Экстрасенс разбушевался

Серхио сказал Анне несколько слов по-испански, та кивнула. Он завязал ей глаза.

— Сидите смирно! — сказал я по-английски и положил ладонь ей на ближнюю глазницу. Нужды в том не было, но зачем светить возможностями? Для начала расширить кровоток. Теперь, запустить процесс восстановления сетчатки…

Анна внезапно сказала что-то по-испански.

— Говорит, что в глазу покалывает, — перевел Серхио.

— Объясните, что нужно потерпеть. Идет процесс исцеления зрительного нерва, — сказал я по-английски.

Девушка успокоилась. Я немного подождал, чтобы быть уверенным наверняка, и предложил ей снять повязку. Порывистым движением она сорвала шарф.

— Диос мио! — воскликнула и затараторила по-испански. При этом она вертела головой и тыкала пальчиком в нас, окружающие деревья, входную арку.

— Анна говорит, что все видит, — перевел наконец Серхио. — Нас, деревья и вон то сооружение. Видит хорошо, как в детстве, до того, как перенесла болезнь. Сокрушается, что только одним глазом.

— Будет и второй, — сказал я. — Не хотите прогуляться, Сергей Иванович? Нужно кое-что обсудить. Анна пусть подождет здесь.

— Хорошо, — кивнул он и встал. Мы отошли на пару десятков шагов.

— Поговорим о гонораре, — сказал я. — Деньги мне не интересны. Хотел бы получить аргентинские паспорта — для себя и своей супруги.

— Хм! — задумался он. — Необычная просьба. Собираетесь эмигрировать?

— Нет, — покачал я головой. — Но пусть будут.

— Полагаю, не откажут, — сказал он. — Если исцелите Анну окончательно. Она дочь… как это по-русски? Большого человека в нашей стране. Мне понадобятся ваши фотографии. Вышлете их обычным письмом по адресу, который продиктую. Запомните?

Я кивнул. Он продиктовал. Ничего сложного. Москва, Главпочтамт, до востребования, Клавдии Михайловне Ивановой.

— На конверте укажете адрес, по которому желаете получить паспорта. Их вышлют почтой. Это самый безопасный способ, — улыбнулся он. — КГБ не перлюстрирует письма обычных людей.

А не прост ты, Серхио, совсем не прост. Сомневаюсь, что советник посольства — твоя настоящая должность. Погоны на плечи так и просятся.

— Пожелания насчет новых имен есть? — спросил он. — Или хотите сохранить свои?

— Пусть будут новые, — сказал я. — Что-нибудь из наиболее распространенных. Например, Мигель Санчес или Рамирес. Для жены Виктория…

— У аргентинок нет такого имени, — поспешил он. — Привлечет внимание. Более того, вызовет неприязнь. Это имя английской королевы, а у нас после войны за Мальвинские острова отношения ко всему британскому неприязненное. Предлагаю: Мария. Фамилия: Гомес.

— Почему не такая, как моя? — удивился я.

— У нас женщина, выходя замуж, не меняет фамилию.

— Хорошо, — кивнул я.

Мы вернулись к Анне, где я довершил исцеление. В этот раз процедуру она выдержала без звука. На обратном пути девушка крутила головой, разглядывая все подряд, и трещала по-испански. А потом обратила внимание на меня.

— Вы красивый мужчина, мистер Мурашко, — сказала по-английски. — Высокий и сильный. У вас есть жена?

Я стащил с правой руки перчатку и продемонстрировал ей обручальное кольцо.

— У нас носят на левой, — сообщила она. — Прилетайте к нам в Буэнос-Айрес. Вас там встретит оркестр и почетный караул.

Это ж чью дочь я исцелил?

— В самом деле, Михаил Иванович! — поспешил Серхио. — Моя спутница преувеличила, но теплый прием вам обещаю.

На том и расстались. Назавтра я отвел Вику в фотоателье, где получил снимки нужного формата. Вике объяснил, что для заграничного паспорта, не став уточнять для какого. Снимки отослал по указанному адресу и из-за навалившихся дел забыл. Велико же было мое удивление, когда спустя десять дней достал из почтового ящика плотный конверт. В нем оказались аргентинские паспорта на имя Мигеля Рамиреса и Марии Гомес. На главных страницах — наши с Викой фотографии. И еще в конверте лежала короткая записка. «В аэропорту пограничник спросит, почему в паспортах нет советской визы и штампа о въезде. Объясните, что паспорта вам выдали в посольстве взамен утраченных в СССР. Отметка об этом в них есть. Спросит: чем занимались в Советском Союзе, отвечайте, что вы врачи и проходили стажировку в клинике Склифосовского. У нас есть об этом договоренность с Министерством здравоохранения СССР, стажировки идут постоянно. Удачи!»

Записку явно писал Серхио или кто-то под его диктовку. Я пожал плечами и сжег листок в пепельнице. Паспорта спрятал. Улетать по ним из СССР не собираюсь. «Для чего тогда выдурил?» — спросите. Объясню. В прошлой жизни у меня были знакомые — брат и сестра. В 90-е годы они занимались выездным туризмом, а я редактировал туристическую газету. Познакомились в одной из поездок. Симпатичные, открытые в общения люди. Вот они и рассказали. Дети советских дипломатов родились в Аргентине. По законам этой страны автоматически приобрели возможность стать ее гражданами — так называемое право почвы, которым знакомые и воспользовались, когда СССР рухнул. Обратились в посольство Аргентины, предъявили свидетельства о рождении, получили паспорта. Из Минска брат и сестра вылетали по белорусским документам, оказавшись за границей, прятали их в чемоданы. Далее путешествовали по аргентинским. Гражданам этой страны виза в страны Европы не нужна. И не только там. Зачем упускать возможность? Для меня же это задел на будущее. Вдруг пригодятся? Я и предположить не мог, как скоро случится это «вдруг»…

В тот день в клинику я опоздал. Утром, как обычно, повез Вику в Боровляны — она продолжала трудиться у Терещенко. Ночью выпал снег, дороги не расчистили, ехал осторожно — шины-то летние. О зимних здесь понятия не имеют. Довез, попрощался и отправился обратно в Минск. Колею на асфальте к тому времени успели раскатать, в ней нарос ледок, «ауди» пару раз занесло. Справился, но в детскую клинику опоздал. Припарковав автомобиль на улице, вышел и заспешил к калитке.