Страница 48 из 70
— Куда?
— Отлучусь, — она нахмурилась. — Не важно.
— С этим?
— Все еще завидуешь?
Нет.
Наверное.
Разве что самую малость и не ухажеру подозрительному, но тому, как легко и непринужденно Владимира с людьми сходится. Они к ней сами тянутся, а вот Виктория… она другая. Колючая, как матушка говорила, пока была жива. И бабка соглашалась, что, мол, нельзя такой нелюдимой быть.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — Виктория подавила вздох. Все равно ведь, не отпусти, так тайком улизнет, а потом, вернувшись, будет хлопать накрашенными ресничками, делая вид, что ничего-то не понимает, что вовсе не собиралась она никуда сбегать.
— А то! — Мирка ожила и засияла. И наклонившись, клюнула сестру в щеку, оставив липкий отпечаток помады. — Вот увидишь, Викушка, мы и тебе жениха найдем! Он ученый! А среди ученых знаешь, сколько холостых и недосмотренных?
— Понятия не имею.
— Я тоже. Но наверняка много. Поедем в Ленинград вместе… — глаза Мирки затянуло розовым туманом мечтаний. — И жить будем… детей родим.
— Главное, тут и сейчас не роди, — не удержалась Виктория. — А то будешь потом мыкаться, как дивная наша.
— Не буду. Что я, дура, что ли? Сначала свадьба, а потом все остальное.
Мирка вытащила из ящика зеркальце, покусала губы, насупилась, верно, что-то там, в отражении, ее не устроило. И на помощь пришла помада.
Потом пудра.
Карандаш.
— Все, я полетела. Если кто будет спрашивать… сама знаешь.
Вика кивнула. Знает.
И проводила взглядом парочку, испытывая преогромное желание сделать гадость. Какую-нибудь глупую, детскую, вроде опрокинутой чернильницы или кнопок на стуле. Но…
Посконников Михаил Валерьянович и вправду существовал.
Калерия выяснила, пусть и не хотела поначалу, но, узнав, для чего информация согласилась, что в делах сердечных осторожность не помешает. Не всем же так везет, как ей.
Виктория вздохнула.
Посконников Михаил Валерьянович существовал. И жил в Ленинграде на улице Революционеров, в третьем доме и второй квартире.
Служил когда-то.
Имел медаль, но какую-то несерьезную, про которую Виктория и не слышала. А главное, что он и вправду работал при институте магической механики, младшим научным сотрудником.
— Простите, — робкий голос отвлек от мыслей. — Мне до крайности неловко вас отвлекать, однако…
Стоявший перед ней мужчина был… нелеп, пожалуй.
Мятое пальто какого-то чересчур яркого и совершенно немужского лилового колера с оторванною пуговицей, которую мужчина держал в руке.
Горчичный костюм.
Зеленая рубашка и галстук, съехавший набок.
— У… вас случайно… совершенно случайно…
Растрепанный.
И несчастный до того, что сразу возникло желание его обнять и утешить.
— …не найдется иголки?
— Давайте сюда, — решилась Виктория, скорее от тоски душевной, чем из надежды, что из этого знакомства что-то да выйдет. Никогда не выходило, хотя, конечно, люди в библиотеку заглядывали приличные, но до сегодняшнего дня от Виктории им нужны были лишь справочники с газетами.
А тут…
— Мне неловко.
Он и покраснел еще.
Не старый. Мятый и… как там сказала Мирка? Недосмотренный.
— Все равно людей нет, а у меня получится лучше, чем у вас, — прозвучало это несколько самонадеянно, и кто другой непременно обиделся бы, но мужчина кивнул и вздохнул, как показалось, с немалым облегчением.
— Спасибо вам большое, — сказал он, протягивая пуговицу.
— А пальто?
— Ах да, простите…
Он поставил внушительного вида портфель у стойки и пальто стянул.
— А то я ничего здесь не знаю… третий день живу, а не знаю.
— Командировка?
— Длительная. Приехал лекции читать. По основам теории начертательной магии. Пока обустроился…
— А вы…
Виктория бросила взгляд на руки. Хорошие руки. Мужские. Не грубые лопаты, как у Ингвара, но и аристократической хрупкости, которая хороша на картинке, лишены. Правда, ногти явно обкусаны, а на мизинцах и вовсе сгрызены до крови. На пальцах царапины, а манжеты рубашки обзавелись той характерной каймой, которая появляется, если стирать рубашку обыкновенным полосканием в тазу. Впрочем, откуда мужчине знать, что рубашки нужно вымачивать, кипятить, а манжеты натирать хозяйственным мылом?
Стало быть, одинокий.
И кольца нет. И следа от кольца, который остается у некоторых сообразительных, однако не слишком порядочных особ.
— Чуднов. Илья, — представился командировочный. — Кандидат магических наук…
— Виктория, — Виктория протянула руку, которую осторожно пожали. — Библиотекарь.
— Библиотека у вас на диво хорошая!
Она отошла к креслу, что стояло у окна. Иголка с ниткой нашлись в сумочке, как и крохотные ножницы, купленные когда-то по случаю. Ножницы были немецкими, возможно, трофейными, и отличались удивительною остротой.
Вот Виктория и берегла их, в том числе от сестрицы, обладавшей просто-таки поразительным умением терять нужные и полезные вещи.
— Я, признаться, скептически отнесся, когда коллеги предложили заглянуть, но в ваших каталогах и вправду много интересного… — Илья не отошел, стоял рядом, неловко переминаясь с ноги на ногу. И Виктория вынуждена была признать, что вот он, ее шанс в жизни.
Кандидат наук — это вам не младший научный сотрудник с неясными перспективами.
А потому пуговицу она пришивала с немалым воодушевлением.
— К нам многое свозили, когда отступление шло. Спасали. А потом, после войны уже, когда стали наново отстраивать, то и заполняли библиотеки свежими книгами. Проще так, чем разобраться, где и чье. Вот и осталось в фондах. Там, говоря по правде, даже не все разобрали.
— Неужели? — светлые глаза Ильи заблестели. — И… много еще неразобранного?
— Хватает, — Виктория захлестнула нить вокруг ножки. — Целый угол завален. Мы работаем, конечно, только… людей немного, а работы хватает.
Это прозвучало солидно и веско.
Не признаваться же на самом деле, что ей не нравится подвал. Да, глубокий, да сухой и чистый, и мыши в нем не водятся: защитные артефакты обновляют регулярно, но ведь подвал же.
В нем темно и не по себе.
Да и удовольствия возиться с пыльными коробками немного.
— А… понимаете… извините… наверное, это наглость с моей стороны чрезвычайная…
— Посторонним нельзя, — не без сожаления сказала Виктория, подумав, что, конечно, искушение велико, но правила есть правила. А рисковать работой ради сомнительного пока знакомого она не готова.
— Конечно, конечно. Я понимаю. В Москве тоже в фонды не пускают, особое разрешение нужно… но я подумал… я тут никого не знаю… может… вы бы согласились… — он окончательно растерялся и договорил уже шепотом: — Устроить мне небольшую экскурсию по городу.
— С удовольствием, — Виктория разгладила тонкую и необычайно нежную ткань, подумав, что пальто это явно не в ЦУМе куплено. А если и там, то в особом отделе, куда, как и в фонды, пускают не каждого.
Астра немного волновалась.
Вообще она волновалась всегда, так уж выходило, что любое почти событие заставляло ее замирать, отчаянно размышляя, как это самое событие изменит и без того переменчивую ее жизнь.
Но сейчас…
Она волновалась совершенно иначе, чем всегда. И не находила себе места. Расхаживала по комнатушке, пока не наткнулась на стену. А наткнувшись, упала в кресло. И Розочка, проведя ладошкой по отрастающим волосам, сказала:
— Книжку почитай.
— Тебе?
— Себе, — сама Розочка забралась на кровать и руки под подбородок сунула. И поза вдруг эта показалась до боли знакомой, будто…
Глупость какая.
— Может, все-таки лучше тебе?
Она фыркнула.
— Почитай. Читать полезно. А переживать нет. Он проспит еще часов пару точно.
— Откуда… Роза!
— Да, мам?
— Ты его…
Она пожала плечиками:
— А чего он маялся? Упертый, вот прямо как ты. Поспит и проснется здоровым, а то бы лежал и мучился.