Время дождей скоро

  - Удивительное пончо, - улыбнулся Минин, - откуда на Муке цветы и травы?

  - В предгорьях и низинах после времени дождей распускаются цветы, - сказала Сойка, она теперь всё время улыбалась, глаза её следили за мальчиком, а тот, свернувшись на лохматой шкуре какого-то зверя, уже спал. Будто ждал, ждал, дождался, упал и уснул. Сойка опять улыбнулась и сказала: - Так всегда.

  Было в этом "так всегда" что-то такое, что казалось очень важным: для неё, для старика, для мальчика.

  "Так бывает, - думал Вяхирев, чувствуя, как слипаются глаза, пахло едой, дымом, было душно и уютно. Все замолчали, но слова Сойки не шли из головы. - Когда плохо, всегда так. Почему-то становится нужно, чтобы всё шло как всегда, начинаешь делать мелкие незначительные дела, всякую неважную важную ерунду... В ней точно чувствуется какая-то беда..."

  - Сегодня я видел первых кану, - сказал старик, вдруг нарушив тишину.

  Он взял кожаный мешок с водой, откинул шкуру в углу. Стал виден древний-предревний автомат для газированной воды. На подложке стоял одноразовый стакан.

  Старик открыл крышку, вылил туда бурдюк воды.

  Генка раскашлялся, силясь не рассмеяться. Но старик делал всё так серьёзно, что вскоре Генка затих, а Вяхирев сидел, чувствуя, что по-дурацки улыбается, но ничего не мог поделать с собой. Потому что увидел, как старик взял монетку и очень важно вставил в щель приёмного устройства. Монетка скользнула в щель. А монетка эта была пробита и привязана шерстяным шнурком. Шнурок тянулся куда-то за корпус механизма.

  Старик нажал кнопку и стал ждать. А Вяхирев почему-то подумал, что это ритуал такой, никакая вода не польётся. Опять же... ведь старик её туда заливал, значит, и до этого заливал, и вода куда-то ушла...

  Автомат вздрогнул и зарычал, затрясся. С фырканьем полилась вода в стакан. Стакан наполнился.

  Старик всё с тем же важным видом выдернул монетку за шнурок и бросил в автомат опять.

  Первым пил Генка. Потом Вяхирев, потом Сойка, старик отказался и наполнил опять стакан, и так по кругу.

  - Но откуда?! - наконец не выдержал Генка, воздев руки к шерстяному потолку. - Откуда он питается, чёрт возьми, где розетка чёртова, ты понимаешь в этом что-нибудь?!

  Старик и Сойка смотрели на них и улыбались, и не понимали, о чем Генка вопит.

   А Вяхирев пожал плечами.

  - Сейчас где-нибудь солнечная батарея отыщется, теперь я уже ничему не удивлюсь, - продолжал вещать Генка. - Но когда же появится покупатель?! Или мы ещё не приехали? - сказал он, придавливая раздражение, обведя глазами улыбающиеся лица.

  "И правда, - подумал Вяхирев, - нет, ну хорошие люди, всё замечательно, приползли, ура, с этими верблюдами, девчонка замечательная, мальчуган ещё лучше. Но тут уже с ног валишься от усталости, охота получить деньги и назад, назад... а сидим, как придурки, воду эту глотаем".

  - Я покупатель, - очень серьёзно сказала Сойка. - Мне бы не справиться одной. Спасибо вам.

  Генка выдохнул:

  - Твою мать.

  Вяхирев подумал, что денег им не видать, а потом подумал - да и чёрт с ними, что он пару-тройку лишних полётов не сделает, машина есть, заказов всегда полно, прыгай в машину и работай, деньги будут. Вяхирев вздохнул, потёр лицо ладонями. "Всё-таки, значит, точно одна... совсем одна здесь. Ребёнок и старик не в счёт. Кто он, тот погибший напарник? Муж? Брат?"

  - Понятно, - сказал вслух.

  А как спросишь, да никак.

  - Раньше здесь стояло девять чуков, - тихо заговорил старик, лицо его в отсветах пламени походило на дубовый лист, старый, жёсткий, но по-прежнему красивый и крепкий. - Но пришли батуги, увели скот, много душ перебили. Остался только один чук, только я, внук и дочь. Надо что-то есть. И дочь стала водить караваны. Я немощен, крылья сложил давно. Этот караван она привела нам. Спасибо, что помогли ей, добрые люди. Ойка, подай мешок, я расплачусь. И пойдём смотреть кану. Время дождей скоро, кану прилетели.

  "Значит, Ойка. "Ой" у муков означает небо", - отметил Вяхирев с досадой на себя, что неправильно понял имя.

  Тут мальчишка вбежал в юрту и что-то сказал матери. Старик засуетился, встал, заторопился к выходу, замахал руками, торопя всех. Он твердил одно и то же слово "кану". Вяхирев и Минин переглянулись, стали выбираться. Какие ещё кану?

  - Ох ты-ы... - протянул Генка, останавливаясь, как вкопанный.

  Вяхирев его вытолкнул и тоже остановился. Понял, что глупо улыбается. Странный свет разливался от неба и до земли. Будто зажгли мириады свеч. Огни порхали, кружились, кувыркались в воздухе. Они были везде. Что-то касалось лица. Генка махал руками, Вяхирев шлёпнул по щеке, в руке осталась бабочка. Будто мятая. Светящаяся. Она на глазах угасала, а на её место, на ладонь, набилось ещё штук семь. Они взлетали, неслись прямо в лицо. Но Вяхирев уже боялся шевельнуться, чтобы не придавить. Воздух, песок... всё вокруг горело огнём, живым, трепещущим.

  - Я ещё раз вижу это, - бормотал старик, улыбаясь, - кану... кану прилетели!

  Минин успел сделал несколько фотографий, и телефон окончательно сел...

  Утром оказалось, что на крыше чука есть солнечная батарея.

  Вяхирев и Минин вскоре уехали на своих верблюдах. Ойка велела привязать верблюдов на космодроме к ограждению, сказала, что заберёт их к вечеру и продаст на сое, но тут же добавила:

  - А лучше сами продайте их и заберите деньги себе!

  Вяхирев рассмеялся и покачал головой. Генка хитро протянул: