Страница 34 из 47
— Послушай меня, Бренна. — Он склонился над кроватью. — Слушай очень внимательно, потому что я больше не буду этого повторять. — Его глаза блуждали по моему лицу, словно разрывая на части каждый кусочек меня для препарирования и уничтожения. Мои розовые щеки. Мои очки. Мои голубые глаза. Мои густые брови. Мои длинные светлые волосы.
— Живи своей жизнью, — сказал он. — Выйди замуж за какого-нибудь хорошего человека и живи хорошо. — То, как он произнес слово “хороший”, прозвучало осуждающе. — А то, что твоя крестьянская мать вышла замуж за моего отца, станет примечанием в твоей истории. История, которую рассказывают на скучных званых обедах.
И он ушел. Гуннар только что ушел, а я стояла в своей спальне во дворце, который только начал ощущаться как дом, и мне было слишком больно, чтобы плакать. Я была разбита, чтобы рыдать. Я могла только с большим усилием заставить свое сердце биться.
21
Тогда
Бренна
Я не звонила, чтобы получить свою работу обратно. В моем потрясенном, разъяренном состоянии я не могла даже представить себе этот разговор. И я была уверена, что Гуннар извинится. Прошел день, а я его не видела, и в ту ночь я ждала в своей комнате, уверенная, абсолютно уверенная, что моя дверь со скрипом откроется, и он войдет, раскаиваясь и беспокоясь обо мне.
Но в ту ночь моя дверь оставалась закрытой.
И на следующую ночь.
И целую неделю.
И тогда, наконец, я набралась смелости прокрасться в его комнату, которую обнаружила запертой. И я знала в сломленных уголках моего тела, что он сделал это намеренно. Он запер меня. Я постучала, и после долгой паузы дверь открылась. Гуннар стоял там, холодный и отстраненный, и я знала, знала, что это бесполезно. Он уже возвел стены, чтобы не пускать меня.
Запер все двери.
— Не делай этого, Бренна, — сказал он, и я никогда в жизни не чувствовала такого отчаяния. Такой некчемной.
— Я просто хочу поговорить.
— Ты получила работу обратно? — Я не ответила. — Получила? — рявкнул он, и я испуганно покачала головой. И мне пришлось смириться с тем, что не имеет значения, любит ли он меня или хочет ли быть со мной.
Гуннар собирался подчиниться тому, что требовали от него его отец и эта страна, даже не видя, что еще он может иметь.
— Возвращайся на работу, — сказал он и захлопнул дверь.
И на мгновение меня утешило чувство жалости к нему. Ощущение себя чуть выше него.
Но это продолжалось недолго.
***
— Что с тобой? — спросила мама, когда я вошла в столовую завтракать. Было позже, чем обычно, и я не обращала внимания, иначе не осмелилась бы войти в комнату или к маме, чей орлиный глаз видел все. И она не могла удержаться от комментариев.
На улице шел дождь, и это было прекрасно. В небе за высокими окнами клубились серые облака, извергающие капли дождя.
— Ты ужасно выглядишь.
— Спасибо, мама, — сказала я, беря свой кофе и садясь на свое обычное место за столом. Стены были увешаны портретами членов королевской семьи, жившими сотни лет назад. Я чувствовала, что все они смотрят на меня. Осуждают меня.
Но никто из них не был счастлив так, как моя мать.
— Тебя убьет, если ты будешь пользоваться губной помадой? — Она понизила голос, хотя в комнате с нами никого не было. — Подходящий базовый гардероб?
— И тебе доброе утро, — сказала я, придвигая стул так, что тяжелый еловый стол впился мне в живот. На мне был длинный свитер поверх леггинсов — на самом деле же это была защитная палатка. Скрывающая все мои недостатки. Мама с десяти лет надевала на меня синтетику и пояса и не понимала, почему я предпочитаю дышащие вещи.
Мама, конечно, выглядела безупречно. Стройная и царственная, словно она родилась во дворце, а не в какой-то дерьмовой рыбацкой деревушке на Южном острове. Она была вырвана из жизни матери-одиночки и по совместительству барменши королем, когда он совершал свое турне по острову пять лет назад. Он только взглянул на нее и решил, что она станет его новой королевой.
А теперь посмотрите-ка на нас.
Вот вам и сказка.
— Серьезно, Бренна, разве ты не смотришься в зеркало? — спросила мама.
— Мне все равно, мама, — вздохнула я. У меня не было сил бороться с ней. Я напряглась, ожидая прихода Гуннара. Все мое тело сжалось в судороге, которую я не могла отпустить.
— Нет, — сказала мама. — Тебе все равно. Тебя никогда не волновало, как твои действия отразятся на мне. Как они отражаются на королевской семье.
— Ты действительно веришь, что тот факт, что я не пользуюсь помадой, выходя ко столу на завтрак, имеет какое-то значение? Неужели ты настолько поверхностна?
Дверь в фамильное крыло дворца распахнулась с такой силой, что портреты задребезжали на стене.
— Слишком далеко! — ревел король Фредерик, вваливаясь в комнату и тяжело опираясь на трость. Ему нужна была инвалидная коляска, но он был слишком горд для таких вещей. Он выглядел серым и дрожащим. Его волосы и борода смотрелись зарослями дикой ежевики вокруг головы. — Ты зашел слишком далеко, Гуннар.
— Неужели? — спросил Гуннар, шагая позади него.
Если я выглядела неряшливой и неопрятной, то он - нет… Я сделала слишком большой глоток кофе. Идеальное сочетание.
Он начал носить темные брюки и рубашки с закатанными рукавами. У Гуннара был такой вид, будто он готов что-то сделать. Это была идея Ингрид, и, как всегда, Ингрид была до боли права.
— Тебе придется ввести меня в курс дела, отец. Боюсь, я не мог догадаться, что из того, что я делал в последнее время, зашло слишком далеко. Был ли это визит в школу или…
— А ты! — Фредерик сплюнул, указывая на меня дрожащим пальцем. Я была слишком потрясена, чтобы что-то делать, кроме как сидеть с разинутым ртом, но Гуннар отбросил сардоническую, безразличную улыбку и сосредоточился. — Я всегда знал, что ты станешь позорищем.
— Что?.. — это было все, что я смогла выдавить, пока мама обхватила голову руками.
Фредерик швырнул на стол листок бумаги. Гуннар схватил его, и то, что он увидел, заставило его побелеть, а затем покраснеть. И его глаза, когда они встретились с моими, были полны извинения. И гнева.
Что бы это ни было, ничем хорошим оно не было.
— Дай посмотреть, — прошептала я. Гуннар покачал головой, но я встала и выхватила у него из рук газету. Там была фотография. Зернистая фотография на сотовом телефоне: двое полуодетых целуются.
На частном самолете.
Мне потребовалась секунда, я не привыкла видеть себя такой. Голова откинута назад в экстазе. Прижимаю к груди голову темноволосого мужчины. Но в заголовке все было ясно.
Принцу-плохишу и Принцессе-жиробасине есть что скрывать от Королевской семьи
Тогда
Гуннар
Это было все, что я мог сделать, чтобы не коснуться ее. Не притягивать Бренну в свои объятия и не говорить ей, что это не имеет значения. Что весь мир ошибается.
Передо мной, склонив голову, рыдала Бренна.
Или вынуждена была молчать.
А я не мог прикоснуться к ней. Только не перед моим отцом. Не тогда, когда ей нужно было уйти как можно дальше от этого места. Если это не было доказательством того, что этот остров уменьшит ее и задушит ее силу, тогда что?
Я схватил газету и смял ее в кулаках.
— Ты не можешь делать это с каждой газетой, — прошептала она.
— Мы подадим на них в суд.
Ее смех был влажным от слез, которым она не собиралась давать волю.
— Должно быть, это было,… — прошептала она.
— Ага. Дерек, помощник. Его уволили, если не сказать больше.
— Ты вышел из-под контроля, Гуннар! Ты не уважаешь ни эту страну, ни трон, ни наше имя. Ты никогда этого не делал! — взревел отец. — Но это… это новая программа минимум даже для тебя.
— Фредерик, пожалуйста, успокойся, — взмолилась Анника. — Такими темпами ты загремишь обратно в больницу…
— Посмотри газету, Анника! Посмотри, какой позор принесли нам наши дети.