Страница 231 из 344
Нечто странное произошло с Ионой. Увидев бумагу, она вздрогнула, побледнела, зажмурилась… но вдох спустя подняла веки. Издав стон отчаяния, зажмурилась вновь, мотнула головой, пытаясь отвернуться от листка. Но тот манил ее к себе с непостижимою силой. Иона задрожала от напряжения, тело выгнулось судорожной дугой, ногти вонзились в ладони, голова забилась о плиты пола… Рихард сунул ладонь под затылок сестры, придержал голову, а краешком листа пощекотал ее ресницы. Гримаса изуродовала лицо Ионы. Нечеловеческие усилия она затрачивала на то, чтобы держать глаза закрытыми. И все же не справлялась: веки дрогнули, показались расширенные от ужаса зрачки, дернулись вверх, заметались в орбитах… Скрыться было некуда: Рихард держал бумагу прямо над лицом Ионы. Ее взгляд остановился и впился в лист.
На спине Джоакина выступил холодный пот. Чистый лист бумаги оказался самым мощным пыточным орудием из тех, что он когда-либо видел. Но дальше последовало нечто еще более дикое.
С минуту Иона прожигала лист бешеным взглядом. Затем ее лицо разгладилось, дыхание восстановилось. Деревянным голосом она произнесла:
— Дайте мне письмо.
Рихард помог сестре сесть, поставил перед нею складной столик и положил на него еще один лист: на сей раз не чистый, а усыпанный словами. Механически шевеля губами, Иона стала читать вслух:
— Я, Иона София Джессика рода Агаты, настоящим признаюсь в преступной любовной связи с собственным братом, Эрвином Софией Джессикой. Одурманенная порочными чувствами к брату, я много раз делила с ним ложе. Вместе мы начали мечтать о власти над Севером и задумали заговор, в чем я глубоко раскаиваюсь теперь. Нашей целью было убийство…
— Хватит, — оборвал Рихард. — Теперь возьми свежий лист и перепиши это своим почерком.
Он подал ей пачку бумаги, чернильницу и перья.
— Я… не… стану, — выдавила Иона.
На сей раз никто не начал угрожать ей. Все молча ждали, лишь Мартин толкнул Джоакина в бок:
— Гляди, что будет!
Иона попыталась встать из-за стола — но судорога скрутила ее и бросила обратно на стул. Она схватила чернильницу, чтобы разбить о стену, но исказилась в лице, застонала, поставила пузырек на место. Потом сунула левую ладонь себе в рот и укусила с такою силой, что брызнула кровь. Задрожала, стиснула челюсти, едва не разгрызла собственную кисть… И обмякла, уронив окровавленную руку. Другой рукою — чистой — разгладила бумагу, обмакнула перо в пузырек чернил. Рихард заботливо придержал лист, когда она начала писать.
— Что это такое?.. — шепотом спросил Джоакин. По его спине стекали ледяные капли.
— Ульянина Пыль, — пояснил Мартин. — Отличная штука. Прочтешь приказ — исполнишь, как ни крутись.
— Она причиняет такую боль?
— А нечего дергаться! Противишься — больно, подчинишься — хорошо.
Скрипя пером, Иона переписывала текст. Примерно на середине она сделала попытку: бросила перо и начала комкать бумагу. Тут же скорчилась в судороге, выронила листок, застыла, дрожа от внутреннего напряжения. Взяла отточенное перо, с размаху ткнула себе в лицо, затем — в шею. Лед перехватил ее руку и удержал, пока не кончился припадок.
— Все, успокоилась? Пиши дальше.
Иона отложила перо, испачканное кровью, взяла чистое, обмакнула в чернила…
— И это любого можно так?.. — Шепотом спросил Джо.
Мартин хихикнул:
— А ты думал!
— Почему тогда мы не напишем герцогу?
Мартин хлопнул Джо по лбу — мол, дурак ты:
— Кому, по-твоему, мы пишем?
Окончив дело, Иона хотела отложить перо. Рихард потребовал:
— Метки подлинности. Фамильные.
Он встал так, чтобы ни Джо, ни Шейланды не видели, что сделала Иона с листом. Затем подал ей конверт:
— Подпиши его, проставь метки.
Сестра исполнила приказ и выронила перо. Рихард помог ей встать, перевел на койку. Иона еле шевелилась, слабая, как после тяжкой хвори.
— Помогу тебе по-братски, — подмигнул Лед и принялся бинтовать ее руку платком.
Тем временем за стол сел граф Виттор. Поставил перед собою Предмет-яблоко, взял свежее перо и одними губами шепнул какое-то слово. Поверхность яблока размякла: была твердой — а стала вязкой, будто глина. Граф обмакнул в нее перо и стал водить по листу — поверх чернильных слов, начертанных Ионой. Перо оставляло тончайший серебристый след, который минуту спустя пропадал. Когда Виттор окончил писать, лист вернулся к прежнему виду: остался лишь почерк Ионы, а графский — исчез.
— Добавьте для вассалов, милорд, — посоветовал Лед.
— Я плохо их помню, — ответил граф. — Не напишете ли вы?
Лед сменил графа за столом. Когда Шейланд отошел в сторону, Предмет-яблоко остыл и затвердел. Рихард в замешательстве ткнул его пером.
— Какая формула, милорд?
Граф повторил это слово:
— Закирп.
— Я мог догадаться, простите. Закирп!
Яблоко вновь размякло, подставив Рихарду вязкий бок. Лед обмакнул перо и начал писать. Джоакину показалось, что он трижды написал одно и то же — движения повторялись почти в точности. Окончив третий заход, Рихард упаковал письмо в конверт.
Все это время Иона сидела неподвижно, уронив голову на грудь. Она была в сознании, но полностью лишилась сил. Ульянина Пыль выжала ее досуха. Сейчас Джоакин был очень близок к тому, чтобы пожалеть Иону Ориджин.
— Милорды, она скверно выглядит. Может быть, сегодня не нужно ее… в клетку?
— Тебе и не нужно, — ответил Мартин. — Я ее запру, а у тебя другое дельце.
— Какое?
Мартин не ответил, а только подмигнул и занялся Ионой. Граф сказал Льду:
— Благодарю за помощь. Возьмите письмо, и можете идти.
Рихард задержал взгляд на Ионе:
— Сестренка, этой ночью Эрвина не станет. Сладких снов тебе!
И он вышел, а граф подозвал Джоакина. Предложил сесть, одарил радушной улыбкой:
— Сир Джоакин, я хотел сказать, что весьма доволен вами. Мои вассалы сомневались, правильно ли я поступаю, доверяя вам Перст Вильгельма. Но я отвечал: Джоакин Ив Ханна сполна доказал свое мастерство и преданность, он — моя надежная опора.