Страница 22 из 47
Последние несколько недель, когда мы с ней ездили туда и обратно на эти небольшие конференции и поэтические чтения, в музеи и галереи, мне казалось, что я впервые вижу свою страну. И по мере того, как фотографы буквально набрасывались на меня, а посты в социальных сетях меньше были посвящены моим походам по барам, а больше о том, как я разговариваю со своими согражданами, мне казалось, что я вижу себя впервые.
Вижу себя тем человеком, которым я мог бы стать. Человеком, который нужен моей стране.
Эти последние несколько недель были одними из лучших в моей жизни.
И Бренна имела к этому самое непосредственное отношение.
Помощница, блин.
— И, — сказал он, сощурившись, пока я не почувствовал, что его взгляд пронзает меня насквозь. — Тебе многое простится. Выпивка и вечеринки. Неподходящие женщины. Сплетни о сексе втроем в гостиничных номерах. Они могут назвать тебя бездельником, но при этом ты все равно останешься королем.
— Именно это я и пытаюсь сказать, отец. Я не хочу, чтобы страна называла меня так. Я хочу быть хорошим королем.
— Они полюбят тебя, когда ты женишься на наследнице.
— До этого еще далеко. — Я так хорошо научился не думать об этом, что почти убедил себя, что этого не случится. Что с помощью чистой силы воли я могу сделать так, чтобы этого не произошло.
— Тебе нужно держаться подальше от Бренны.
Я откинулся на спинку стула, убирая руку отца.
— Между мной и Бренной ничего не происходит.
— Это чистой воды брехня, мой мальчик, — сказал он.
— Я не лгу.
— Ты только и делаешь, что лжешь. Ты мой сын, Гуннар. Никто не знает твоего темного, разочаровывающего сердца так, как я.
Я встал, этому разговору конец. Абсолютный. Я думал, что он потерял способность причинять мне боль своей неприязнью. Было обидно осознавать, что я ошибался.
— Ты почти что помолвлен с наследницей.
— Никто не сказал ни слова о помолвке. Я всего лишь отужинал с ней! — Один ужасный официальный, неестественный ужин с очень богатой женщиной, которая, как и Королева сейчас, была заинтересована только в том, чтобы носить корону.
— Один намек на нечто большее между тобой и Бренной, и я прогоню ее, Гуннар, — сказал он. Я замер. Мое сердце замерло. Все вокруг. Замерло. Изгнание? И это в наше-то время. То был старый закон, который превратился в вековую пыль откуда-то из анналов истории. — Я отошлю ее так далеко, что будет казаться, будто ее здесь никогда и не было.
— Ты не думаешь, что ее мать сможет возразить что-нибудь по этому поводу? — спросил я, слегка посмеиваясь над нелепостью его высказывания.
— Анника хотела быть королевой, — сказал он, пожимая плечами, что объясняло самую суть их отношений до мельчайших подробностей. Боже, как жаль, что Бренна оказалась права в вечер их свадьбы. Как ужасно, что я, казалось, был обречен повторить это.
— Почему бы тебе не изгнать меня?
— Не искушай меня, Гуннар.
— Ты не настолько силен, — сказал я.
— Ты понятия не имеешь на что я способен. Я делал большее и за меньшие проступки. Не испытывай меня, Гуннар. Она превратилась в сносную женщину, которая, без сомнения, выйдет замуж за какого-нибудь упоротого интеллектуала, и она…
— Остановись, Отец. Прекрати.
— Она не для тебя.
Я смотрел на отца, испытывая отвращение к нему и его крови, которая текла в моих жилах.
— Она не для нас, — сказал я и вышел из-за стола, оставив отца сидеть на месте.
12
Тогда
Бренна
— Ты не в настроении, — произнесла я с кресла напротив Гуннара. Мы летели в самолете в Хельсинки, а я изучала отчеты о новшествах Швеции в области рыболовства. В частности, об инновациях в области селекции с применением сетевых и альтернативных технологий.
Я ни слова не поняла из прочитанного. Но я решила, что кто-то из нас должен прочитать их к завтрашней экскурсии по рыбным промыслам. И похоже, что этим человеком явно будет не Гуннар.
— Я в прекрасном настроении, — сказал он, поднимая свой бокал в сардоническом тосте.
— Ты напьешься еще до того, как мы доберемся до ужина. — Я посмотрела на бумаги, которые пыталась читать, но все мое внимание было поглощено Гуннаром и этим его странным настроением.
Он всегда притягивал меня. Был тем, кого мне приходилось держать на расстоянии вытянутой руки. Мне было легче, когда я была в Шотландии, переписываясь с ним по ночам. Мне даже удалось убедить себя, что влечение, которое я испытывала, было всего лишь подпитываемым адреналином хождением по краю.
Он не подходил мне.
Но все же я порвала с Дэниелом и решила не возвращаться в Эдинбург до назначения в ООН. Я вернулась домой ради него. Ради возможности быть с ним в любом возможном качестве.
Но теперь, после нескольких последних недель… Я должна была признать, что оказалась в беде. Гуннар изменился, и, возможно, я тоже. Возможно, мир, в котором мы жили, менялся. И держать себя в руках становилось все труднее и труднее.
Но что-то случилось вчера или сегодня, и мне показалось, что он снова примерил на себя свою старую личину. Кусается и улыбается одновременно. Не заинтересован и невероятно заинтересован одновременно.
— К сожалению, нет. — Он посмотрел в окно на темное Северное море, раскинувшееся под нами. Холодно и отстраненно. Господи, подумала я, как же мы здесь снова оказались?
— Что стряслось, Гуннар? — поинтересовалась я. — Что-то изменилось? Несколько дней назад…
— Мой отец называл тебя моей помощницей.
Я дернулась назад, немного уязвленная, но не удивленная.
— Твой отец — осел.
— Но сколько времени пройдет, прежде чем он упомянет об этом кому-нибудь еще, а кто ненароком обмолвится об этом Дейтеру, который поместит это на первой полосе? А потом так будет считать и вся страна…
— Мне все равно. — Что было не совсем правдой.
— Верно. — Взгляд его серых глаз был красноречивее слов, когда Гуннар смотрел на меня. — Мой отец - пещерный человек, а дядя еще хуже, и они всех настроят против тебя, если им это будет удобно.
Я отодвинула бумаги и, оставив свое кресло, села рядом с ним на его. Гуннар вздрогнул, как будто я уселась к нему на колени.
— Твой отец - старик, который не только упустил возможность стать лучше, но и разрушит твои попытки сделать то же самое. Не позволяй ему добраться до тебя.
Он посмотрел на меня, непроницаемый и непостижимый. Так же отстраненно, словно море вдалеке. И я не отвела взгляд, чувствуя, что мне нужно самой себе вбить эти слова и мою веру в него в его мозг.
— Почему ты думаешь, что я отличаюсь? — спросил он меня.
— От твоего отца? — рассмеялась я. — Потому что я видела тебя. Потому что я знаю тебя.
Гуннар коснулся моего лица кончиками пальцев, и я ахнула. Я не могла остановиться. Этого нельзя было допустить.
Никаких прикосновений. Нет, никогда.
И я упорно работала над тем, чтобы забыть, как трение его кожи о мою создает электрический разряд.
— Ты уезжаешь, — сказал он и облизнул губы, как будто он тоже был поражен, почувствовав что-то от соприкосновения нашей кожи. — Работать в ООН.
Я не была уверена, к чему он клонит. Беспокоился ли он, что я буду работать, чтобы привести его к власти, а потом брошу?
— Васгар всегда будет моим домом.
— Но ты не будешь здесь жить. Потому что у тебя все будет супер, — сказал он. — Там, вдали от Васгара.
Таков был план - именно туда указывала моя Полярная путеводная Звезда, на которую я ориентировалась всю свою жизнь. Но сейчас, рядом с обновленным Гуннаром, этот план уже не казался таким важным. За последние несколько недель мы привыкли к чему-то вроде партнерства. Но я не могла ему этого сказать. Он будет противостоять мне, а Гуннар редко играл по правилам в своем противостоянии.
— Точно также, как ты будешь удивительным королем Васгара, — сказала я ему. Гуннар долго смотрел на меня, потом отнял кончики пальцев от моей кожи, поставил стакан и попросил огласить сводку по рыболовству.