дяде. Тогда второй ребёнок нынешнего Деспота и его единственный сын, что по какой-то космической несправедливости никогда ничего не значил для клана с фиолетовым пламенем в глазах, решил, что он в кои-то веки преуспел! Что он теперь любимчик отца и его наследник. Ведь его сестра не поддержала планы их общего родителя и впала в немилость!
Признаваясь себе честно… Исмаил просто не понимал, по какой причине Аъзам так заступалась за дядьку и его семью, чтобы даже посметь перечить отцу. Он знал её с младенчества и если не боялся, то опасался больше, чем кого бы то ни было. За свои семнадцать вёсен, будучи всего на год старше, она успела извести и уничтожить шестерых более старших и опытных братьев и сестёр, бывших ранее назначенными наследниками, а также младших, подававших хоть какие-то признаки возможных амбиций занять столь желаемое место наследника в младшей ветви клана.