Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 230 из 344

Джо постарался не слушать новые остроты этого шута. К счастью, было их немного: генерал Хорис предпочитал все-таки больше жевать, чем говорить. Во время чая явился Перкинс и отвлек графа странным обращением:

— Милорд, редька доставлена в замок, я готов сажать.

— После заката сажай, — ответил граф, — редька затемно лучше берется.

— А грядки те, что вы указали?

— Нет, хочу изменить парочку. Идем, покажу.

Извинившись перед гостями, Виттор Шейланд удалился вместе с клерком. А Джо и Мартин поспешили ко Льду — на стрельбы.

Джоакин Ив Ханна стрелял, как бог. Нет, он старался не позволять себе такое сравнение, однако оно неизбежно приходило на ум. С кем еще сравнить-то? Рота стрелков с длинными луками, занимая удобную возвышенность и как следует окопавшись, могла остановить рыцарскую атаку. Джоакин мог бы в одиночку перебить рыцарскую сотню. Снайперы из войска Ориджина умели сбивать почтовых голубей. Джоакин мог сбить в полете пчелу! Если только не вздрагивала рука, он был способен поразить любую цель, какую видел. И рука Джоакина была очень твердой, а глаз — весьма острым.

Мартин Шейланд по-прежнему стрелял намного, несравненно хуже Джо. Рука у него то и дело дрожала, портя выстрелы. Внимание не удерживалось на цели: что-нибудь отвлекало Мартина, взгляд перепрыгивал на другой предмет, выстрел уходил мимо. По реакции Льда было ясно: большинство новобранцев в первые дни учебы напоминали именно Мартина. Джоакин являлся исключением. Все, что говорил Лед, он схватывал на лету. Стрелять без прицела, в ближнем бою. Совмещать клинок и Перст. Распределять цели при залповом огне. Правильно выбирать шары или плеть. Вести огонь при порывистом ветре. Последнее было особенно занятно: огненные шары смещались по ветру, а плеть — против. Но Джо и без слов наставника чувствовал, что должно быть именно так! Плеть бьет воздухом, она и есть воздух — значит, должна тянуться навстречу своей стихии… На уровне чувств, душою и сердцем, он знал наперед всю эту науку. Слова Льда не давали новых знаний, а лишь подтверждали те, что и так жили в сердце.

Джоакин отказался от команды: «Иного!» Теперь он управлял Перстом мысленно, как управляешь собственною рукой. Он даже позволял себе говорить что-то постороннее — например: «Давай, браток». И Перст производил выстрел, послушный не словам, а волевому приказу. Священный Предмет стал частью тела стрелка.

Джоакин Ив Ханна был славным мечником, однако не лучшим. И Лед, и покойный Сеймур Стил, и иксы герцога быстро одолели бы его. Но стрелком он мог стать первым в мире. Лучше любого из бригады. Даже лучше Льда.

Похоже, северянин ощущал это. Его наставления становились все более скупы, учебные стрельбы — коротки. Видимо, Лед начинал жалеть о том, что слишком многое дал Джоакину. Ученик был близок к тому, чтобы превзойти мастера. Вот и сегодня наставник провел с Джоакином лишь полчаса, а затем отпустил:

— Свободен, солдат. Я займусь Мартином.

Джо захотел сказать что-нибудь. Если — верней, не если, а когда — он превзойдет Рихарда в стрельбе, то все равно будет уважать его как лорда, командира, наставника. Рихард и граф в любом случае могут полагаться на него! Джоакин долго искал слова, чтобы выразить эту мысль без надменности, и смог сказать только:

— Я рад служить вам, милорд.

Лед окинул его странным взглядом:

— Послужишь, не сомневайся.

Джоакин отпер дверь, впустив в комнату Ионы графа Виттора, Мартина и Льда. Граф держал в руке Священный Предмет, весьма похожий на серебристое яблоко. Рихард нес писчие принадлежности.

— Сестрица, как поживаешь? Соскучилась ли?

Иона окинула их быстрым презрительным взглядом и отвернулась. Этот взгляд уравнял Рихарда с остальными ее врагами.

— Не рада собственному брату? Как невежливо!





Рихард передвинул стул и сел возле клетки, положив на пол бумагу и перья.

— Хочешь или нет, сестрица, но ты поможешь нам. Напишешь одно письмо.

Иона никак не дала понять, что слышала его слова. Лед говорил с ее затылком:

— Милая моя, оставь театр для матушки. Ты сделаешь то, чего я требую.

Конечно, ответа не последовало.

— Отпирай, — приказал Лед.

Джоакин щелкнул замком. Рихард быстро шагнул в клетку, ухватил сестру за шиворот и выволок наружу. Она предприняла попытку схватить его кинжал, но тут же была брошена на пол с такою силой, что вскрикнула от боли. Рихард встал на колени рядом с нею.

— Красный листок, — потребовал он, и Мартин подал кусок бумаги — совершенно чистый, если не считать рамки, наведенной алыми чернилами.

Лед поднес этот лист к лицу сестры. Она зажмурилась и попыталась отвернуться, Рихард поймал ее за подбородок и заговорил вкрадчиво:

— Похоже, ты знаешь, что такое Ульянина Пыль. На листке написан приказ. Сейчас ты откроешь глаза и прочтешь его. Если нет — я срежу тебе веки.

Однако угроза не возымела действия, глаза Ионы остались закрыты. Подождав один вдох, Рихард обнажил кинжал.

— Постойте, — попросил граф Виттор и обратился к жене. Вероятно, впервые после ее мятежа. — Душенька, ты поступаешь очень глупо. По приказу Ульяниной Пыли ты сделаешь что угодно: выдавишь самой себе глаза, отрежешь собственные соски, выпьешь чашку кислоты… Но я требую очень малого: переписать для меня одно письмо.

Иона не шевельнулась, и граф продолжил:

— Ты должна понять: я жалею тебя. После всего, что ты сотворила, я все-таки не держу зла. Да, ты больше недостойна моей любви, но и ненависти я не питаю, одно лишь сочувствие.

Гримаса злобы и презрения исказила ее лицо. Виттор добавил:

— Если ты станешь вести себя хорошо и исполнять все мои просьбы, то рано или поздно я, наверное, смогу простить тебя.

— Простить меня?! — выплюнула Иона.

Ее глаза раскрылись, полный ярости взгляд метнулся к мужу. Рихард быстро поднес к ее зрачкам красный лист.