Страница 21 из 47
Они ужинали в Хельсинки. Буднично. Но откуда мне было знать, что это обычная для них вещь.
Мы пялились друг на друга, неподвижные, как скалы, не обращая внимания на проносящуюся мимо реку людских тел.
Как его вообще может интересовать Дэниел, когда у самого под боком эта наследница? Почему меня заботит наличие Дэниела при наличии у него этой наследницы?
Но все это не имело значения. Не совсем. Потому что этим летом был Васгар. И был Гуннар.
— Мы расстались, — проговорила я.
— Мне очень жаль, — сказал он, но прозвучало это иначе.
Он взял меня за локоть и повел обратно к театру, где проходили поэтические чтения. Какое-то время мы шли так, рука об руку, ощущая, как соприкасается нежная кожа под нашими локтями. Но потом люди начали замечать нас… ну, вернее Гуннара. И я отняла руку и отодвинулась в сторону, пока между нами не стало больше пространства, потому что центром всего должен был быть Гуннар, а не мы оба.
Потому что сплетни о нас разрушат все, ради чего мы работали.
А за нами не было никакой истории. Было всего лишь лето. Вот и все.
***
Никого не удивляло так, как это удивило меня, что Гуннар был поклонником поэтических чтений.
Кроме, может быть, Гуннара.
— Ты читала ее рассказ в «Нью-Йоркере»? — спросил он меня несколько дней спустя, когда мы направлялись на конференцию Руководства средней школы.
— О боже, ты все еще одержим ею?
— Одержим? — он бросил на меня серьезный взгляд. — Ну, может быть… немного, но серьезно, зацени эту историю. Она буквально разобьет твое сердце. Я пришлю ее тебе по электронной почте.
Он повозился со своим телефоном, а потом я услышала, как в сумочке зазвонил мой собственный. Мы сидели на заднем сиденье лимузина, и до старшей школы, где проходила конференция, оставалось всего пять минут.
— Прочти ее, и твое сердце уже никогда не будет прежним.
Господи Иисусе. Серьезно. Было совершенно несправедливо, что Гуннар так выглядел. Теперь он говорил о поэзии и ее влиянии на его сердце? Кто мог устоять перед этим парнем?
Я. Я могла бы. Но мне совершенно не хотелось этого делать.…
— Серьезно, Гуннар. Можем ли мы сфокусироваться на сегодняшней речи?
Он махнул рукой.
— Речь произношу сегодня я. Не переживай.
На самом деле это было не так, потому что если и был один аспект этого искупления, который был безупречен, то это был Гуннар перед толпой. Он был прирожденным шоуменом. Очаровательный и искренний. Местами даже серьезный. Он развил эти качества в Ассоциации бизнеса Васгара с Алеком.
И люди действительно начали это замечать.
— Дейтер из «Таймс» просил об интервью, — сказала я.
— Пока не время.
Я оторвала взгляд от телефона.
— Что значит «не время»?
— Я имею в виду, что мы побывали на трех приемах. Я произнес одну речь. Давай еще немного поработаем, прежде чем пройдемся по газетам.
Я моргнула, глядя на него.
— Что? — спросил он.
— Ты так… хорош во всем этом.
— Бренна, — сказал он с улыбкой, которая была снисходительной и милой одновременно. — Я всю жизнь был принцем. Политика, нравится мне это или нет, это игра, в которой я очень хорош. Просто я никогда раньше не играл в политику с реальными проблемами.
Я наклонила голову и посмотрела на него. Такой красивый, такой щеголеватый в черном костюме с белой рубашкой под ним. Он умудрялся быть и неформальным, и официальным одновременно. Каждая старшеклассница в этом спортзале сойдет из-за него с ума.
— Что изменилось? — поинтересовалась я.
— Что ты имеешь в виду?
— Почему тебя это волнует сейчас?
Снисходительная улыбка соскользнула с его лица, как только машина притормозила перед школой. Мы остановились, телохранитель Гуннара вылез с переднего сиденья и открыл нам дверцу. Я слышала, как собравшаяся перед школой толпа выкрикивает имя Гуннара. Послышались звуки, а затем последовали яркие вспышки, но Гуннар не обернулся. И даже не помахал.
Он просто сидел и смотрел на меня, его красивое лицо было внимательным и спокойным.
— Ты действительно не знаешь? — спросил он.
Я забыла, о чем спрашивала его. О чем мы говорили?
— Ты, — сказал он. — Я забочусь о тебе.
А потом он повернулся, поднял руку, широко улыбнулся и вышел из машины, остановившись, чтобы помочь мне выйти.
— Иди, — сказала я, дрожа всем телом и краснея. Отодвигаясь подальше от его прикосновений так быстро, как только могла. — Давай. Пожимай руки. Отвечай на вопросы.
Он сделал так, как я ему сказала, шагнув к очереди людей, которые ждали, чтобы мельком взглянуть на него. С колотящимся сердцем я наблюдала за ним. Я видела, что он был тем лидером, в котором нуждался его народ. Я всегда надеялась, что он будет таким лидером. Еще до того, как я узнал его ближе.
11
Тогда
Гуннар
Отец спустился к завтраку. Я так удивился, что даже встал со своего места, чтобы помочь ему сесть. Боже, как он постарел! Он был еще молод, но выглядел на восемьдесят. Последний сердечный приступ истощил его, и он уже не приходил в себя, как в тот раз, когда это случилось с ним впервые. Он был одного оттенка серого, от кончиков волос до цвета лица и рук, которые дрожали, когда он держал чашку.
— Отец, — сказал я, усаживаясь на свое место и складывая бумаги, которые просматривал. — Рад видеть тебя на ногах.
— Правда, — сказал он, не вопрос, а утверждение с посылом, который мне был не совсем понятен.
— Конечно, — сказал я. — А где Анника?
— Кто ж ее знает? — Он пододвинул свою тарелку. — Принеси мне немного колбасы, ладно?
— Ты уверен, что тебе стоит есть колбасу?
— Ты действительно думаешь, что это имеет значение? — спросил он, моргнув водянистыми глазами.
Я разинул рот, ошеломленный этой мрачной и пораженческой версией моего отца.
Король.
Но, как хороший сын, которым я никогда особенно не был, я встал и принес ему две сосиски из оленины. Но я также добавил на тарелку помидор и немного черники, которая как раз созрела в это время года.
— Ты была занят, — сказал отец, когда я снова занял свое место. — Поэтические чтения и тому подобное. — Он пододвинул ко мне газету, лежавшую на столе. На первой странице была моя фотография на мероприятии Руководства средней школы. Я стоял на ступеньках школы и махал через плечо стоявшей там толпе.
Бренна стояла рядом со мной, сосредоточенная на своем телефоне.
Я пожал плечами, делая вид, что не понимаю, к чему он клонит.
— Ты хотел, чтобы я больше уделял времени общественной жизни за пределами баров и вечеринок.
Его смех перешел в хриплый кашель.
— Отец…
— Привлечение Бренны в качестве твой помощницы выглядит не комильфо.
— Она не моя помощница, — ответил я.
— Но смотрится именно так. — Он постучал пальцем по фотографии, и мне неловко пришлось признать, что на этой фотографии она выглядела… как моя ассистентка. — Но речь не об этом. Мне нужно, чтобы ты съездил в Хельсинки на эти выходные. По делам государственной важности. Ужин и экскурсия по рыбным промыслам.
— Отлично. Бренна как раз рассказывала мне об их инновациях…
— Мне нужно, чтобы ты меня услышал, — сказал он и схватил меня за руку. Его ладонь была сухой и шершавой, как шелуха. Это было так поразительно, что я посмотрел вниз, чтобы увидеть, действительно ли его кожа касалась моей. Я не мог припомнить, когда в последний раз отец держал меня за руку так, чтобы это не было жестоко. — Когда-нибудь ты станешь королем.
— Знаю. И я пытаюсь заслужить этот титул…
Он отмахнулся от моих слов, как будто они ничего не значили.
— Ты уже заслужил его. Ты был рожден для меня. Ты мой сын. Точно так же, как я принадлежал своему отцу. И так сотни лет по ветвям семейного древа.
Я вспомнил, что думал именно так. Как я чувствовал себя вправе на корону и на должность. За верность моей стране и все, что с ней связано. А потом появилась Бренна и все изменила. За последний год я хотел заслужить ее преданность и, в более широком смысле, преданность всей страны. Я хотел ее уважения.