Страница 24 из 47
Вот так? — подумала я, страшась школы. Это и есть симпатия ко мне? Какой ужас! Я не хотела в этом участвовать.
И в тот день, идя в школу, я злилась все больше и больше. Как смеет этот мудак мучить меня, потому что не знает, что делать со своими чувствами? Мне не стоило пускать все на самотек. И так как я пыталась игнорировать его и это ни к чему не привело, пришло время разобраться с этим.
Я сжимала потные ладошки в кулаки, а обнаружила Маркуса у края футбольного поля, где он болтался со своей свитой из толпы придурков с клочковатыми усами и необузданными либидо.
И я налетела, образно выражаясь, прямо на него. Я сказала ему, что это ужасный способ показать, что я ему нравлюсь. Что все, что он сделал, заставило меня чувствовать себя отвратительно. И мне было страшно.
Маркус выпендривался, орал всякие гадости мне вслед, пока я уходила, но на этом всё и закончилось. Он сосредоточил свое ужасное внимание на ком-то другом, и я усвоила один из самых важных уроков в своей жизни: произнося то, что никто не хочет произносить вслух, ты обретаешь некую силу.
Этот урок сослужил мне хорошую службу в школе и, несомненно, будет служить мне всю оставшуюся жизнь. Это знание напоминало суперсилу.
За исключением прошлого вечера.
Клянусь Богом, я думала, что мы на одной волне. Стоя там за дверью, мне казалось, что я чувствую вкус желания Гуннара. Потому что я буквально тонула в пучине своего желания.
Но, бросившись прямо на него и произнеся слова, которые мы не могли произнести вслух, казалось, он с легкостью бросил их за себя.
«Никто не узнает».
И все же Гуннар ушел.
Был ветреный ясный день, когда мы осматривали гавань и рабочие помещения инициативной группы. Свен повел нас по кругу, разбивая сложные понятия на непрофессиональные термины. Гуннар шел рядом, внимательно слушая. Временами задавая правильные вопросы.
В то время как я была полностью поглощена мыслями о прошлой ночи. Неужели я неправильно считала сигналы? Это казалось самым логичным ответом, но я совершенно не хотела в него верить.
— Бренна? — Рядом со мной оказался Свен, его ярко-красные щеки соответствовали клеткам шарфа. Он действительно был очень хорошим парнем. Точно на все сто процентов мой типаж.
Но пока мы болтали, я оглядывалась в поисках Гуннара. Привычка, от которой я не могла избавиться в тот момент. И обнаружила, что он разговаривает с двумя другими учеными, но наблюдает за мной.
Почему ты не остался вчера?
— Извини, — сказала я Свену, отрывая свое внимание от человека, который моего внимания явно не заслуживал. Я просто задумалась.
Мы повернулись и пошли дальше вдоль кромки воды. Мы находились в узком заливе в нескольких километрах от главной гавани и всей ее суеты.
— Кажется, я собираюсь с визитом в вашу страну на несколько месяцев, — осторожно сказал Свен. Его глаза были устремлены на темно-зеленую воду, как будто он считал рыбу, которую не мог видеть.
— Да, я слышала. Это просто замечательно.
— Я с нетерпением жду встречи с тобой, — сказал он, улыбаясь мне, а затем отвернулся.
Ты ему нравишься.
То был голос моей матери, нашептывающий мне в ухо. Я слышала его громко и отчетливо.
И часть меня хотела ответить на его чувства. Потому что я могла бы почувствовать то же самое в отношении него. Потому что в его словах был смысл.
Но другая часть меня искала Гуннара за его плечом. Глубоко-глубоко где-то в районе моего живота я чувствовала, что каждый раз, когда я искала Гуннара, он тоже искал меня.
***
Два часа спустя мы снова погрузились в самолет, чернила на документах по сделке между Швецией и Васгаром как раз досыхали в моем портфеле. Я рухнула спиной на ставшее моим кресло, а Гуннар снял пальто и пиджак, прежде чем сесть. Узкий проход в середине реактивного самолета на самом деле был пустяком. Один шаг. Всего лишь шаг. И я буду на его стороне самолета.
Но это была черта, которую я не собиралась пересекать.
Если кто-то и собирался что-то предпринять, то только он.
— Могу я принести вам что-нибудь перед взлетом? — поинтересовался Дерек, стюард. Красивый мужчина, у которого, будто у волшебника, было все, чего бы мы не захотели, причем это было спрятано в каком-то секретном ящике на этом самолете.
— Аквавита? — спросил Гуннар, улыбаясь мне. — Чтобы отпраздновать.
— Звучит идеально, — сказала я, сбрасывая туфли. — И немного арахиса?
— Конечно, — сказал Дерек и пошел к своему тайнику с труднодоступной выпивкой и пряными орешками.
— Ух ты, — сказала я, ссутулившись на сиденье.
— Мы сделали это, — сказал Гуннар, закатывая рукава. То, как Гуннар засучивал рукава, стало для меня своеобразным стриптизом. Высоковольтное стриптиз-шоу запястий и предплечий. Я отвернулась, положив руку на живот, пытаясь взять себя в руки.
— Ты сделал это, — сказал я.
— Командные усилия.
Наш стюард принес традиционные высокие стаканы для аквавита и небольшую миску, доверху наполненную пряными орехами. Бутылка аквавита была погружена в ведерко со льдом на подлокотнике кресла Гуннара.
— Мы вылетаем через пять минут, — сказал Дерек, и я принялась пристегиваться, а Гуннар — разливать напитки. Стюард исчез в своей маленькой комнатушке, где он ждал, пока мы нажмем кнопку и попросим его о помощи.
Уединение было ужасным искушением.
— Тост, — сказал Гуннар, протягивая мне высокий бокал. Я так неловко осознавала, что наши пальцы вот-вот соприкоснутся, что не было никакой возможности, чтобы они не соприкоснулись, что чуть не выронила стакан.
— Прости, — выдохнула я.
— Без проблем, — Гуннар поднял свой бокал.
— За рыбный промысел?
— Мы можем сделать кое-что получше рыбы, — сказал он.
— За будущее Васгара?
— Не совсем.
— За будущих королей? — произнесла я с улыбкой.
— Мне это нравится. Но все равно это неправильно.
— Тогда выпьем…
— За тебя.
Я отрицательно покачала головой. Мне казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди, а в животе порхали бабочки. Сверхчувствительные бабочки.
— За лучшую команду, в которой я когда-либо был, — сказал он. — За нас.
Гуннар прикоснулся своим бокалом к моему, а затем выпил свой Аквавит залпом. Он взглядом встретился с моим, когда рев двигателей заполнил кабину. Я не притронулась к своему напитку.
— Что происходит между нами? — прошептала я, зная, что он меня не слышит. Я должна была произнести эти слова. Они жгли меня изнутри, словно то были живые угли в горле. Нужно было высказать их или дать им сгореть.
— Прости, — сказал он. — Ты что-то сказала?
Я трусливо покачала головой и допила содержимое своего стакана. Ледяной холод аквавита погасил горячие слова в моем горле и опустился вниз по горлу к животу, где его холод превратился в тепло.
— Еще по одной? — спросил Гуннар, поднимая бутылку и капая на штанину.
— Наверное, это плохая идея, — сказала я, так сильно желая прижать палец к влажному пятну на темной шерсти этих штанов. Я хотела прижать палец к капле воды, пока не почувствовала бы под ней тепло его ноги. Силу его мышц. Я хотела прижать ладонь к его ноге, чтобы почувствовать, как эта мышца заполняет мою руку. Мне хотелось скользнуть руками вверх по его ногам. По его груди. Мне хотелось прижаться к его твердым мышцам. Ужасающая мысль о нем.
Он налил нам еще по одной.
— Выпьем за плохие идеи, — тихо произнес Гуннар. Или, может быть, это был просто тихий гул двигателей, когда мы поднялись в воздух.
Не соглашаясь, я подняла свой бокал, чтобы он мог чокнуться с моим, что он и сделал.
— Этот ученый, — сказал Гуннар, откинувшись на спинку кресла и положив руку на спинку. Его рубашка была расстегнута на шее, открывая татуировку, которую он сделал в прошлом году. Татуировка, которую я никогда не видела во всей ее красе. Когда я столкнулась с ним в коридоре, впервые переехав во дворец перед свадьбой, на его обнаженной груди не было татуировки. На ней были лишь капли пота.