Страница 7 из 7
Такого рода смысловые отношения не привносятся в художественные тексты в качестве их «идей», а устанавливаются ни чем иным, как процедурой наррации – особого рода деятельности, формирующей и ретранслирующей наш событийный опыт присутствия в мире.
Следует подчеркнуть, что нарратологии ни в коем случае не следует утрачивать четкого представления о границах этой деятельности: «нарратология без берегов» эвристически непродуктивна. Для понимания сущности любого явления крайне важно осознание того, чем оно не является. Вне предмета нарратологии остаются тексты, референтное содержание которых в интенциональном акте дискуссии не наделяется статусом события.
Таковы, в частности, перформативные высказывания, которые, будучи непосредственными речевыми действиями, а не сообщениями о действиях, являют собой автореферентные дискурсы. Это широкий круг анарративных речевых жанров от магического заклинания, клятвы, присвоения имени, похвальбы и брани, оскорбления или комплимента до декларации, воззвания, молитвы; сюда же принадлежит и лирика в качестве литературного рода художественного письма.
Противоположная анарративная интенция состоит в констатирующем «схватывании» референтного содержания путем описания, рассуждения или идентификации. Описания и рассуждения нередко встречаются в нарративных текстах наряду с повествованием. Однако здесь это лишь усложняющие и обогащающие данный дискурс вкрапления, лишь острова, омываемые повествовательным потоком.
Роль текстообразующей доминанты констатация приобретает в итеративных высказываниях, где референтное содержание речи лишено событийности, но взамен наделено стабильностью и закономерностью естественных (природных) или нормированных (культурных) состояний и процессов. Референтная функция итеративного дискурса внеисторична; это «жизнь, сведенная к повторению архетипических деяний, то есть к категориям, а не событиям»[41].
То же самое следует сказать и о медитативных высказываниях, чье референтное содержание определяется рефлективным опытом человека. Так, Поль Рикёр в одном из начальных разделов своего философского труда о нарративных практиках пишет: «То, что обрисовано здесь, – лишь своего рода уменьшенная модель того тезиса, который будет подвергнут испытанию в дальнейшем изложении»[42]. В медитативном (аргументативном) дискурсе изложению подлежит не ход событий, а когнитивное «испытание тезиса».
Перечисленные регистры дискурсивности исторически диахроничны по своему возникновению и укоренению в человеческой культуре. Наиболее архаичны перформативные дискурсы прямого волеизъявления. Несколько позднее человек освоил описательно-итеративные высказывания, репрезентировавшие процессуальный жизненный опыт. Репрезентация событийного опыта нарративными практиками рассказывания, как было показано О.М. Фрейденберг, существенно более позднего происхождения, для чего понадобилось зарождение понятийного мышления. Наконец, достаточно развитое понятийное мышление начинало формировать медитативную дискурсивность.
Медитативные (иначе: аргументативные) дискурсы по своей природе «теоретичны», поскольку являются не репрезентациями, а генерализациями процессов или состояний. Они в известном смысле «автокоммуникативны», овнешняют внутренние процессы мыследеятельности некоторого субъекта. Однако, поскольку мы имеем дело с дискурсией, то ориентация на потенциального адресата неизбежно сказывается и здесь, хотя и в меньшей степени.
Тогда как наррация вся устремлена к адресату, направлена на то, чтобы сделать и его заинтересованным, как бы даже непосредственным свидетелем некоторого опосредованного рассказыванием события.
Наррация
Латинское слово narratio означает повествующее говорение. Однако в современной нарратологии термин «наррация» закрепился не за самим говорением, а за организацией его референтной стороны – событийной истории. Теперь данным термином принято обозначать уже не поверхностно-речевую, а глубинно-когнитивную структуру повествовательного сообщения, его – пользуясь языком риторики – «диспозицию», тогда как референтная история высказывания соответствует риторической «инвенции», а речевая ее манифестация – «элокуции».
По мысли Рикёра, наррация представляет собой переход от «до-нарративных структур реального действия» (они могут воспроизводиться также и миметически – в непосредственном показе) к «двойной структуре конфигурирующей операции рассказа»[43]. Высшей ступени развития такая структура достигает в романе, где «слово говорящего человека не просто передается и не воспроизводится, а именно художественно изображается и притом – в отличие драмы – изображается словом же» [3, 145].
Наррация в когнитивном значении возможна не только вербальная. Когнитивные структуры наррации могут реализоваться не только в слове, но и иными медиальными средствами (в частности, визуальными). Медиальная сторона словесных нарративов мыслится как «вербализация» наррации. И все же нарративность исторически возникает именно в слове, приходя на смену более архаичному наглядному показу, служившему первоначальной формой распространения опыта (свойственной также и животным).
Исследование О.М. Фрейденберг «Происхождение наррации» (1945), будучи первым подступом к исторической нарратологии, убедительно показало, что нарративность – в качестве способности человеческой речи формировать культурную память как событийное вПдение и понимание жизни – является феноменом относительно поздним. Освоение человеческим сознанием событийной стороны бытия – следствие овладения «понятийным мышлением», которое, по Фрейденберг, и «создает наррацию», поскольку оно порождает предложения цели, причины, условия, что движет сюжет и наполняет его связями с реальными процессами, дает зависимость и приводит к известным результатам»[44].
Мифологическая действительность как непосредственная форма культурного (надбиологического) бытия людей, нуждалась в показе и опознании, а не в рассказе о ней: «Мифов-нарраций никогда не было и не могло быть […] мифы-рассказы имеются только в учебниках по мифологии; если же их связная сюжетная цепь воспроизводилась древними писателями […] то потому, что к этому времени наррация давно функционировала»[45]. Она появляется в связи с кристаллизацией личностного событийного опыта в качестве культурного новообразования.
Конструктивная проблема нарративности состоит в принципиальной рассогласованности когнитивных (мыслительных) структур человеческого опыта и семиотических структур его репрезентации. Помимо несовпадения временных протяженностей рассказываемой жизни и рассказа о ней, наш жизненный опыт един и целостен, континуален, а его словесная репрезентация неизбежно дискретна, поскольку осуществляется посредством знаков. Визуальный показ (миметическая репрезентация) каких-либо действий длится обычно столько же времени, сколько понадобилось на совершение самих этих действий. Рассказ же о них, как правило, протекает гораздо быстрее, поскольку, не имея возможности назвать одновременно все подробности повествуемых переходов от ситуации к ситуации, рассказчик опирается на возможности слушателя достроить полноту картины в своем воображении.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
41
Элиаде М. Миф о вечном возвращении. СПб.: 1998. С. 133 (выделено автором).
42
Рикёр П. Время и рассказ. Т.1. С. 66.
43
Рикёр П. Время и рассказ. Т. 1. С. 208, 209.
44
Фрейденберг О.М. Происхождение наррации // О.М. Фрейденберг. Миф и литература древности. 2-е изд., испр. и доп. – М., 1998. С. 282.
45
Там же. С. 228.