Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 104



— Тогда сделаем так, — предложил я. — У меня с собой сберегательная книжка на предъявителя. Там пятьдесят тысяч советских рублей. Вам они пригодятся. Поменяю на доллары по любому курсу.

— Незаконными финансовыми операциями не занимаемся, — холодно ответил он. — Извините, но помочь не могу.

— Что ж, — сказал я, вставая. — Прощайте, Яков! Но запомните. Когда вам было трудно, я помог. Денег не просил. Когда проблемы возникли у меня, получил отказ. Я этого не забуду.

— Погодите! — он схватил меня за рукав. — Объясните толком: для чего вам валюта?

— Уезжаю из СССР.

— Почему не хотите израильский паспорт?

— С ним меня арестуют в аэропорту. КГБ известно о моей встрече с вашим шефом в Минске. С вами — тоже.

— Все так плохо? — спросил он.

— Да, — кивнул я.

— Как же вы уедете?

— Есть возможность. Но нужна валюта.

— Подождите меня здесь.

Он встал и вышел. Вернулся через несколько минут.

— Вот, — сказал, выложив на стол тонкую стопку зеленых купюр. — Здесь две тысячи. Все, что могу. Хватит?

— В обрез, — кивнул я и положил рядом с долларами сберегательную книжку. — Это вам.

— Не надо, — покрутил он головой.

— Забирайте! — настоял я. — За границей не нужна. Не хотите взамен долларов — будет как залог. Через несколько месяцев вернусь, произведем обратный обмен. Эти доллары, как понял, ваши личные?

— Да, — кивнул он.

— Благодарю, — я протянул ему руку. Он ее пожал.

— В самом деле собираетесь вернуться? — спросил на прощание. — Да еще так скоро? А как же КГБ?

— К тому времени им станет не до меня, — улыбнулся я. — До свиданья, Яков!

Из посольства я отправился в центральную кассу Аэрофлота. Там было многолюдно, впрочем, как всегда. К кассам вытянулись длинные очереди. Первым делом пробежал глазами расписание. Самолет во Франкфурт вылетает сегодня в 18.20. А вот как с билетами? Заняв очередь к кассе, я отправился к справочной.

— Есть билеты до Франкфурта на сегодня? — спросил женщину в форме Аэрофлота.





— Только за валюту иностранцам, — сообщила она, заглянув в свою машинку. — За рубли кончились. Это рейс Люфтганзы.

— Жаль, — вздохнул я и отошел. Выйдя из помещения касс, покурил в сторонке, а затем, приняв независимый вид, вошел снова. От дверей сходу направился к валютной кассе — там очереди не наблюдалось.

— Хэллоу, мисс! — сказал девушке в окошке. — Тикетс ту Франкфурт фор тудей.

Я протянул ей аргентинские паспорта. Он взяла, пролистнула и отложила.

— Онли фэст класс, — сообщила. — Вуд ю лайк ит?

— Йес, сэнк ю, — кивнул я.

— Файф хандред твенти сикс долларс, — сообщила кассирша.

Твою мать! Больше четверти валютного запаса. За рубли дешевле. По курсу Госбанка пересчитали. А куда деваться? Я отсчитал шесть бумажек с портретом Франклина. Она взяла, распечатала билеты и вместе с билетами и сдачей вложила в паспорта.

— Хэв э найс трип! — пожелала, протянув их мне.

«Счастливо оставаться!» — едва не ответил я, но вовремя сдержался. Забрал документы и отошел от кассы.

Почему я решил лететь во Франкфурт, а не Буэнос-Айрес? В Аргентине меня никто не ждет. Я не знаю испанского языка. Если уж намылился скрыться за границей, то нужно позаботится о куске хлеба. Клиника имени Гете — это шанс. Теперь главное — показать немцам, что умею.

Вика встретила меня поцелуями — волновалась. Успокоил, как мог, показал билеты. Мы сели за стол — ожидая меня, Вика не притронулась к еде. Пили чай, заедали бутербродами с колбасой. Что осталось, сунули в холодильник — с собой брать нельзя. Может вызвать подозрения — мы ведь иностранцы. Это у советских граждан, улетающих за границу, чемоданы забиты едой. Перед тем, как выйти из квартиры, я внимательно осмотрел Вику и себя в зеркале. Одеты по последней заграничной моде. Я в дубленке, Вика — в шубке. Оба в меховых шапках иностранного образца. Шили на заказ в ателье. На мне кепи из овчины, у жены — шляпка-котелок из норки с коротким козырьком. Под дубленкой у меня импортный пуловер и джинсы, на Вике — шерстяная юбка в клетку, кофточка и сапожки. За иностранцев сойдем.

— В аэропорту по-русски не говорить, — предупредил жену. — Станут обращаться, отвечай: «Но компрендо».

— Но компрендо, — повторила она. — Что это означает?

— «Я не понимаю» по-испански…

Заперев квартиру и бросив ключи в почтовый ящик, мы вышли к улице, где поймали «бомбилу» на «Жигулях». Услыхав про Шереметьево-2 и оценив наш вид, он заломил 500 рублей. Сторговались на трехсот. Деньги у меня были, но согласиться сразу — вызвать подозрение. По пути мы молчали, будто переживая расставание с такой суммой. «Бомбила» выгрузил нас возле терминала и, получив свои деньги, укатил. Я взял чемоданы, и мы вошли через приветливо распахнувшиеся автоматические двери в здание аэропорта.

Регистрацию на рейс еще не объявляли, мы нашли свободные места в зале ожидания. Вновь сидели молча. Вика сжимала в своей ладошке мою руку, со стороны мы, наверное, походили на влюбленных. Проходившие мимо люди бросали нас взгляды и улыбались. Наконец, объявили наш рейс. Подхватив чемоданы, мы направились к стойке. В последний миг я спохватился и перецепил наши обручальные кольца с правых на левые руки. Католики носят так. Могли спалиться.

Я опасался, что со мной заговорят по-испански — обошлось. Борт в Германию, не в Буэнос-Айрес. Москва-Берлин-Франкфурт. С сотрудницей у стойки я общался на английском. Мы сдали чемоданы в багаж и отправились на паспортный контроль. Это было главным испытанием, я старался выглядеть беспечно, что получалось с трудом. Пограничник в будочке-пенале полистал мой паспорт.

— Говорите по-английски? — спросил на языке Шекспира.

— Йес, ай ду, — кивнул я.

— Почему в паспорте нет советской визы и отметки о прибытии в СССР?