Экстрасенс разбушевался

— Слыхали поговорку: «Все дороги ведут в Москву»? Из нее тоже.

— Только не идите к евреям! — попросил он. — Их проверят в первую очередь. В Москве знают о ваших контактах с Лившицем.

— Я не собираюсь в Израиль. А куда отправлюсь, извините, не скажу. Меньше знаешь — крепче спишь.

— Хорошо! — кивнул полковник. — Но учтите: улететь за границу не удастся. Ваши имена будут в списке невыездных. Арестуют прямо в аэропорту.

— Это вряд ли, — хмыкнул я. — Михаил Мурашко останется в СССР.

Улетят Мигель Родригес и Мария Гомес. Но Хилькевичу это знать незачем.

— Что ж, до завтра, — сказал он. — Загляну к вам днем.

Я вернулся в дом, где рассказал Вике о случившемся. Показал ей аргентинские паспорта.

— Ты можешь остаться, — предложил. — Если нас возьмут в аэропорту, срок отвесят — мама не горюй! По статье «Измена Родине». И рожать придется в тюрьме.

— Собираешься сбежать от меня за границу? — сощурилась жена. — Потому пугаешь? Вот тебе! — показала кукиш. — Летим вместе. Понял?

— Си, ми корасон! — щелкнул я каблуками.

— Это что значит? — нахмурилась Вика.

— «Да, мое сердце», по-испански.

— Уже и язык выучил, — обличающе сказала она. — На испанок навострился? Не получится! Не позволю!

— Не больно-то хотелось, — улыбнулся я, обнимая любимую. — Там таких красивых нет. Ты одна во всем мире…

Назавтра полковник привез билеты, да еще какие — СВ[2]. Наверное, из служебной брони. Я проинструктировал его, как вести себя в мое отсутствие, дал указания бухгалтеру. Тамара восприняла их спокойно: для нее мы с Викой отправлялись в краткосрочную заграничную поездку. Вот и пусть так думает. До вокзала мы доехали на метро, там сели в поезд. Ночь в двухместном купе — и вот он, Белорусский вокзал, столь знакомый мне по прошлой жизни. Сколько раз я приезжал сюда и отправлялся обратно!

На перроне к нам подошел мужчина лет тридцати, невысокий, с неприметным лицом.

— Михаил Иванович? — спросил.

— Да, — кивнул я.

— Я Виктор. Следуйте за мной.

Он отвел нас к площади, на которой возвышался бронзовый Горький с тростью, еще не перемещенный в «Музеон». Потом его вернут. Мы загрузились в такую же неприметную, как и ее хозяин, «копейку». Спустя полчаса она остановилась у «хрущевки» неподалеку от ВДНХ. Спутник помог выгрузить нам чемоданы, после чего отвел в ближний подъезд. На площадке первого этажа открыл извлеченными из кармана ключами дверь с нарисованными на ней двумя двойками.

— Располагайтесь, — сказал, отдавая мне ключи. — Уезжая, бросьте их в почтовый ящик. Постельное белье и посуда в квартире есть. В соседнем доме расположена столовая. Ресторан, если есть желание, найдете сами.

— Спасибо!

Я достал из кармана пачку денег и отсчитал десять сотенных купюр.

— Новые[3], не беспокойтесь, — сказал, вручая их Виктору.

— Я не беспокоюсь, — улыбнулся он, пряча деньги. — Удачи вам!

Наше временное обиталище представляло собой типичную советскую «хрущевку» с советской же мебелью. В комнатах чувствовался нежилой дух. Конспиративная квартира. Ее, как и сопровождающего, сосватал нам Хилькевич. В Москве откликнулись. Почему б не заработать сотруднику КГБ? Тысяча рублей — его зарплата за два месяца.

— Ожидай меня здесь, — сказал я Вике. — Из квартиры не выходи. Тем более, без документов.

— Ты куда? — забеспокоилась она. — Почему забрал паспорта?

— Куплю билеты на самолет. Жди меня, и я вернусь.

Я подмигнул любимой, и отправился. От станции метро «ВДНХ» добрался до «Добрынинской», где вышел и потопал по Большой Ордынке. Несмотря на воскресный день у посольства Израиля было оживленно: у калитки возле решетчатых ворот толпились люди. Ничего удивительного: у евреев выходной в субботу. Спрашиваете, для чего приперся? У меня валюты ни копейки, верней, ни цента. С чем лететь за границу? Тут же мне задолжали. Я подошел ближе.

— Почему не пускают? — спросил у немолодого мужчины, стоявшего в стороне.

— Так рано, — пожал он плечами. — В девять начнут.

Я глянул на часы — восемь тридцать. В Москву мы прибыли в семь. Придется подождать.

— Вы документы оформлять? — поинтересовался собеседник.

— Уже оформил, — покрутил я головой. — Кое-что уточнить надо.

— А откуда сами?

— Из Минска.

— Ну, и как там у вас? — заинтересовался собеседник.

Следующие полчаса мы провели в оживленной беседе. Собеседник живо интересовался обстановкой в Белоруссии, рассказывал, почему уехал из Грозного. Вовремя сбежал. По профессии Семен Маркович оказался инженером-нефтяником. Я сообщил, что окончил МВТУ имени Баумана, работал мастером на тракторном заводе. За беседой, незаметно прошло время. Наконец, людей стали запускать на территорию посольства. Милиционер у входа проверял документы, но фамилии не записывал. Я предъявил свой внутренний паспорт — специально захватил для такой цели. Заграничный может насторожить. Он открыл книжечку, глянул на фото и мазнул по моему лицу быстрым взглядом.

— Проходите, — сказал, возвращая паспорт.

Я прошел. Во дворе посольства люди выстраивались в очередь небольшому павильону. Ну, да, читал. До восстановления дипломатических отношений, израильтянам запрещали работать в здании посольства, вот они и соорудили павильон. Я направился к входу мимо очереди.

— Встаньте вон туда! — остановил меня у дверей охранник. Он указал на хвост очереди.

— Мне нужно видеть Якова Казакова, — сказал я. — Сообщите, что приехал Михаил Мурашко из Минска.

— Ждите! — кивнул он и исчез за дверью. Обратно вернулся вместе с Казаковым.

— Здравствуйте! — он пожал мне руку. — Идемте!

Казаков отвел меня в закуток в павильоне.

— Понадобились паспорта? — спросил, когда мы оба сели.

— Нет, — покачал я головой. — Деньги. Помнится, привозили мне тридцать тысяч долларов.

— Вы же отказались, — хмыкнул он. — Я переслал деньги в Израиль, где они ждут вас на банковском счету.

Плохо.